Стратегия позволяет рассматривать смысл как процесс, в ходе которого решаются частные задачи и подбираются способы формирования адекватного целостного смысла.
В типологической характеристике дискурса стратегия может быть продуктивной, если в основание типологии будет положен принцип «дискурс есть репертуар стратегий».
Анализ стратегии основывается на положении, что «стратегии можно распознать при помощи технических приемов, используемых автором в каждом конкретном тексте»[178].
В нашем случае суггестивная стратегия есть стратегия контроля. «Контроль .. определяется как поведение человека, влияющее на желательное изменение в объекте»[179] (в случае КК это «реформа сознания», индоктринация).
Стратегия реализует себя в ряде тактик:
1. Тактика стигматизирующей оценочности (мелиоративно-пейоративная тактика, тактика эмоционального аргумента), позволяющая увеличить заслуги «своего» и банализировать/отрицать врага в глазах читателя;
2. Тактика рациональной (логической) аргументации (оперирование экономической статистикой практически в начале каждой главы, изложение принципов маркистско-ленинской идеологии в гл.IV);
3. Тактика повтора (это не только отсутствие варьирования или повторение определенных клише, но и стереотипия синтаксического уровня)
Для примера рассмотрим пассаж из гл.12:3 КК:
«1937-ой год вскрыл новые данные об извергах из бухаринско-троцкистской банды. Судебный процесс по делу Пятакова, Радека и других, судебный процесс по делу Тухачевского, Якира и других, наконец, судебный процесс по делу Бухарина, Рыкова, Крестинского, Розенгольца и других, -- все эти процессы показали, что бухаринцы и троцкисты, оказывается, давно уже составляли одну общую банду врагов народа под видом "право-троцкистского блока".
Судебные процессы показали, что эти подонки человеческого рода вместе с врагами народа --Троцким, Зиновьевым и Каменевым -- состояли в заговоре против Ленина, против партии, против Советского государства уже с первых дней Октябрьской социалистической революции. Провокаторские попытки срыва брестского мира в начале 1918 года; заговор против Ленина и сговор с "левыми" эсерами об аресте и убийстве Ленина, Сталина, Свердлова весной 1918 года; злодейский выстрел в Ленина и ранение его летом 1918 года; мятеж "левых" эсеров летом 1918 года; намеренное обострение разногласий в партии в 1921 году с целью расшатать и свергнуть изнутри руководство Ленина; попытки свергнуть руководство партии во время болезни и после смерти Ленина; выдача государственных тайн и снабжение шпионскими сведениями иностранных разведок; злодейское убийство Кирова; вредительство, диверсии, взрывы; злодейское убийство Менжинского, Куйбышева, Горького, -- все эти и подобные им злодеяния, оказывается, проводились на протяжении двадцати лет при участии или руководстве Троцкого, Зиновьева Каменева. Бухарина, Рыкова и их прихвостней -- по заданиям иностранных буржуазных разведок.
Судебные процессы выяснили что троцкистско-бухаринские изверги,
выполняя волю своих хозяев -- иностранных буржуазных разведок, ставили своей целью разрушение партии и советского государства, подрыв обороны страны, облегчение иностранной военной интервенции, подготовку поражения Красной армии, расчленение СССР, отдачу японцам советского Приморья, отдачу полякам советской Белоруссии, отдачу немцам советской Украины, уничтожение завоеваний рабочих и колхозников, восстановление капиталистического рабства в СССР.
Эти белогвардейские пигмеи, силу которых можно было бы приравнять всего лишь силе ничтожной козявки, видимо, считали себя -- для потехи – хозяевами страны и воображали, что они в самом деле могут раздавать и продавать на сторону Украину, Белоруссию, Приморье.
Эти белогвардейские козявки забыли, что хозяином Советской страны является Советский народ, а господа рыковы, бухарины, зиновьевы, каменевы являются всего лишь -- временно состоящими на службе у государства, которое в любую минуту может выкинуть их из своих канцелярий, как ненужный хлам.
Эти ничтожные лакеи фашистов забыли, что стоит Советскому народу шевельнуть пальцем, чтобы от них не осталось и следа.
Советский суд приговорил бухаринско-троцкистских извергов к расстрелу.
НКВД привел приговор в исполнение.
Советский народ одобрил разгром бухаринско-троцкистской банды и перешел к очередным делам».
