РЕФЕРАТ
по теме: «Особенности языковой игры в текстах современных СМИ»
Подготовила: Белова М.,
310 гр.
Преподаватель: Н.И. Клушина
Москва, 2009
Особенности языковой игры в текстах современных СМИ
Впервые у меня возник интерес к данной теме на I курсе факультета журналистики МГУ. Подготавливая курсовую работу на смежную тему «Языковая игра в заголовках журнала Esquire» я поверхностно коснулась анализа возникновения и использования игрового приема при разработке заголовков статей. Результатом данного анализа стал вывод, подтверждающий необходимость «игривого преобразования» языка в целях привлечения читателя к материалу, стимулирования хорошего настроения. Однако результаты мы проанализируем позже, в ходе работы над темой. Сейчас имея полную обновленную библиотеку журнала Esquire (за 2008-2009 г.г.) мы можем провести более детализированный анализ, обращаясь не только к заголовкам, но и к самим текстам, имеющимся в данном журнале.
Для начала обратимся к началам образования термина «языковая игра», а затем попробуем подтвердить необходимость (быть может, даже добрую неизбежность) использования приема «словесной игры» и проанализируем его цели в языке. Иногда считают, что языковая игра – это игра слов. Действительно, на обыгрывании лексической многозначности или омонимии построен основной, самый распространенный вид языковой игры – каламбур. Для языковой игры используются (пусть не в равной степени) ресурсы всех языковых уровней.
Само понятие «языковая игра» пошло от нем. – Sprachspiel. Немецкий термин принадлежит Людвигу Витгенштейну, необходимый ему для описания языка как системы конвенциональных правил, в которых участвует говорящий. Понятие языковой игры подразумевает плюрализм смыслов. Далее Витгенштейн рассуждает о "размытости" понятия "игра", о невозможности определения его границ в силу того, что разные употребления этого слова имеют расплывчатое "фамильное сходство", а не четко определенный универсальный набор признаков, присущий всем без исключения играм. Можно описывать примеры разного рода игр, показывать, как по аналогии с ними могут быть сконструированы всевозможные типы других игр, но, как утверждает Витгенштейн, нельзя дать точное определение понятию "игры" и установить его четкие границы.
Долгое время идеи Витгенштейна принимались как догма, пока за их критику не принялась Анна Вежбицка. Несмотря на все свое почтение к философу, Вежбицка пытается «сделать невозможное» (в понимании Витгенштейна) - пытается определить понятие «игра». Она предлагает следующее толкование игры:
а) многое, что делают люди;
б) люди делают это в течение долгого времени;
в) люди делают это ради удовольствия (т.е. они хотят испытать какие-то хорошие чувства);
г) когда они делают это, они хотят, чтобы что-то произошло;
д) если бы они не делали это, они бы не хотели, чтобы что-то произошло;
е) когда они делают это, они должны знать, что им можно делать;
ж) когда они делают это, они должны знать, чего им нельзя делать;
з) прежде чем люди делают это, кто-то должен им сказать это.
Анна Вежбицка считает, что такое толкование вполне приложимо ко множеству видов деятельности, называемых «играми», но оно «не рассчитано на то, чтобы охватить случаи метафорического переноса, иронических и юмористических употреблений и проч.»
Таким образом, Вежбицка опровергает утверждение Витгенштейна о невозможности установления границ понятия «игра»: «На самом деле границы существуют, причем в разных языках они проведены по-разному, и носитель языка интуитивно знает и соблюдает эти границы». В качестве примера она приводит отличия понятий, выражаемых английским словом "game" и немецким словом "Spiel".Вежбицка утверждает, что понятия, заключенные в словах естественного языка, в определенном смысле, размыты, но это вовсе не значит, что и их семантическое описание должно быть размытым.
В отечественном языкознании термин вошел в широкий научный обиход после публикации одноимённой работы Е.А. Земской, М.В. Китайгородской и Н.Н. Розановой, хотя сами лингвистические явления, обозначаемые данным термином, имеют достаточно длительную историю изучения. Как указывается в данной работе, это «те явления, когда говорящий «играет» с формой речи, когда свободное отношение к форме речи получает эстетическое задание, пусть даже самое скромное. Это может быть и незатейливая шутка, и более или менее удачная острота, и каламбур, и разные виды тропов (сравнения, метафоры, перифразы и т.д.)». Исследователи изучают факты языковой игры в разговорной речи и считают, что языковую игру следует рассматривать как реализацию поэтической функции языка. В «Невском альманахе» за 1846 г., например, Н.И. Хмельницкий рассуждает о языке: «Напав на какое-нибудь слово, играю им, как мячиком... Поверьте, если бы мы почаще играли таким мячиком, то скорей бы приучились владеть языком, который не довольно еще гибок для языка разговорного».
