Языковая ситуация в США на примере штатов Новой Англии (стр. 4 из 12)

Вполне возможно, что память воскресит образ музыкального инструмента, в наше время уже не существующего (например, образ кифары – струнного щипкового инструмента древних греков), и это нисколько не повлияет на процесс называния: он будет протекать так же, как и при возникновении в памяти образа реального музыкального инструмента.

2) Проверка своих знаний в области музыки может осуществляться и так: человек произносит (молча или вслух) названия музыкальных инструментов и старается представить себе последние. В этом случае связь между образом и словом, актуализируясь, проявляет свое действие в обратном направлении – от слова к образу.

Схематически это выглядит так (см. рисунок 3)[13]:

Рисунок 3 – Речевая ситуация 2

Если в речевую ситуацию 1 входит лишь момент речи, то речевая ситуация 2 включает и момент речи (произнесение слов), и момент понимания речи (воспроизведение наглядного образа, воплощающего, по крайней мере, простейшее смысловое значение слова).

Речевая ситуация 2 также не является познавательной ситуацией. Здесь, опять таки, нет процесса суждения, налицо лишь уяснение смыслового значения слова посредством образа представления.

Выше мы не раз упоминали о ситуации с учеником, заучивающим глаголы второго спряжения. Она относится к речевой ситуации 2 при условии, что ученик воспроизводит смысловые значения слов, которые он произносит. Если же смысловые значения не пробуждаются в его сознании (а они, действительно, все больше и больше отступают на задний план по мере продвижения вперед процесса заучивания), перед нами случай механической речи.

3) Собственно внутренняя речь. О внутренней речи уже говорилось в предшествующих параграфах. В данном контексте нас интересуют следующие ее особенности. Внутренняя речь выступает как орудие познания, как средство мыслительной деятельности.

Человек, размышляющий о чем-нибудь про себя, соотносит умственные образы с предметами внешнего мира, считает первые отражением вторых (см. рисунок 4)[14].

При посредстве умственных образов человек познает действительность.

Рисунок 4 – Речевая ситуация 3

Слова, произносимые про себя, относятся говорящим к предметам, а не к образам предметов (разумеется, если сами образы не являются предметом познания). Однако словам не присуща здесь функция обозначения: слова сопровождают образы, слова не пробуждают ни у кого смысловых значений, при посредстве которых они отсылали бы слушателя к определенному предмету – событию или явлению внешнего мира.

Учитывая сказанное, случай внутренней речи можно было бы представить в виде следующей схемы: гипноз и т.д. Однако для анализа в данном случае выделяем лишь один, наиболее важный вид внутренней речи, именно внутреннюю речь как орудие мыслительной деятельности, познания окружающих нас вещей и самих себя. Это и есть собственно внутренняя речь.

В принципе ничего не изменится, если размышляющий о чем-либо человек начнет произносить слова вслух: при отсутствии слушателя слова по-прежнему не будут обозначать предметов (отсылать кого-нибудь к предметам), хотя речь и предметна, поскольку говорящий верит в соответствие образов предметам, относит свои слова к предметам.

4) Рассмотрим еще одну, принципиально важную речевую ситуацию, имеющую место в процессе общения людей друг с другом. Это речевая ситуация, описана выше под названием знаковой ситуации 1. Здесь налицо говорящий и слушатель.

Говорящий рассказывает о событии, которое в момент рассказа он не воспринимает органа ми чувств, и, следовательно, опирается на образ памяти. У говорящего связь образа и слова актуализируется в направлении от образа к слову (сначала возникают образы, которые сопровождаются затем словами), у слушателя, наоборот, в направлении от слова к образу.

Слова, произносимые говорящим, обладают для слушателя предметным значением, отсылают его к событиям, свидетелем которых был говорящий. Изображая выше знаковую ситуацию 1, мы отвлеклись от характера связи, существующей между словом и умственным образом.

Приняв теперь ее во внимание, мы получаем следующую схему (см. рисунок 5)[15].

Рисунок 5 – Речевая ситуация 4

Эта схема нуждается в одном разъяснении, касающемся взаимоотношения смыслового значения и умственного образа. В знаковых ситуациях, характерных для человека, смысловым значением знаков чаще всего является умственный образ предмета.

Когда один человек слышит слова, произносимые другим человеком, то понимание слов осуществляется с помощью умственных образов (если исключить случай привычной речи), воплощающих смысловые содержания слышимых слов.