Тактика повтора реализует себя как нагнетание, многократное повторение и высокая концентрированность пейоративов: ничтожная козявка, пигмей[180], ничтожный лакей (пресмыкающийся, низкопоклонничество); нанизывание однородных членов, повторение практически без вариаций ряда клише «судебные процессы показали…», «судебный процесс а, б, с…», повторение синтаксических моделей типа «эти пигмеи/козявки/лакеи». Многочисленные повторы позволяют говорить о КК как о фатическом тексте, но, как кажется, более уместным будет понятие «рутинизированный текст»: рутина в обыденном смысле есть повторение – это значение отражает клишированность, суггестивную природу повтора в КК; слово “routine” в терминологизированном смысле в информатике обозначает часть программы – это значение отражает «запрограммированность» КК, интеллектуальный (логический) характер письма, направленного на производство определенного эффекта у читателя.
4. Тактика гиперболизации (онтологизации): математическое преувеличение, ценностное преувеличение, при котором все становится одинаково важным, как важна жизнь и смерть (в плане выражения эта тактика представлена в основном милитарной метафорой);
5. Тактика карикатуризации: несмотря на серьезность и догматичность «Краткий курс…» включает и элементы площадной (как бы площадной?) культуры, вводя их в текст оборотами все распевали, рабочие говорили: на выступление министра о новом царе Михаиле и его преимуществах перед Николаем II рабочие ответили: «Хрен редьки не слаще»; Предпарламент назывался предбанником; о Колчаке в текст вставлена целая частушка: «Мундир английский/Погон французский/Табак японский/Правитель Омский//Мундир сносился/Погон свалился/Табак скурился/Правитель смылся». Тактика карикатуризации служит расширению социального пространства текста через «флирт» высокого стиля с низким;
6. Тактика дистанции: огромная дистанция между массовым клиентом и институтом задается тем, что институт неперсонифицирован – он представлен «Редакционной коллегией», чей труд утвержден партией; это умалчивание имен создает ситуацию анонимной, внечеловеческой правды, которая пребывала всегда. «Краткий курс…» как бы написан всей партией и самой историей для партии.
Аналогичную ситуацию мы можем встретить в дискурсе тоталитарного культа: в «Обществе Сторожевой Башни» («Свидетели Иеговы») важнейшие решения по вопросам политики и доктрины, принятые Руководящей корпорацией Общества, подписаны не именами президента и вице-президентов (состав Руководящей корпорации не известен полностью не только членам культа, но и его профессиональным исследователям), а формулой «Верный и искренний Раб»; кроме того, «Перевод Нового Мира» – перевод Библии, подверстанный под доктрину «Свидетелей Иеговы», выполнен комитетом, имена членов которого известны (Фредрик Франц, Натан Норр, Альберт Шредер, Джордж Гонгласс), но никогда официально не публиковались «Обществом Сторожевой Башни» по причине того, что переводчики решили остаться анонимными по мотивам нестяжания и скромности.[181]
7. Тактика апелляции к авторитету (цитирование работ Ленина, Сталина) придает убедительность тексту.
Все эти тактики как языковые реализации стратегии рассыпаны по тексту в виде своеобразных конструктивных точек, направляющих восприятие читателя. Эта система точек есть структурная основа высказывания, преследующего цель.
Рассмотрение тактик тоталитарного дискурса позволяет уточнить мнение В.И.Карасика о природе интенционального воздействия в тоталитарном дискурсе. Теоретически моделируется 4 типа такого воздействия:
- посредством авторитета и власти
- посредством манипуляции (маскируемой власти)
- посредством убеждения, аргументации
- посредством психической или физической силы[182].
В.И.Карасик полагает, что в кризисное время амфиболия и двусмысленность снимается тенденцией иррационального чтения и письма: сила заменяет авторитет, а манипуляция аргументацию. Такая картина в общих чертах верна, но в частностях требует дополнений: советский тоталитарный дискурс оперирует не только манипулятивными тактиками (стигматизирующая оценочность, тактика повтора и подобн.), но и аргументативной тактикой (см. гл. IV КК, где - пусть и в упрощенной, но тем не менее, довольно логичной форме – излагаются положения марксистского (в сталинской редакции) взгляда на историю). Тактика апелляции к авторитету есть воздействие не силой (страхом), но властью, знанием.
Подчиненность текста одной коммуникативной потребности (все направлено на убеждение) ведет к замкнутости ассоциативно-вербальной сети (трафаретность, неварьируемая повторяемость) и бедности тезауруса (без колебаний можно, пожалуй, выделить только концепты, связанные с центром: «свой», «чужой», «борьба»). Сам тезаурус «застыл», он лишен познания – главной своей функции, история идеологически предзадана, ее нельзя испытать как опыт, ее нельзя исследовать, о ней нельзя рассуждать – знание отсутствует, в тезаурус лишь проецируется готовая абстрактная схема, ужé не соприкасающаяся с действительностью.