Смекни!
smekni.com

О семантике некоторых произведений Анны Ахматовой (стр. 2 из 2)

Отголоски мотива, на который мы здесь стремимся обратить внимание, звучат в очень многих ахматовских стихах, например в стихотворении "Кое-как удалось разлучиться.. > ("Как подарок, приму я разлуку"13); в первом (1940 года) стихотворении цикла "Разрыв" ("Не недели, не месяцы - годы..."): "И седой над висками венец", где венец - не украшающее сравнение, но слово вполне семантичное (даже под рифмой стоит)14; в третьем (1934 года)15 стихотворении того же цикла - "Последний тост" ("Я пью за разоренный дом...") - и даже в совсем раннем, 1909 года, диптихе "Читая Гамлета" (1: "У кладбища направо пылил пустырь…"), где о речи, причинившей боль, сказано: "Пусть (! - А. Я.) струится она сто веков подряд Горностаевой мантией с плеч".

Из представленных здесь наблюдений вытекает один очень важный вывод. Коль скоро утрата у Ахматовой почти всегда означает обретение16 и коль скоро в ахматовской поэзии, как многократно отмечалось исследователями, огромную роль играют "психологические буйки", процессуальная синекдоха, улика17, позволяющая по названному следствию угадать неназванную причину18 (составляющую, тем не менее, главный, глубинный смысл поэтического произведения), - коль скоро верно и то и другое, мы по-иному воспринимаем восклицание "Слава тебе, безысходная боль!" ("Сероглазый король", 1910) и подобные ему. Ведь те, кто не любит Ахматову, очень часто не любят ее именно за это - за этот, как им видится, уход в страдание, упоение своим страданием как таковым19. Оборотная сторона названной в поэтическом тексте утраты, выраженного в нем страдания всегда есть обретение чего-то очень высокого (пусть даже и неназванного). Это распространяется и на те стихотворения, в каждом из которых по отдельности нет ясных намеков на обретение высокого. Это не результат нашего субъективного настроя, это доказывается совокупностью текстов самой Ахматовой, на которые мы опирались в нашей заметке и семантику которых стремились в ней показать. Работа проделана не напрасно, если эта заметка попадется на глаза тем, кому приходится бороться с ощущением, будто ахматовские стихи, в которых автор (или лирическая героиня) идет в глубь страдания, несут на себе отпечаток, чтобы не сказать по-другому, нездорового отношения к жизни. Лирика Ахматовой не патологична. Лирика Ахматовой чиста, возвышенна и целомудренна.

Здесь уместно вспомнить рассуждение Н. В. Недоброво о "страдальческой лирике"20. Поскольку источник малодоступен, да будет позволено процитировать это рассуждение почти целиком: "Заметно присутствие в ее (Ахматовой. - А. Я.) творчестве властной над душою силы... Эта сила в том, до какой степени верно каждому выражению, хотя бы и от слабости возникшему, находится слово, гибкое и полнодышащее, и, как слово закона, крепкое и стойкое. Впечатление крепости и стойкости слов так велико, что, мнится, целая человеческая жизнь может удержаться на них; кажется, не будь на той усталой женщине, которая говорит этими словами, охватывающего ее и сдерживающего крепкого панциря слов, состав личности тотчас разрушится и живая душа распадется в смерть. И надобно сказать, что страдальческая лирика, если она не дает только что описанного чувства, - нытье, лишенное как жизненной правды, так и художественного значения. Если ты все стонешь о смертном страдании и не умираешь, не станет ли презренною слабость твоей дрябло лживой души? - Или пусть будет очевидным, что, в нарушение законов жизни, чудесная сила, не сводя тебя с пути к смерти, каждый раз удерживает у самых ворот. Жестокий целитель Аполлон именно так блюдет Ахматову. "И умерла бы, когда б не писала стихов", - говорит она каждою страдальческою песней, которая оттого, чего бы ни касалась, является еще и славословием творчеству".