С другой стороны, умственный образ, взятый сам по себе, еще не составляет смыслового значения. Если, например, человек вспоминает прошлое событие, у него в сознании возникают наглядные образы, которые не являются, однако, смысловыми значениями по той причине, что они предшествуют словам и, следовательно, не служат средством их понимания. Итак, смысловое значение и умственный образ не тождественны, хотя в ряде случаев и совпадают.

Говорящий идет от умственного образа, возникающего в сознании, к слову. Слушатель же, наоборот, идет от слова к умствен ному образу, представляющему для него смысловое значение слова. Поэтому мы не просто пишем: «Умственный образ», а указываем в скобках: «Смысловое значение», каковым является для слушателя пробуждаемый словом умственный образ предмета.

Как здесь, так и во многих других местах мы учитываем различие между ролью говорящего и ролью слушателя в знаковых ситуациях. Без этого невозможно изобразить действительную картину происходящего. Прежняя лингвистика, по существу, игнорировала различие между говорящим и слушающим. В современной лингвистике и семиотике этому различию придается большое значение, так как оно позволяет более точно описать особенности знаковых ситуаций.

Завершая обсуждение вопроса о формах существования языка, приведем весьма характерный пример. В одной из своих статей языковед В. Пизани поставил вопрос, существует ли язык юкагиров, когда 200 человек, говорящих на нем, «спят и не видят снов». По мнению самого В. Пизани, в этом случае их язык перестает существовать.

На самом же деле, язык юкагиров не прекращает своего существования, когда все юкагиры засыпают. Он лишь переходит из реальной, речевой, формы существования в потенциальную.

Язык перестает существовать только в одном случае – когда перестают существовать сами индивидуумы – носители языка. Если при этом сохраняются памятники культуры (книги, рукописи, надписи на стенах зданий и т. п.), доносящие до нас материальную оболочку исчезнувшего языка, мы употребляем понятие «мертвый язык».

Это понятие включает в себя два признака[16]:

- когда то существовала группа людей (чаще всего народ), в памяти которых хранился этот язык и которые использовали его в своей речевой практике;

- в настоящее время та кой группы не существует, в крайнем случае имеются лишь отдельные лица, владеющие языком, круг которых ни в малейшей степе ни не сопоставим с кругом людей – первоначальных носителей языка (от того, что, например, латинский язык употребляется в некоторых торжественных церемониях, а так же используется в качестве орудия общения специалистами языковедами, он не пере стает быть мертвым языком).

Итак, язык существует как до речи (потенциально), так и в речи (реально). Схема, изображенная на рисунке 1, охватывает как потенциальное, так и реальное существование языка, т.е. носит обобщенный характер.

Можно представить в схематическом виде также отдельные формы существования языковых ситуаций.

Неактуализированная языковая ситуация выглядела бы так (см. рисунок 6).

Рисунок 6 – Языковая ситуация 1а

Актуализированная языковая ситуация имела бы следующий вид (см. рисунок 7).

Рисунок 7 – Языковая ситуация 1б

Схема на рисунке 1 (языковая ситуация 1) является обобщенной потому, что в ней еще не уточнен характер связи слова и смыслового значения: эта связь не рассматривается ни как потенциальная (не актуализированная), ни как реальная (актуализированная).

1.3 Сбалансированные равновесные языковые ситуации. Вспомогательные языки межэтнического общения

английский язык фонетический социолингвистика

И одноязычные, и многоязычные ситуации редко бывают сбалансированными. В одноязычной ситуации баланс функций разных форм существования языка, имеющего письменность, невозможен по определению. Ведь литературный язык, его отдельные стили и противостоящие литературному языку территориальные диалекты и жаргоны отличаются именно функциями. Язык, в котором сформировалась его литературная форма, всегда представляет собой определенную иерархию языковых подсистем, при этом его нормативный (литературный) вариант находится в вершине иерархии[17].

Сбалансированные одноязычные ситуации, по-видимому, были возможны в бесписьменных раннефеодальных обществах, когда территориальные диалекты некоторого языка обладали равным социальным статусом, а наддиалектное койне или литературный язык (т.е. варианты языка с более высоким статусом) еще не сложились.

Сбалансированные многоязычные ситуации также достаточно редки. В качестве примеров обычно указывают на ситуации в Швейцарии и Бельгии. Действительно, четыре языка Швейцарии и два языка Бельгии юридически равноправны, используются в государственном управлении, армии, суде, учебных заведениях, в массовой коммуникации.