“МЕДАЛЬНОЕ” ВЫПУСКНОЕ СОЧИНЕНИЕ
Тема гражданской войны в отечественной литературе ХХ века. (По одному или нескольким произведениям.)
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
М. Волошин
“Все наши, все мы люди, все крещёны, все русские. И чего дерёмся, Бог весть. Выдумали каких-то красных да белых и дерутся”,- высказывает затаённую мысль герой одного из первых романов о гражданской войне, написанного бывшим политработником Красной Армии В. Зазубриным, романа “Два мира” (1921).
Гражданская война... Русский убивает русского, и не суть важно, ради какой идеи, а многие и вовсе без всякой идеи. Страшные картины зверства колчаковцев нарисовал в романе “Два мира” В.Зазубрин, и он же в повести “Щепка”, написанной в 1923 году, но опубликованной в 1989-м, покажет жуткую машину смерти - камеру губчека.
Гражданская война. Многое нам уже известно: развал государства, спекуляция, голод, эпидемии, хаос... Озверевший народ, развал армии. На улицах бесчинствует хам и уголовник, анархист и матрос. Разврат, убийства, грабёж, вседозволенность ... Интеллигенция бежит из России. Страшная картина. Вожди пообещали народу светлое будущее. И началась жестокая борьба ... Люди захлёбываются в крови.
“Заплатит ли кто-нибудь за кровь? Нет. Никто... Никто”,- заостряет одну из важнейших нравственных проблем эпохи М. Булгаков в романе “Белая гвардия”. Но сам писатель, как и другие авторы, показывает, что расплата неминуемо приходит прежде всего как муки совести, внутренний надлом, как жажда искупления вины человеком, который переступил христианскую заповедь - не убий! - и не смог “поднять” эту тяжелейшую ношу.
Страницы произведений о гражданской войне полны сцен боёв, расправ, насилия, проявления жестокости и беспощадности с обеих сторон. Как мне думается, с точки зрения жизни конкретного человека не столь важно, белый или красный террор предшествовал друг другу - террор был реальностью гражданской войны. Именно литература сформировала представление о гражданской войне не просто как об одном из этапов нашей истории, но как о трагедии, общей беде нации. Этот вывод делаем мы, современные читатели, даже независимо от того, как сам автор относится к событиям, считает ли он насилие пусть жестокой, но необходимостью гражданской войны, на чьей стороне его политические симпатии, поскольку объективное изображение всеобщего озлобления, многолетнего кровопролития, ставшего печальной российской традицией упования на силу и, как следствие, обесценивания жизни человека, говорит само за себя.
Белая гвардия. Что я знаю о ней? К сожалению, очень мало. Были в её рядах и настоящие герои - Колчак, Деникин, Кутепов - талантливейшие и высокообразованнейшие полководцы, храбрые воины огромной нравственной силы и воли, благородные люди, сохранившие в себе то понимание долга и чести, которое на протяжении столетий было основой дворянской культуры. Люди слова, дела, великодушные и по-военному жёсткие, способные и расстрелять труса за дезертирство. Они - интеллигенты, волею судьбы поставленные перед необходимостью выбора: с кем идти? С народом? Но народ ненавидит дворян. Против народа? Но это бессмысленно, потому что всколыхнувшейся России большевики бросили лозунги, чья сила объясняется вековой мечтой крестьянства о земле.
Были и изверги: палачи и садисты. Они делали отчаянные попытки пресечь “красную болезнь” любыми методами. “Для достижения цели любые средства хороши” - это было их заповедью, смыслом жизни. Эмигрант Р.Гуль в своих автобиографических заметках “Ледяной поход” (с Корниловым), будучи участником этих событий, так описал сцену расправы “рыцарей белой идеи” над безоружными пленными: “Люди падали друг на друга, а шагов с десяти, плотно вжавшись в винтовки и расставив ноги, по ним стреляли, торопливо щёлкая затворами. Упали все. Смолкли стоны. Смолкли выстрелы. Некоторые расстреливавшие отходили. Некоторые добивали штыками и прикладами ещё живых”. Стиль бесстрастного объективного повествования прерывается авторским комментарием: “Вот она, гражданская война; то, что мы шли цепью по полю, весёлые и радостные чему-то,- это не “война”... Вот она, подлинная гражданская война”...
Как и каждому русскому художнику ХХ века, М. Булгакову пришлось отвечать на главный вопрос времени: что значила гражданская война для России? Ответ на этот вопрос долгое время не давался с той ясностью, с какой он был сформулирован писателем ещё в 1919 году в небольшой заметке “ Грядущие перспективы”. Она и сегодня поражает нас, современных читателей, зрелостью суждений, точностью формулировок, неординарностью и лаконичностью выводов.
Начнём с того, что М. Булгаков считал русскую революцию итогом той трагедии, которая началась первой мировой войной. В неё Россия вступила вместе с европейскими странами, которых довольно быстро отрезвила кровь, человеческие потери, разрушения. Россия же из войны мировой втянулась в войну гражданскую, в ещё более страшные и глубокие разрушения. “Великая социальная революция” (эта формулировка заключена Булгаковым в кавычки как нечто инородное его тексту) повергла Россию на самое дно ямы “позора и бедствия”. Как отметила М. Чудакова, исследователь творчества М. Булгакова, в статье господствуют два понятия - “безумие” и “плата”. Первым определяется состояние России сегодня и в недавнем прошлом, “плата” предстоит будущему поколению.
