Значительная часть этих устойчивых словосочетаний была известна русскому языку и ранее, но использовались они для характеристики деятельности зарубежных или дореволюционных российских органов государственной власти, следовательно, являются переориентированными на современную российскую действительность. Например: выразить недоверие правительству, обращаться с посланием, отказать в доверии, отставка правительства, подать в отставку, поставить вопрос о доверии, принять решение о роспуске, приносить присягу — о президенте, проводить парламентские слушания. Не меньшая часть словосочетаний является вообще новой в русском языке, отражает особенности современной политической российской действительности: давать толкование конституции, защита и обеспечение устойчивости рубля, иметь верховенство о законе, использовать согласительные процедуры, осуществлять полномочия на постоянной основе. Встречаются отдельные кальки с английского языка, например отрешение от должности (от англ. Impeachment).
Ни одного из приведенных устойчивых словосочетаний, называющих действия федеральных органов государственной власти, в прежних конституциях нет. Например, предшествующая Конституция вменяла решение всех вопросов, относимых ею к ведению Союза ССР, Верховному Совету СССР, соотносимому по своей роли с нынешним Федеральным Собранием. К этим вопросам принадлежат: «принятие Конституции СССР, внесение в нее изменений; принятие в состав СССР новых республик, утверждение образования новых автономных республик и автономных областей; утверждение государственных планов экономического и социального развития СССР, Государственного бюджета СССР и отчетов об их выполнении; образование подотчетных ему органов власти Союза ССР» (ст. 108). Кроме того, каждая из палат Верховного Совета (Совет Союза и Совет Национальностей) принимает решение о признании полномочий депутатов или о признании выборов отдельных депутатов недействительными, избирает Председателя палаты, передает спорные вопросы на разрешение согласительной комиссии, а затем вторично рассматривает их или передает на всенародное голосование (референдум).
В главе 15-й, где говорится о функциях Верховного Совета СССР, указывается также, что он избирает Президиум Верховного Совета ССР, который в свою очередь назначает выборы в Верховный Совет СССР, созывает сессии Верховного Совета СССР, координирует деятельность постоянных комиссий палат Верховного Совета СССР и т.д. Важно, наконец, отметить, что многие аспекты деятельности прежнего Верховного Совета СССР вообще больше не свойственны органам государственной власти: принятие Конституции, принятие в состав страны новых республик, избрание Президиума как постоянно действующего органа Верховного Совета и т.д.
Итак, изменилась политическая система в России — изменились и функции государственных органов власти, как и сами органы, что нашло немедленное отражение в языке, в данном случае на уровне устойчивых глагольно-именных и субстантивно-именных словосочетаний. Одни из них вышли из употребления, другие (в еще большем количестве) вошли. Следует не только постоянно овладевать новой фразеологией, но и активно, и умело владеть ею. Иначе трудно говорить о текущих общественно-политических событиях не только в официальной обстановке, но даже с друзьями, особенно если они не чуждаются современной печатной продукции, слушают радио- и телепередачи.
В общественно-политической сфере возникло огромное количество и других устойчивых словосочетаний. Возьмем, к примеру, слово синдром. Изначально оно выступало как медицинский термин со значением «сочетание признаков (симптомов), имеющих общий механизм возникновения и характеризующих определенное болезненное состояние организма». Но в ходе перестройки и дальнейшего развития нашего общества это слово стало означать социальную болезнь, причем в одних случаях оно в соединении с определениями воспринималось как свободное словосочетание, а в других получило устойчивый характер. К первым можно отнести синдром клубных симпатий (Рос. газета. 1993. 14 июля), послечернобыльский синдром (Рос. газета. 1997. 11 июля), послереферендумный синдром (Рос. газета. .1993. 1 июня), синдром боязни (кома. 1997. 6 сент.). Они единичны, индивидуальны в употреблении. Внутренняя форма таких словосочетаний понятна, и они не требуют дополнительных разъяснений.
