Однако очевидно, что билингвизм детерминирован именно социальными факторами, которые требуют не менее пристального изучения, чем сам механизм попеременного использования личностью или определённой языковой общностью двух (или более) языков и сопряженные с ним процессы. В связи с этим большое значение получает исследование двуязычия с точки зрения социолингвистики.
Другой актуальной для исследователей проблемой является определение критериев билингвизма. По этому вопросу было высказано немало мнений, диапазон которых чрезвычайно широк.
Один полюс составляют взгляды, согласно которым билингвом считается индивид, умеющий успешно осуществить коммуникацию на втором языке. Если опираться на эту точку зрения, то число билингвов среди мирового населения будет очень велико, поскольку ими можно будет считать большинство тех, кто обладает хотя бы элементарным знанием второго языка (включая школьные курсы иностранных языков). Так, в частности, А.П.Майоров, придерживаясь данного мнения, пишет: «Отличительной чертой языковой ситуации в современном обществе является групповой и массовый билингвизм: иностранные языки преподаются в школах и вузах, многие языки служат средством межнационального и международного общения, для многих билингвизм является атрибутом профессиональной подготовки (переводчики, дипломаты и т.д.)» [Майоров, 1998, с.5].
Аналогичной точки зрения придерживается К.Х.Ханазаров, считающий, что о наличии двуязычия можно говорить «там, где люди владеют вторым языком в степени, достаточной для общения и обмена мыслями с носителями второго языка» [Ханазаров, 1972, с.123]. При этом он отмечает: «Знание двух языков может быть неодинаковым по глубине, богатству, совершенству, но, несмотря на это, в главном, в основном, ради чего и существует язык, - в обмене мыслями, в общении, - оно отвечает требованиям общающихся» [Ханазаров, 1972, с.123].
Другой полюс мнений составляют взгляды тех, кто к билингвам причисляет людей с идеальным владением обоими языками. Например, М.Сигуан и У.Макки предлагают называть двуязычным «того человека, который кроме своего первого языка в сравнимой степени компетентен в другом языке, способен со схожей эффективностью пользоваться в любых обстоятельствах тем или другим из них» [Сигуан, Макки, 1990, с. 10]. Близок к такому пониманию и В.А.Аврорин, считающий, что «двуязычием следует признать примерно одинаковое владение двумя языками. Иначе говоря, двуязычие начинается тогда, когда степень знания второго языка вплотную приближается к степени знания первого» [Аврорин, 1972, с.50]. Впрочем, В.А.Аврорин разграничивает два вида билингвизма -полный и частичный.
Всё же полное двуязычие в таком понимании - скорее идеальное, чем реальное явление, ведь в таком случае к числу билингвов, как справедливо отмечает А.Е.Карлинский, возможно отнести только некоторых переводчиков, учителей и дипломатов, а все остальные люди, не столь блестяще владеющие вторым языком, как своим родным, но с успехом применяющие тот или иной в зависимости от коммуникативных ситуаций, останутся за рамками данного определения. Как показывает опыт, чрезвычайно мал процент людей, которые в равной степени легко говорят и мыслят не только на своём родном, но и на втором языке, не переводя мысленно своих высказываний с первого языка на второй. Таким образом, по словам А.П.Майорова, «идеальное двуязычие можно представить себе только теоретически» [Майоров, 1998, с.55], и оно скорее будет некой «отправной точкой для оценки двуязычия какого-либо конкретного индивида» [Сигуан, Макки, 1990, с.10]. В то же время такое определение остаётся характерным для собственно лингвистического взгляда на билингвизм; в таком авторитетном источнике, как «Словарь лингвистических терминов» О.С.Ахмановой трактовка указанное явление трактуется, как «одинаково свободное владение двумя языками» [Ахманова, 1966, с.125].
Нас более всего интересует определение двуязычия с социолингвистической точки зрения. В этом аспекте по-прежнему актуальной остаётся дефиниция, сформулированная Ю.Д.Дешериевым и И.Ф.Протченко ещё в 1972 году как
«знание двух языков в известных формах их существования в такой мере, чтобы выражать и излагать свои мысли в доступной для других форме, независимо от степени проявления интерференции и использования внутренней речи двуязычным индивидом в процессе письменного или устного общения на втором языке, а также умение воспринимать чужую речь, сообщение с полным пониманием» [Дешериев, Протченко, 1972, с.35]. Сегодня подобного мнения придерживается большинство социолингвистов. Н.Б.Мечковская, например, тоже утверждает, что «билингв - человек, владеющий двумя языками (в той или иной мере); двуязычный индивид» [Мечковская, 2000, с.105]. Сравним у А.Е.Карлинского: «билингв - это человек, принадлежащий к двум языковым общностям, причём степень вхождения в каждую из них может быть различной» [Карлинский, 1990, с.58]. Мы будем также придерживаться этого более распространённого (особенно в современной науке) социолингвистического взгляда, поскольку нас более всего интересует русско-французский билингвизм русского дворянства именно с точки зрения социолингвистики (социальные причины, приведшие к распространению данного явления в высших кругах, зависимость функционирования обоих языков не только от собственно лингвистических, но и от экстралингвистических факторов и т.д.), изучение же уровня владения языками, степени влияния грамматической системы одного языка на систему другого не входит в круг рассматриваемых нами проблем, тем более что последнее представляется весьма проблематичным в силу большой удалённости исследуемой эпохи во времени и опоры на письменные тексты, а не на живую речь. К тому же, независимо от того, какое понимание двуязычия -узкое или широкое - брать за основу, практически всех русских дворян начала XIX века можно считать билингвами, поскольку большинство их знали помимо родного языка французский (если не в совершенстве, то в близкой к совершенству степени).