В.З. Санников разбирает цитаты многих людей, рассуждавших о языке, как о живом организме, как о механизме развития и многом другом. В его работе цитируются люди совершенно разных профессий, что подверждает потребность в разностороннем анализе вопросов языка. К теме следует выделить еще одну чрезвычайно важную функцию языковой игры – языкотворческую. В этой связи представляет интерес следующее недоуменное высказывание З.Фрейда: «Какую экономию выгадывает остроумие благодаря своей технике? Произнесение нескольких новых слов, которые можно было в большинстве случаев найти без труда. Вместо этого острота из кожи лезет вон, чтобы найти одно слово, сразу покрывающее смысл обеих мыслей. <...> Не проще ли, легче и, собственно, экономнее было бы выразить обе мысли так, как это именно нужно? <...> Не будет ли больше чем уничтожена экономия, добытая выраженными словами, излишней тратой интеллектуальной энергии?». Фрейд не учитывает одно важное обстоятельство: интеллектуальные затраты не пропадают бесследно: найденное в акте индивидуального творчества нередко закрепляется в языке как новый, более яркий (и экономный!) способ выражения мысли. Языковая игра – один из путей обогащения языка. Имеется много явлений, которые можно квалифицировать как игру, переставшую быть игрой. Здесь мы можем говорить о сравнительных «формульных выражениях»: сравнения (злой, как собака), метафоры (свежий ветер, железная воля), генитивные конструкции (реки крови), сочинительные конструкции (золото, а не человек) и т.д., которые стали уже общеязыковыми. Долго не осознавалось (и не полностью осознается до сих пор), что языковая игра, может быть бессознательно, преследует не только сиюминутные интересы (заинтриговать, заставить слушать), но она призвана выполнять и другую цель – развивать мышление и язык.
Среди других функций языковой игры указывают обычно стремление развлечь себя и собеседника, а также стремление к самоутверждению – «триумф из-за исправности собственного интеллекта или же обнаружение у других отрицательной черты, от которой сам наблюдатель свободен, что пробуждает в нем фарисейское довольство собой» (Buttler 1968: 12). Взятый нами для анализа журнал Esquire как раз выпускается в профиле развлекательных журналов и одной из его особенностей является острота заголовков статей на злобу дня – ироничных, порой не лишенных черного юмора. Санников так и пишет, что языковая игра – это и замечательный учитель словесности, и забавный собеседник, и великий утешитель-психотерапевт.
Московский Esquire запускался, как экспериментальный проект. Возможно именно поэтому в текстах журнала существует много примеров преобразования языка. Эксперимент должен стать для лингвиста, исследующего современный язык, столь же обычным рабочим приемом, каким он является, например, для химика. Впрочем, то, что он занимает скромное место в лингвистических исследованиях, отнюдь не случайно. Эксперимент требует определенных навыков и немалых усилий. Поэтому особенно важно использовать экспериментальный материал, который уже имеется, «лежит под ногами». Мы имеем в виду языковую игру.Парадоксальный факт: лингвистический эксперимент гораздо шире, чем лингвисты, применяют (уже многие столетия, если не тысячелетия) сами говорящие – когда они играют с формой речи.В качестве примера можно привести серию экспериментов О.Мандельштама с местоимением такой, указывающим на высокую степень качества (напр., он такой сильный). Вот строки из юношеского стихотворения 1909 г.:
Дано мне тело – что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим.
Здесь несколько необычно сочетание местоимения такой с прилагательным единый и особенно с местоимением мой. Сочетание таким моим представляется допустимым, поскольку по смыслу оно близко к «вполне нормальным» сочетаниям типа таким родным. Однако Мандельштам сам отчетливо ощущал необычность этого сочетания и неоднократно использовал его в юмористических стихах, в своего рода автопародиях:
Мне дан желудок, что мне делать с ним,
Таким голодным и таким моим? (1917 г.)
(Комический эффект создается за счет сужения и снижения самой темы, сведения ее к проблемам желудка.)
Или:
Не унывай,
Садись в трамвай,
Такой пустой,
Такой восьмой. (Ок. 1915 г.)
Комический эффект вызван сочетанием местоимения такой с числительным восьмой, которое трудно осмыслить как качественное прилагательное. Словосочетание такой восьмой аномально, но не бессмысленно: в результате игры возникает новый смысл. Дело в том, что в отличие от первых, «престижных», выделенных числительных (ср. первая красавица, первый парень на деревне, первым делом) числительное восьмой – невыделенное, «заурядное», и тем самым сочетание такой восьмой приобретает смысл ‘такой обычный, заурядный’.