Список литературы

1. Слово "jnana", этимологически соответствующее русскому "знание", означает знание, приобретенное в результате опыта, наблюдения, эксперимента и т. п. - апостериорное знание; "vidya" (одного корня с русскими "ведать", "ведун", "вещий") - априорное знание, вообще говоря, независимое от опыта, интуитивное знание, или полученное путем самоуглубления, размышления и т. п. (можно было бы добавить в этот ряд и слово "медитация", теперь, увы, вполне омещанившееся но изначально точное). Эти два вида знания сегодня - вопреки тому, что писал М. А. Волошин в начале XX века в статье "О теософии", - не враждебны друг другу. Поразительно, что в России начала века литературная группировка, принципиально противостоявшая русскому символизму (которого идеал, конечно, видья), по вещей случайности назвала себя "Знание" (разумеется, не зная и не понимая различия двух названных понятий в языке далеких общих предков нынешних славян и индийцев).

2. Эйхенбаум Б. М. Анна Ахматова: опыт анализа. Пг., 1923. С. 132.

3. Здесь и далее цит. по: Ахматова Анна. Стихотворения и поэмы. Л., 1979.

4. Чудинова Е. П. К вопросу об ориентализме Николая Гумилева // Филол. науки. 1988. № 3 С. 9-15.

5. Здесь и далее курсив в цитатах мой. - А. Я.

6. Формула из неопубликованного спецкурса "Язык русской поэзии" М. В. Панова, читанного в МГУ в 1984/1985 учебном году.

7. Некоторые утверждают, что Ахматова - не акмеист, видимо, им так легче объяснять публике, что она великий поэт. Интересно, для того, чтобы объяснить кому-то, что Менделеев - великий ученый, надо ли отрицать, что он химик? Или что Циолковский - инженер?

8. Гумилев И. С. Письма о русской поэзии. Пг., 1923. С. 190.

9. Добин Е.С. Поэзия Анны Ахматовой. Л., 1968. С. 96.

10. См. прим. 1.

11. Добин Е. С. Указ. соч. С. 97.

12. См. также: Жирмунский В. М. Творчество Анны Ахматовой. Л., 1973. С. 128.

13. Это пишет ранняя Ахматова, для которой страшнее разлуки вообще ничего нет; перемена наступит позже, когда самым ужасным на свете станет бег времени ("Что войны, что чума? - конец им виден скорый...", 1962) и когда желания и чувства сами окажутся наделенными способностью чувствовать и желать (см., например, пьесу "Пролог, или Сон во сне").

14. Примером поэтической системы, в которой такое слово без ущерба для целого могло бы быть употреблено в качестве украшающего эпитета (и даже просто для рифмы), можно назвать, пожалуй, поэтическую систему С. А. Есенина.

15. Имеется в виду не хронологическая, а композиционная последовательность.

16. Продолжая наши параллели, отметим, что существует традиция доказательства энантиосемии понятий "брать" и "давать" в праиндоевропейском, восходящая к Э. Бенвенисту: Benveniste E. Le vocabulaire des institutions indo-europeennes. Paris, 1969. V. 1. P. 81-82. Имеется перевод на английский язык: Benveniste E. Indo-European Language and Society. London, 1973. P. 66-67.

17. Определения М. В. Панова. См. прим. 6.

18. См., например: Жирмунский В. М. 1) Вопросы теории литературы. Л., 1928. С. 300; 2) Творчество Анны Ахматовой. С. 92-93, 106 (о "связи с необозначенным" как особенности ахматовского синтаксиса).

19. Это неприятие имеет даже свою традицию. См., например: Арватов Б. Гражданка Ахматова и товарищ Коллонтай // Молодая гвардия. 1923. № 4. С. 147-151. Цитируется и подвергается критике в кн.: Жирмунский В. М. Творчество Анны Ахматовой. С. 40.

20. Недоброво Н. В. Анна Ахматова // Русская мысль. 1915. Кн. VII. С. 57.