Безумием были отмечены годы, приведшие Россию к гражданской войне. С точки зрения М. Булгакова, в трагическом сегодняшнем дне одинаково виноваты как добровольцы Деникина, рвущие “из рук Троцкого пядь за пядью русскую землю”, так и новые хозяева России, “одураченные им (Троцким) безумцы”, и даже те, “кто жмётся сейчас по тыловым дорогам юга, в горьком заблуждении полагающие, что дело спасения страны обойдётся без них”.
Статья эта писалась в Грозном (полуразрушенном городе, как сейчас!), под властью Добровольческой армии, и как видно из неё, тогда М. Булгаков допускал её победу: “Англичане, помня, как мы покрывали поля кровавой росой, били Германию, оттаскивая её от Парижа, дадут нам в долг ещё шинелей и ботинок, чтобы мы могли скорее добраться до Москвы. И мы доберёмся. Негодяи и безумцы будут изгнаны, рассеяны, уничтожены”. Однако легко заметить, что в статье господствует не традиционный для выступлений подобного рода пафос торжества идеи, а огромная усталость, разочарование, абсолютно трезвая оценка событий. Для писателя уже тогда было ясно, что лёгкой победы не будет, что даже долгожданное окончание войны гражданской не принесёт не только ощущения победы, но и столь необходимого отдохновения, покоя.
“Нужно будет платить за прошлое неимоверным трудом, суровой бедностью жизни. Платить и в переносном и в буквальном смысле слова. Платить за безумие мартовских дней, за безумие дней октябрьских, за самостийных изменников, за развращение рабочих, за Брест, за безумное пользование станками для печатания денег...” (“Грядущие перспективы”).
Предсказание М. Булгакова сбылось с одной только несущественной для него поправкой: платить пришлось не белым, а всей стране, тому поколению, которое допустило национальное безумие, именуемое “социальной революцией”. Отношение же к гражданской войне у писателя не носит привычного для нас конфронтационного, политического характера - “за белых или за красных?”. На этот вопрос М. Булгаков, как мне думается, мог бы ответить: “За Россию”. Безусловно, что белые ближе ему по факту рождения, по культуре и жизненному укладу, однако и они виновны в том, что произошло. Эта мысль красной нитью проходит через образ героя романа “Белая гвардия” Тальберга. Политические игры таких, как он, привели, по мнению писателя, не только к очередной “оперетке”, но и к прямому предательству.
“Белая гвардия” М. Булгакова. Начало гражданской войны. Страшной, таинственной описывается Москва, выбрасывающая в Город толпы беженцев. Попадая сюда, беженцы теряют свой прежний облик и достоинство: “Бежали седоватые банкиры со своими жёнами, бежали талантливые дельцы (...) Бежали журналисты, московские и петербургские, продажные, алчные, трусливые. Кокотки. Честные дамы из аристократических фамилий. Их нежные дочери, петербургские бледные развратницы с накрашенными карминовыми губами. Бежали секретари директоров департаментов, юные пассивные педерасты. Бежали князья и алтынники, поэты и ростовщики, жандармы и актрисы императорских театров”. Общую картину дополняет распад армии. В Городе появляются офицеры “с травленными взорами, вшивые и небритые, беспогонные”. Лишённые возможности выполнять своё прямое дело - защищать родину, они начинают “приспосабливаться, чтобы есть и жить”.
В развалившемся государстве рушатся не только общественные связи, рушится частная человеческая жизнь. Приспособиться многим из офицеров не удавалось. И название романа на таком фоне звучит скорее горько-иронически, нежели горделиво. В Городе начинают господствовать смерть, ненависть, насилие. Все смерти, изображённые в романе - от героической Най-Турса до случайной гибели еврея от петлюровской шашки - случаются на улицах Города, самый центр которого - “громаднейший Владимир на Владимирской горке” - становится прибежищем грабителей. Электрический белый крест в руках Владимира, раньше бывший путеводным знаком, оборачивается “мечом карающим”. Город начинает жить по законам смерти и разрушения, в нём господствует Апокалипсис. Процитированная в начале романа книга Откровений Иоанна Богослова становится смысловым ключом романа, действующие лица которого в начале пути расплаты за “безумие”: “Третий ангел вылил чашу свою в реки и источники вод; и сделалась кровь”. А как свидетельствует Иоанн Богослов, семь чаш гнева Божия должны быть вылиты на землю. Не случайно писатель в конце романа, как мне думается, заставляет нас, читателей, опять возвратиться к фигурам Най-Турса и Жилина, которые видятся почти замерзающему в карауле часовому бронепоезда “Пролетарий”. Раскалённые угли в утробе паровоза вызывают в памяти преисподнюю, из которой “в высь, чёрную и синюю, целилось широченное дуло в глухом наморднике вёрст на двенадцать и прямо в полночный крест”.