Как считает В.Н. Телия, "обязательными, или облигаторными, для идиом, способных обозначать факты внеязыковой действительности, являются денотативный, или дескриптивный (то есть описывающий эту действительность с точностью до класса признаков), макрокомпонент - (Д) и макрокомпонент (Г), отображающий все грамматические, или кодовые, свойства идиомы" (Телия 1990б, 37).
Денотативный макрокомпонент и грамматический макрокомпонент формируют лексико-грамматическое значение идиомы. Естественно, что значение фразеологизма не сводимо к этому типу значения, хотя толкование идиом в словарях зачастую ограничивается подобной информацией, что является неоправданной редукцией актуального значения идиомы.
Если рассматривать структуру значения с позиции иерархического устройства, то нельзя сказать, что грамматический макрокомпонент занимает доминирующую позицию по отношению к денотативному. Неоднозначность интерпретации фразеологизмов в частеречных признаках говорит о более сложном грамматическом содержании фразеологизмов в сопоставлении со словом; оно как бы рассеяно по всем макрокомпонентам. На эту особенность грамматического значения обращают внимание многие исследователи. Так, С.Б. Куцый в связи рассматриваемой проблемой отмечает: "Если в случае лексикализации концепта языковой смысл (термин Н.Ю. Шведовой - А. Ц.) фактически представляет собой совпадение с категориальным значением частей речи, то идиомы не вписываются в прокрустово ложе частей речи. К признаковому смыслу мы относим такие разноструктурные идиомы, как ворочать (тысячами) миллионами, грести (загребать) деньги лопатой, жить припеваючи, как (будто, словно, точно) сыр в масле кататься, купаться в золоте, только птичьего молока нет, денег куры не клюют, деньги девать некуда, копеечка водится, богат как Крёз, в капитале, с толстым карманом. Поступать таким образом нам позволяет актуальное значение названных идиом и их функция в речи. Когда мы говорим, что Х ворочает миллионами, гребёт деньги лопатой; у Ха денег куры не клюют; Х богат как Крёз, Ху деньги девать некуда, то мы характеризуем Х как обладающего признаками богатства в той или иной степени" (Куцый 2003, 367).
Особое место занимает мотивационный макрокомпонент значения фразеологизма (М). Это сложное образование, в которое входят: "сам образ, лежащий в основе переосмысления "буквального" значения сочетания слов; гештальт, остающийся от образа как ассоциативно-образная память идиомы; внутренняя форма как способ организации значения идиомы; вид тропеического преобразования, а также другие средства транспозиции исходного образа в форму значения идиомы" (Телия 1990, 42). Главная отличительная черта мотивационного макрокомпонента - это его способность возбуждать эмотивность. "Эмотивный макрокомпонент значения идиом объединяет в себе всю информацию, соотносимую с чувством-отношением субъекта к обозначаемому" (там же).
Эмотивный макрокомпонент (Э) опирается на перечисленные выше компоненты значения идиомы, представляя собой информативную вершину идиомы. Содержание эмотивного макрокомпонента может в значительной мере варьировать в зависимости от ситуации, то есть мы имеем дело с явлением, которое В.Н. Телия называет "эмотивной полисемией", принимающей в некоторых ситуациях вид энантиосемии. Такого же мнения придерживаются и другие исследователи.
Неоднозначно решается вопрос о статусе стилистического макрокомпонента в структуре значения фразеологизма. С.К. Башиева полагает, что данный компонент является составной частью коннотативного значения, причём несёт его основную нагрузку (Башиева 1995). М.И. Фомина в стилистическое значение включает весь коннотативный потенциал - экспрессивность, эмоциональность, оценочность (Фомина 1990). Однако такое широкое понимание стилистического значения в последнее время встречается редко. В.Н. Телия считает, что "если допустить, что функционально-стилистическая маркированность - это сигнал уместного или неуместного для данной сферы коммуникации употребления, то такой сигнал в формуле значения оповещает о всей совокупности информации, несомой значением идиомы, поэтому он предшествует всему кортежу" (Телия 1990, 44). Как правило, стилистический компонент помещается после всех компонентов, однако, по мнению В.Н. Телия, препозиция лучше отражает онтологию.
В нашем исследовании макрокомпонентная структура значения фразеологизма имеет следующий вид. Препозицию/постпозицию занимает стилистический макрокомпонент (С). Далее следует денотативный макрокомпонент (Д), который является поводом для рациональной оценки, заключающейся в оценочном компоненте (О). Мотивационный макрокомпонент (М) выполняет интродуктивно-коннотативную роль. Эмотивный макрокомпонент (Э) связан импликативными отношениями с мотивационным и представляет собой вершину значения фразеологизма. Грамматический макрокомпонент (Г) имеет нелокализованный характер и рассеян по всей структуре значения фразеологизма.
Далее рассмотрим круг вопросов, связанных с проблематикой арготического корпуса. В принципе корпусом для арго могут быть три основных базы данных. Во-первых, это речь носителей арго и материал, полученный в результате такого наблюдения. Во-вторых, это арготизмы в художественных произведениях и публицистике. И, в-третьих, это лексикографические и справочные источники. Подобный "веер" исходит из онтологии данного социального диалекта, принятых в отечественной лингвистике подходов к эмпирическим данным и ситуации, имеющей место в изучении арго.
Первый источник привлекает прежде всего кажущейся достоверностью и актуальностью получаемого материала. Однако у данного источника есть недостатки, делающие этот путь сбора материала неприемлемым в настоящем исследовании. Назовём их:
1. Экстенсивность и низкая количественная эффективность. Эти факторы могут не приниматься во внимание, когда другие источники отсутствуют или когда подобные источники по тем или иным причинам не могут вводиться в научный оборот. В ситуации же, когда исследователю доступны тысячи и десятки тысяч единиц, подобный сбор материала с целью изучения определенной части лексикона социолекта не может быть признан оптимальным решением.
2. Носители арго отрицательно относятся к стремлению лиц, не состоящих в данной социокультурной общности, изучать их язык. И это обстоятельство оказывает отрицательное влияние на качестве и объеме материала. Так, в словаре тюремно-лагерно-блатного жаргона есть выражение феня в ботах - человек, изучающий воровской жаргон, но не являющийся блатным. Каламбурное образование выражения (ср. по фене ботать - говорить на арго) и получившиеся в результате образное основание красноречиво свидетельствуют об отрицательной эмоционально-экспрессивной оценке денотата. Сходные коннотации имеют место и в выражении фраер набушмаченный - человек, хорошо знающий традиции, законы, жаргон воровского мира, но не относящийся к нему (ТЛБЖ), где фраер - человек, не имеющий отношения к воровской (преступной) среде, и набушмаченный от набушмачиться - притвориться, прикинуться.
3. Высокая степень временной и пространственной вариативности арго. Данное свойство жаргонов и арго не позволяет делать выводы относительно релевантных арготических характеристик даже на относительно больших массивах, собранных методами наблюдения и анкетирования.
4. Сложность или практическая невозможность наблюдения за речью носителей арго в естественной среде (без использования специальных технических средств) (Красса 2000, 37).
К уже сказанному добавим замечание А.А. Сидорова по этому поводу: "На вопрос "Ты по фене ботаешь?" чаще всего последует ответ - "А ты на х.. летаешь?". Выражения "ботать по фене", "ходить по музыке" выдают профана, "приблатнённого" - человека, далекого от уголовного мира, но пытающегося показаться "знатоком". (Сидоров 2000).
Полагаем, что арготизмы в текстах художественной литературы могут использоваться в качестве источника, но лишь дополнительного и с большими оговорками. Такого мнения придерживаются многие лингвисты, изучающие арго. Так, А.А. Сидоров, характеризуя словарь М.А. Грачёва "Язык из мрака", обращает внимание на разные с временной точки зрения арготизмы, встречающиеся в художественных текстах: "Надо же понимать, что "несчастные" С. Максимова в XIX веке говорили одним языком, беспризорники 20-х годов и персонажи каверинского "Конца хазы" -другим, лагерники Солженицына, Шаламова и Разгона - третьим, уголовники Марченко и Габышева - четвертым. Кстати, уже и арго времен Габышева здорово изменилось, а это - самый "свежий" источник Грачева, относящийся к 70-м годам. И, конечно, с особой осторожностью следовало бы относиться к цитированию произведений не автобиографических, а художественных. Потому что, например, детективщик Николай Леонов -мягко говоря, не лучший знаток жаргона" (Сидоров 2000).
Таким образом, в качестве основного источника остаётся третий корпус - лексикографические источники. В последние годы состояние арготической лексикографии неоднократно становилось предметом обсуждения в лингвистических кругах. Так, А.Ю. Кожевников пишет, что их составители не владеют способами толкования лексического значения, не знают о типах грамматических и стилистических помет, не различают омонимию и полисемию, демонстрируют слабое знание форм и вариантов слова и допускают много других очевидных просчётов (Кожевников 1993). Конечно, нужно сделать оговорку, что А.Ю. Кожевников имеет в виду составителей арготических словарей до начала 90-х годов ХХ века, а ими были преимущественно нефилологи.