В противоположность им некоторые сочетания со словом синдром воспринимаются как устойчивые цельные выражения и без определенных комментариев не понятны. Так, выражение афганский синдром в «Словаре перестройки» определяется следующим образом: «Совокупность социально-психологических факторов, приведших к неприятию окружающей действительности частью участников войны в Афганистане в связи с переоценкой роли этой войны в общественном сознании». Приводится пример такого понимания: «Причина возникновения афганского синдрома видна из бесед с солдатами, офицерами, запасниками афганского контингента. Любой выделит ключевую мысль: «Мы недовоевали». Причем под «мы» отдельный афганец подразумевает не себя — подразумевается армия» (Литературная газета. 1989. 4 сент.). Можно привести еще пример и не один: «Нервно-психические расстройства преследуют практически каждого, кто выполнял «интернациональный долг» в Афганистане (...) Уже обнаружена особая группа специфических заболеваний, которые отличаются затяжным, подчас хроническим течением. Это лишь штрихи общей картины под названием «афганский синдром» (Рос. газета. 1992. 11 ноябр.).
Довольно распространенным оказался и синдром врага, означающий «совокупность социально-психологических факторов жизни советского общества в период кризиса национальных и экономических отношений, характеризующаяся враждебностью, подозрительностью, недоверием друг к другу». Если в ближайшие месяцы серьезных перемен не будет, вот тогда и начнется. Вот и начнем искать виноватого. Не хочется верить в это. Но как быть? Как избежать конфронтаций? Ведь «синдром врага» появляется на митингах, в коллективах, даже в домах, в семьях» (Лит. газета. 1989. М 49).
Целый веер фразеологических сочетаний появился на базе слов пространство и поле, употребляемых, правда, не в издавна присущем им физическом значении, а в переносном, метафорическом. Так, если вначале чаще говорилось об едином экономическом пространстве, под которым понимался «рынок со свободным перемещением товаров и капиталов на основе соглашения между суверенными государствами, входящими в бывший СССР», или просто об экономическом пространстве как о «сфере действия общих экономических процессов», то впоследствии какими только определениями пространство не наделяли: рублевое, постсоветское, конституционное, политическое, общеобразовательное и т.д.
То же самое следует сказать о метаморфозе, происшедшей со словом поле. В этом смысле оно оказалось синонимичным слову пространство, хотя и с более суженным значением и меньшим количеством прилагаемых к нему определений: административное, антимонопольное; конституционное, музыкальное и т.д. поле. А какие только «войны» не ведутся с недавних пор на всех этих «пространствах» и «полях»: законов законодательной и исполнительной властей, компроматов, нервов, даже пресс-конференций,
На смену устойчивым сочетаниям и выражениям типа вызывать на ковер; стереть в лагерную пыль; всякая инициатива наказуема; шаг влево, шаг вправо считается..; одни делают вид, что работают, другие — что платят. На страницах периодической печати все чаще стали встречаться такие устойчивые словосочетания, как остаться на плаву, найти свою нишу, только ленивые не, на всю оставшуюся жизнь. Не менее часто употребляются и устойчивые выражения типа Разрешено все, что не запрещено законом, Кто не рискует, тот не пьет шампанского, Обидно за державу. Под влиянием рекламных клише замелькали не только на страницах газет и журналов, но и в нашей речи не просто, а очень просто, ну очень (крутая женщина, интересное чтение), ну просто (фантастика; девочка), отличная компания, сладкая парочка. Правда, многие из таких фразеологизмов быстро забываются, как только начинается другая рекламная кампания, и речь пополняется новыми модными оборотами. Но они — принадлежность нашей речи, и относиться к ним надо, как к ее неизбежному, хотя и непостоянному спутнику.
Еще в начале 80-х гг. казались «высокими» по употреблению, наполненными глубоким смыслом многие выражения из пропагандистского лексикона недавнего прошлого. Под влиянием перестроечных процессов они получили отчетливый иронический оттенок. Примеры. Все для человека (имевшее продолжение в лозунге — «все во имя человека»): «Бюрократическая система маскируется бумажными лозунгами, на словах повторяя: «Все для человека», а на деле попирает и унижает этого самого человека» (Нева. 1990. Мд 11). Развитой (реальный) социализм: «Вот уже десять лет как мы должны были жить при коммунизме (если бы выполнили решения ХХII съезда КПСС и положения III Программы партии). Ну да ладно, зато 17 лет пожали при брежневском развитом социализме» (Смена. 1989. 29 дек.); «Реальный социализм оказался системой со столь низкой экономической и социальной эффективностью, и, следовательно (...), необходимо вывести мировое социалистическое движение на иную траекторию развития» (Правда. 1990. 17 янв.). Светлое будущее: «Российская доктрина» светлого будущего основывается, в сущности, на четвертом сне Веры Павловны [героини романа Н.Г. Чернышевского «Что делать?»]. Вера в светлое будущее обернулась извращенной религией силы (Лит. газета. 1990. 21 марта.).