Несмотря на сетования многих общественных деятелей той эпохи, да и множества современных исследователей по поводу забвения русского языка в дворянском обществе конца XVIII - начала XIX века, всё это - скорее преувеличение с целью обратить более пристальное внимание на судьбу русского языка, поскольку он никогда не терял своего значения как средство бытового, обиходного общения.
Естественно, описывая указанный период, большинство учёных вспоминают описание ситуации, сложившейся в тот момент в высшем сословии, данное А. С.Шишковым: «. дети знатнейших бояр и дворян наших от самых юных ногтей находятся на руках у французов, прилепляются к их нравам, научаются презирать свои обычаи, нечувствительно получают весь образ мыслей их и понятий, говорят языком их свободнее, нежели своим, и даже до того заражаются к ним пристрастием, что в языке своём никогда не упражняются.» [цит. по Виноградову, 1938, с.148]. Не следует забывать, однако, что фигура А.С.Шишкова до сих пор вызывает неоднозначные отклики (хотя при этом невозможно отрицать его вклада в развитие русской филологии начала XIX века), достаточно вспомнить знаменитую борьбу сторонников «старого» и «нового» слога и явную славянофильскую направленность его идеологии.
Кроме того, как отмечает А. П.Майоров, «общество в целом невозможно оценивать с точки зрения степени владения языком. Эта характеристика может быть приложима только к отдельному человеку, а также представлена в виде идеала, к которому нужно стремиться, но которого практически невозможно достичь» [Майоров, 1998, с. 56]. К тому же этот показатель весьма изменчив и обусловлен множеством факторов, к числу которых можно отнести такие переменные, как языковые способности личности, возраст, часто - пол, последовательность изучения языков, языковое давление какой-либо общности, престижность каждого из языков и многие другие. Поэтому вслед за А. П. Майоровым мы будем в нашем исследовании «иметь в виду такой уровень владения вторым языком, который был бы необходимым и достаточным для использования его в определённых функциях (коммуникативной, когнитивной, экспрессивной и т.д.)» [Майоров, 1998, с. 57].
Не менее важным, чем предыдущие, был в теории билингвизма и вопрос об особенностях естественного и искусственного двуязычия. Понятно, что естественный билингвизм возникает под влиянием разноязычного окружения и связан с необходимостью (или желанием) обмена информацией с носителями второго языка, тогда как искусственный билингвизм формируется в результате целенаправленного обучения. Учёные отмечают и различия в системе усвоения второго языка при естественном и искусственном двуязычии, а также в способах фиксации отношений языковых фактов к фактам действительности в памяти двуязычного индивида. Кроме этого, в случае овладения языком путём погружения в языковую среду, как пишет А. Е.Карлинский, «усвоение чужого языка идёт параллельно с приобщением к иной культуре» [Карлинский, 1990, с. 45], что далеко не всегда наблюдается при искусственном обучении языку.
Много внимания уделяется учёными и проблемам интерференции, то есть ошибкам в речи билингвов на втором языке (а иногда и на обоих), связанным с частичным отождествлением и смешением систем двух языков. Особенно глубоко разрабатывается этот вопрос в последнее время в нашей стране в исследованиях национально-русского двуязычия, часто - в связи в разработками методик обучения детей малых народов России русскому языку для профилактики подобных нарушений. Убедительной представляется концепция А.Е.Карлинского, который предложил понимать под интерференцией «случаи отклонения от нормы, возникающие в речи билингва на втором языке под влиянием первого языка. Случаи же отклонения от нормы, возникающие в речи билингва на первом языке, которые возникают в результате влияния второго языка . называть интеркаляцией» [Карлинский А.Е. Основы теории взаимодействия языков. -Алма-Аты, 1990, с. 127]. Данное разграничение представляется весьма целесообразным по нескольким причинам: во-первых, потому что возникновение указанных явлений обусловлено различными факторами (интерференция - языковыми, интеркаляция - психо- и социолингвистическими); во-вторых, интерференция - практически неконтролируемый (или слабо контролируемый) говорящим процесс, интеркаляция же «прямо или косвенно контролируется сознанием билингва» [Карлинский, 1990, с.128]; в-третьих, если интерференция характерна как для естественного, так и для искусственного билингвизма, то интеркаляция только для естественного; в-четвёртых, интеркаляции в речи двуязычного индивида тем больше, чем выше степень его владения вторым языком, тогда как интерференция имеет обратную зависимость; в-пятых, при интеркаляции (в отличие от интерференции) «вклиниванию в речь на втором языке подлежат только двусторонние единицы и их сочетания, начиная от отдельных морфем и кончая сложными словосочетаниями, сохраняющими полностью свои грамматические признаки, характерные для второго языка» [Карлинский, 1990, с.129]. Исходя из основных особенностей интеркаляции, А.Е.Карлинский строит типологию интеркаляции, различая в ней четыре вида: