Необходимость учета в процессе коммуникации фоновых знаний является сегодня общепризнанной. Фоновые знания, которыми располагают члены определенной этнической и языковой общности, являются основным объектом лингвострановедения. Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров [19] выделяют три вида фоновых знаний:
1 общечеловеческие (например, всем без исключения людям известны солнце, ветер, время, рождение и т.д.);
2 региональные (не все жители тропиков, например, знают, что такое снег);
3 страноведческие.
Последний вид – это те сведения, которыми располагают все члены определенной этнической и языковой общности и которые связаны со знанием национальной культуры. Такие фоновые знания, свойственные определенной языковой общности и отсутствующие у иностранцев, и получили название страноведческих[20,85].
Особую роль фоновые знания играют при понимании инокультурного текста. Текст в этом случае - это истинный стык лингвистики и лингвокультурологии, так как он принадлежит к языку и является его высшим ярусом, в то же время текст есть форма существования культуры. Этой проблемой занимается лингвокультурология – научная дисциплина, исследующая воплощенные в живой национальный язык материальную культуру и менталитет и проявляющиеся в языковых процессах в их действенной преемственности с языком и культурой этноса.
Важное место в лингвокультурологии отводится изучению прецедентных имен и ключевых концептов культуры. Прецедентными именами называются индивидуальные имена, связанные с широко известными текстами (Обломов, Тарас Бульба), с ситуациями, которые известны большинству представителей данной нации (Иван Сусанин, дед Талаш). Следует разграничить понятия “стереотип” и “прецедентное имя”: стереотип существует в качестве представления о культуре другого народа, которое может быть как верным, так и ложным; прецедентное имя же в полной мере может пониматься лишь представителем данной нации, поскольку ему известно, с какой ситуацией или с каким текстом оно связано.
Приведем пример из немецкого языка. В средние века в немецкой культуре имя Michel было очень распространенным и стало нарицательным. Выражение der deutsche Michel встречается впервые в 1541 году, его значение менялось на протяжении столетий. В XVII веке оно имело еще положительное значение и напоминало о происхождении имени Michel: Erzengel Michael, Schutzheiliger des deutschen Volkes (архангел Михаил, покровитель немецкого народа). В XVIII веке выражение употребляется то в значении tыchtiger, tapferer Bauer, то в значении ein einfдltiger, plumper, stumpfsinniger Mensch. К концу XVIII века за выражением закрепляется значение ein gutmыtiger, doch geistig unbeweglicher, ungebildeter Mensch, eine Schlafmыtze (соня, тюфяк).
В период между освободительными войнами и революцией 1848 года в Германии выражение deutscher Michel стало синонимом национально-ограниченного немецкого бюргера, воплотившего в себе типичные черты национальной отсталости и провинциальности; в политическом отношении “немецкий Михель” становится с годами символом реакционности и шовинизма.
В современном немецком языке:
* Michel, der (kurz von Michael) 1) разг. дурак, простофиля 2) немец
*der deutsche Michel шутливо-ироническое прозвище немецкого мещанина
Незнание истории данного выражения, которое является прецедентным именем в немецком языке, может привести к непониманию или неправильной интерпретации слов носителя немецкого языка.
2.4.3 Стереотипы и художественный текст
Наиболее популярным источником стереотипных представлений о национальных характерах являются так называемые международные анекдоты, то есть анекдоты, построенные на шаблонном сюжете: представители разных наций, попав в одну и ту же ситуацию, реагируют на нее по-разному, в соответствии с теми чертами их национального характера, которые им приписывают на родине анекдота.
Европейскиестереотипыхорошовиднывследующейшутке: “Paradise is where cooks are French, mechanics are German, policemen are British, lovers are Italian, and it is all organized by the Swiss. Hell is where cooks are British, policemen are German, lovers are the Swiss, mechanics are French, and it is all organized by Italians (Райтам, гдеповара – французы, механики – немцы, полицейские – англичане, любовники – итальянцы, аорганизуютвсешвейцарцы. Ад – где повара англичане, полицейские - немцы, любовники - швейцарцы, механики – французы, а организуют все итальянцы)”.
Итак, один источник, где с оговорками и большой осторожностью можно искать национальные характеры, - это международные шутки и анекдоты разных видов: те, которые рассказывают о себе сами представители той или иной культуры, и те, которые созданы иными культурами.
Другим источником можно считать национальную классическую художественную литературу. Слово классическая в этом контексте неслучайно, потому что литература, имеющая этот ранг, прошла испытание временем: ее произведения заслужили признание, повлияли на умы и чувства представителей данного народа, данной культуры.
Когда-то Генрих Гейне сказал: “Тому, кто хочет узнать немцев с лучшей стороны, я советую прочитать их народные песни”. Воспевая лучшие качества человека: трудолюбие, честность, отвагу, независимость, их творцы не признавали половинчатости в споре между добром и злом. В качестве примера можно привести балладу “Der Arme Schwartenhals”:
Der Arme Schwartenhals Горемыка Швартенгальз
Ich kam vor einer Wirtin Haus, Впутизаметилятрактир
Man fragt mich, wer ich wдre. Ипостучалвворота:
Ich bin ein armer Schwartenhals, “ЯгоремыкаШвартенгальз.
Ich eB und trink so gerne. Мне пить и есть охота!“
Man fьhrt mich in die Stuben ein, Хозяйкаотвориладверь.
Da bot man mir zu trinken, Яплащишляпускинул,
Die Augen lieB ich umhergehn, Налилвина – дасталглазеть
Den Becher lieB ich sinken. Икружкуопрокинул.
Man setzt mich oben an den Tisch, Онатутпотчеватьменя,
Als ich ein Kaufherr wдre, Чтобаринакакого.
Und da es an ein Zahlen ging, Датолькоденегневозьмешь
Mein Sдckel stand mir leere. Икошелькапустого.
Da ich des Nachts wollt schlafen gehn, Хозяйкасердится, бранит -
Man wies mich in die Scheuer, Чутьнеоглохоткрика.
Da ward mir armen Schwartenhals Постельнестелит, гонитпрочь:
Mein Lachen viel zu teuer. “Иди в сарай поспи-ка!“
Und da ich in die Scheuer kam, Чтоделать, братцы! Легяспать
Da hub ich an zu nisteln, Всараевозледома.
Da stachen mich die Hagendorn, Эх, незавиднаякровать -
Dazu die rauchen Disteln. Колючаясолома.
Da ich des morgens frьh aufstand, Проснулсяутром – смехигрех -
Der Reif lag auf dem Dache, Дрожуотстужисиний.
Da mubt ich armer Schwartenhals Воттакхоромы! Настене
Meins Unglьcks selber lachen. Засеребрилсяиней.
Ich nahm mein Schwert wohl in die Hand Нучтожевзяляврукимеч,
Und gьrt es an die Seiten, Пошелбродитьпосвету.
Ich Armer muBt zu FuBe gehn, Спустыммешкомпошелпешком,
Weil ich nicht hatt zu reiten. Коль не дали карету.
Ich hib mich auf und ging davon А на дороге мне сынок
Und macht mich auf die StraBen, Купеческийпопался,
Mir kam ein reicher Kaufmannssohn, Икошелекеготугой
Sein Tasch muBt er mir lassen. По праву мне достался!
перевод Л. Гинзбурга [21]
Г.Гейне писал об этой балладе: “Какой честный малый этот бедняга Швартенгальз, хотя он и разбойник с большой дороги!... Этот бедный Швартенгальз – самый что ни на есть немецкий характер, который я когда-либо знал. Какое спокойствие, какое сознание силы царит в этом стихотворении!...”
Тем не менее, как источник сведений о национальном характере художественная литература, дает неполное и субъективное представление о народе и о его национальных стереотипах, потому что каждое художественное произведение классической литературы имеет конкретного автора с его субъективным, то есть ему лично присущим, видением мира, в значительной мере обусловленным его собственной индивидуальной жизнью, творческим изображением и присущим лично ему талантом.
2.4.4 Восприятие и понимание стереотипов в художественном тексте
Основными причинами неадекватного понимания инокультурного текста могут являться описания речевых ситуаций, несвойственных для культуры носителя языка, столкновение с нетипичным невербальным поведением, в которое могут входить мимика, жесты, телодвижения, не имеющие аналогов в культуре носителя языка, либо интерпретирующиеся в соответствии с представлениями данного народа. Незнакомую культуру следует рассматривать как самоорганизующуюся систему, обладающую специфическим для нее набором кодов, являющихся для другой локальной культуры “чуждыми”. Процесс понимания незнакомой культуры, таким образом, есть расшифровка “чуждых” кодов, преобразование их в свои, ‘естественные”.
В качестве примера приведем диалог из романа Э.М. Ремарка “Три товарища” [22], который происходит между Пат Хольман и влюбленного в нее Роберта Локампа:
Also, was willst du nun, Tee oder Kaffee?
Kaffee, einfach Kaffee, Pat. Ich bin von Lande. Und du?
Ich trinke mit dir Kaffee.
Aber sonst trinkst du Tee?
Ja.
Da haben wir es.
Ich fange schon an, mich an Kaffee zu gewцhnen. Willst du Kuchen dazu? Oder Brцtchen?
Beides, Pat. Ich werde nachher auch noch Tee trinken.
В переводе этот диалог звучит так:
Итак, чего же ты хочешь, чай или кофе?
Кофе, просто кофе, Пат. Я ведь сельский парень. А ты?
Я выпью за компанию кофе.
А вообще ты пьешь чай?
Да.
Я так и думал.
Но я уже начинаю привыкать к кофе. Хочешь к кофе пирожное? Или булочку?
И то, и другое. А потом я выпью еще и чаю.
Для русского читателя разговор молодого человека и девушки выглядит как пустая застольная болтовня, потому что русский читатель не знает, что понятия чай и кофе в послевоенное время имели для немцев определенную социальную коннотацию: кофе считался напитком простых людей, а чай – напитком представителей более высоких слоев общества. Если прочитать диалог еще раз, уже зная это, то становится понятным его смысл, скрытый под разговором о чае и кофе. Роберт, мучимый постоянными мыслями о том, что такая девушка не для него, простого парня, постоянно горько иронизирует по этому поводу. Пат, соглашаясь пить вместе с ним “напиток простых людей” и уверяя, что уже начинает привыкать к кофе, высказывает тем самым готовность пойти Роберту навстречу, не думая о социальных барьерах.