- не празднословь, запрети пустые и праздные речи ("Пифагор: удобнее камень всуе пустити, нежели слово праздно");
- воспитывать надо не столько словом, сколько личнгостью и "делами" ("Уча, учи нравом, а не словом: кто словом мудр, а дела его несовершенны, тот хром есть"; "учитель нравом да покорит ученика");
- В правильном действии словом – оружие и зашита человека: "То же его знаменье, то же его град, то же его сила, то же его стена".[19]
Подобный анализ можно предпринять по множеству сочинений: "Домострою", сочинениям ораторской прозы и др.
Второе направление – реконструкция образцовых, рекомендательных качеств речи в сочинениях Древней Руси. Пытаясь представить образ древнерусского Древней Руси, нами был предпринят анализ слов, называющих образцовые качества речи. Дело в том, что при переводе определения науки риторики в первом отечественном учебнике 1620 года учитель-переводчик делал свои комментарии и назвал 6 (!) русских синонимов словам риторика и красноречие. Во всех этих словах фиксировалось определенное ценимое качество речи : "Риторика есть яже научает пути праваго и жития полезнаго добрословия. Сию науку сладкогласием или краснословием нарицает, (далее – учительское дополнение – А.В.) понеже красовито и удобно глаголати и писати научает". Затем ритор назван "учителем благословия", Димоньтен - "хитроречивым", а Кикерон – "началником латинскаго хитрословия".
Анализ слов подобного рода позволил выявить наиболее ценимые качества речи. Самыми частотными оказались слова с корнем благо- (благословие, благословесие, благоглаголание, благоязычие, благоречие, благоустие, благовестие благовещание и под. – этим списком количество корней не исчерпывается). Несомненно синонимичным ему являются сложные слова с корнем "добро-": доброречие, добробеседование и мн. др.
Любопытно, что слова с корнем красно- начинают активно употребляться не ранее второй половины XVII века, хотя красогласование имеется уже в Хронике Георгия Амартола. Красноглагольником Андрей Курбский называет Иоанна Грозного, "красноглаголанием…" жен "прельщаются человецы", но сам термин красноречие впервые употреблен хулителем красноречия протопопом Аввакумом. Так что красота речи оценивается (как и всякая мирская красота) двояко.
Анализ качеств речи, выраженных словами типа доброречие, краснословие показал, что в древнерусском языке XVII века было не только около 20-ти синонимов слову риторика, но положительным качествам речи противостоят отрицательные, причем в количестве корне й ничуть не меньшем, чем положительные. Все эти слова, конечно, показывают требования к речи и они систематизируются следующим образом:
1) благо / зло (благословие, доброречие / злословие, злоязычие, пагубословие. срамословие);
2) красота – некрасота (красноречие, златоустие / нелепословие, гнилословие);
3) правдословие, истиннословие / лжесловие, плетословие, кривоглаголагие, блядословие;
4) Способность к речи / бессловесие, безгласие (многовещание оценивается и как способность к речи, и как дурное многоглаголание);
5) "Краткословие, потребное везде (Максим Грек) / многоречие, велегласие, велеречие, долгословесье;
6) Содержательность речи / пустота речи (суемыслие и суесловие, празднословие, тщесловие);
7) Согласие, советъ / прекословие, супротивословие;
8) Восхваление / хула (славословие / вредословие, кощюнословие, грубословие);
9) Громкость / неблагозвучие (многогласие / негладкогласие);
10) Сладость словесная / грубость (сладкогласие, сладкоязычие / пагубословие, жестословие);
11) Остроумие (остроязычство) / косноязычие, косноглаголание. [20]
Духовная литература и педагогика XIX века продолжают развивать традиции, заложенные святоотческой литературой. Выше мы писали о той поразительной цельности и преемственности идей, которыми наполняется наша духовная литература. В данном случае представляется важным не просто перечень авторов (их много и они весьма разнородны стилистически), а анализ проблем, которые ставятся духовными писателями в отношении человеческого и Божественного Слова.
Эти проблемы, которые точнее назвать антиномиями слова, можно показать, обращаясь к классическим авторам духовной словесности:
1. Антиномия уединения / общения. С одной стороны, православная этика речи рекомендует уединение, ибо собеседование с Богом возможно только в сердечном уединении. Этого сердечного уединения и следует держаться даже в обществе, творя повсеместно молитву Иисусову. С другой стороны, "общительность является обязательной добродетелью христианина" [21] - в подтверждение этой мысли приводятся слова апостола Павла к Тимофею, "чтобы они (богатые – авт.) благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры и общительны" (1 Тим. 6, 18). Антиномия подтверждается словами Исаака Сирина: "Будь дружен со всеми, а мыслью пребывай один".
2. Антиномия молчания / доброречия. Молчание требуется для того, чтобы формировать духовную сосредоточенность, устремленность к Божественному, но молчание не должно перейти в "молчаливость, соединенную с ограниченностью – скудостью душевного содержания и нелюдимостью". [22] Проявление же доброты как основного качества христианина непременно требует доброречия как ответственного и нравственного отношения в слове к своему собеседнику или аудитории.
3. Антиномия бесстрастия / чувствования. Духовная этика речи, по-видимому требует нормализации жизни чувства с запретом на умышленное возбуждение ложных страстей в человеке (чем особенно грешит современная речевая действительность, стремящаяся всячески воздействовать на страстную сторону души). История слов "страсть" и "чувство" требует особого рассмотрения. Здесь лишь укажем, что страсть положена в основу речевого воздействия классическими теоретиками риторики. "Вся сила и мощь красноречия состоит в возбуждении страстей" (Цицерон).[23] "Основание красноречия суть страсти" (М.М.Сперанский).[24] Лучшие страницы, посвященные анализу "возбуждения и утоления страстей", имеются в "Кратком руководстве к красноречию" М.В.Ломоносова – ср. то, что пишет М.В.Ломоносов о любви: "Любовь есть склонность духа к другому кому, чтобы из его благополучия иметь услаждение. Сия страсть по справедливости может назваться мать других страстей… и т.д.".[25] Отрицать этическую компоненту в этих авторитетных для отечественной культуры текстах было бы невозможно. В то же время "страсть" в православной этике является синонимом греха и порока – поэтому в молитвенных обращениях найдем: "Господи, покрый мя от человек некоторых, и бесов, и страстей…"; "погаси пламень страстей моих"; (к Богородице) "Жизнодателя Бога рождшая, умерщвлена мя страстьми оживи… уврачуй души моея многолетния страсти" и мн.др.
4. "Чувства" же не только не запрещаются, но требуют всякого развития. Поэтому: "Господи, избави мя … окамененнаго нечувствия". Таким образом, рекомендуется "уставление страстей" и чувств, которые могут быть следствием правильно построенных речевых отношений.
В заключение лишь кратко коснемся вопроса: существуют ли специальные учения о речи (сегодня словом "речь" обозначается конкретное воплощение "языка", а "слово" понимается как троп, обозначающий, речевой процесс в целом)? История мировой и отечественной филологии отвечает на этот вопрос утвердительно. Наиболее общими учениями о речи были грамматика и риторика.
Первоначально грамматика – это учение о правильности речи. Правильность речи проявлялась прежде всего в нормализации употребления слов (это была этимология), звуков (просодия), соположения слов (синтаксис). Обращенность к правильности употребления слов приводила к классической формуле Н.Ф.Кошанского, объяснявшего в "Общей реторике" специфику каждой "словесной науки": "грамматика занимается словами" [26] . Именно грамматика ближе к понятию нормы, чем риторика, поскольку грамматика требовала осуществления принципов общей правильности речи, без чего принципиально невозможна речевая коммуникация.
Риторика, основываясь на принципах грамматической правильности, требует индивидуального творчества и мысле-стилевого новаторства, чему более всего соответствовал термин "изобретение". Изобретение в риторике предполагает новизну и оригинальность высказывания, без чего невозможно сформировать индивидуальный характер речевого общения, поиском которого всегда заняты участники речи.
Что касается убедительности и эффективности воздействия как главных целей риторических поступков, то имеется множество примеров отторжения от чрезмерной правильности в пользу риторического своеобразия мыслей, слов и характера произношения, которые именно стилевым своеобразием заставляют "склонять" аудиторию на свою сторону. В то же время и риторика, и стилистика несомненно основываются на понятиях правильности и нормы, отрицаясь от них лишь частично. Меру ориентации на норму, новаторского нарушения ее и предложения нового стиля мыслей и словесного оформления выбирает каждый речедеятель самостоятельно. Успех зависит от гармоничного соотношения нормированности и новаторства, ибо если речь неправильна, тебя могут обвинить в невладении литературным языком и вообще в безграмотности, но если в речи отсутствуют новые мысли и стилистическая оригинальность суждений, слов и голосоведения, оратор в совокупности его образа вообще не будет воспринят.
Отличие риторики от поэтики состояло в том, что риторика рассматривалась как общее учение о прозе, включающее в себя все виды реалистической словесности (более всего, деловой прозы). Реальной речи противопоставлялись "вымыслы" – ими занималась поэтика. Целью поэтического художественного творчества является не действительность и ее изменение, а мимесис - подражание действительности, переживание чувства прекрасного в языке. Поэтика занимается эстетическими "удовольствованиями" (Н.Ф.Кошанский), поэтому более всего обращена к поискам индивидуально-выразительных средств в языке. Отсюда классическое деление в русской словесности на виды речи, изучаемые в частной риторике философская, догматическая, историческая проза, ораторское красноречие) и п о э т и к е (эпос, лирика, драма, виды худождественной литературы).