4. ПРАРОДИНА СЛАВЯН ПО ДАННЫМ ЯЗЫКА
Древнерусский летописец, отметив единство происхождения славянских народов, рассказывает об их прародине: он сообщает легенду о том, что в давние времена единый славянский народ жил по берегам Дуная, где ныне Венгрия и Болгария, а затем разные группы этого народа расселились на новых землях, назвавшись по-разному. Так древнерусские историки XI—XII вв. решали проблему прародины славян.
Научное решение этой проблемы не может опираться на древние легенды. Народ, или этнос, осознает свое своеобразие прежде всего потому, что замечает своеобразие своего языка. Но отличается он от других народов еще и физическими (расовыми) и культурно-этнографическими признаками: обычаями и обрядами, особенностями быта, одежды, домостроительства и т. д. А формирование народа — это не только формирование его языка, но и свойственных ему культурно-этнографических признаков.
Между тем установлено, что история языка и история этноса не совпадают. Язык современных венгров, например, ближайше родствен языкам ханты и манси, живущих к востоку от Урала (в Ханты-Мансийском автономном округе в Тюменской области); и объясняется это тем, что племена угров (языковых предков современных венгров) пришли в IX в. на средний Дунай из-за Урала. Но физический облик и этнографические особенности венгров не имеют прямого отношения к культуре тех угорских племен, которые ушли с берегов Оби более тысячи лет назад, ибо племена эти растворились среди коренных жителей (автохтонов) Дуная, передав им свой язык и усвоив их культуру.
Когда современные археологические исследования обнаруживают, что в том или ином районе Европы за тысячи лет не происходило существенных перемещений населения и культурно-этнографические признаки современных жителей исследуемого района — результат развития культуры автохтонов, это не означает, что и язык автохтонов был тем же, что и язык современного населения этого района. Вот почему при строго научном подходе к проблеме образования современных народов история языка оказывается не равнозначной истории сложения физических и культурно-этнографических особенностей носителей этого языка. Соответственно и проблема прародины должна решаться отдельно для языка и для других особенностей его носителей.
Сравнительно-историческое языкознание XIX в., установив факт происхождения славянских языков из единого источника — праславянского языка, выдвинуло проблему славянской прародины как историко-языковую. Праславянский язык должен был оформиться в зоне соприкосновения с балтийскими языками, иранскими, а также германскими, с которыми его объединяют очень древние общие особенности в словаре и в грамматике.
Географические выводы в этом случае были очень общими, поскольку точное расположение балтов и германцев в период формирования праславянского языка (II—1 тысячелетия до н. э.) не было определено, и лишь в отношении древних иранцев было известно, что они жили в то время вдоль северного побережья Черного моря (к ним относились скифы и сменившие их позднее сарматы). Славянская прародина определялась в этом случае где-то к северу или северо-западу от северного Причерноморья.
На рубеже XIX—XX вв. в разработке проблемы прародины славян особое внимание было уделено ботанической терминологии. Было замечено, что названия деревьев, произрастающих в умеренном поясе Центральной и Восточной Европы, являются общеславянскими (береза, верба, дуб, ель, липа, ольха, сосна, ясень), следовательно, они существовали в праславянском языке до его распада. Названия же деревьев, не растущих восточнее бассейнов Вислы и Днестра, в славянских языках являются заимствованными из западных европейских языков (бук, тис и др.). Отсюда был сделан вывод, что в эпоху своего единства праславяне не были знакомы с этими деревьями: основная часть их прародины находилась к востоку от границы распространения дикорастущего бука и охватывала лесные районы, изобиловавшие озерами и болотами; терминология именно такой географической среды является также общеславянской.
В то же время слова, обозначающие особенности морской среды, в разных славянских языках формировались самостоятельно, т. е. после того, как отдельные группы распавшегося праславянского объединения вышли к морю.
В начале XX в. было понято, что общеславянские названия объектов окружающей природы не могут характеризовать весь более чем тысячелетний период развития праславянского языка, а отражают лишь географическую среду, в которой праславяне находились накануне распада. Учитывая это, А. А. Шахматов (см. А. А. Шахматов} развивал идею двух славянских прародин: района, в пределах которого праславянский язык сложился («первая прародина»), и района, который праславянские племена занимали накануне расселения по Центральной и Восточной Европе («вторая прародина») и который, по его мнению, находился в бассейне Вислы.
В определении «первой прародины» А. А. Шахматов колебался; однако необходимо иметь в виду, что она не могла быть значительно удалена от «второй прародины»: нет никаких сомнений в том, что праславянский язык сформировался из индоевропейских диалектов срединной Европы, следовательно, в пределах территории, которая занята славянами и в настоящее время.
Именно на основе вывода об автохтонности славян ведутся в последние десятилетия широкие археологические поиски. Благодаря им сейчас уже хорошо известны особенности жизни и быта славян начального периода расселения из «второй прародины». Они представлены археологическими памятниками так называемого пражско-корчакского типа V—VI1 вв. н. э., территория распространения которых целиком совпадает с предполагаемым районом поздних праславянских поселений. Где-то в пределах этой территории и должно было задолго до середины I тысячелетия н. э. сложиться объединение племен, языком которого постепенно стал праславянский.[5]
5. ПРАСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК
Славянские языки восходят к одному источнику. Этот общеславянский язык-предок условно называют праславянским; условно потому, что неизвестно, как называл себя в глубокой древности народ, говоривший на этом языке.
Хотя праславянский язык существовал очень давно и от него не осталось никаких письменных текстов, тем не менее мы имеем о нем достаточно полное представление. Мы знаем, как развивался его звуковой строй, знаем его морфологию и основной фонд словарного состава, который унаследован от праславянского всеми славянскими языками. Наши знания основываются на результатах сравнительно-исторического изучения славянских языков: оно позволяет восстанавливать первоначальный облик (праформу) каждого исследуемого языкового факта. Реальность восстановленной (исходной) праславянской формы может быть проверена и уточнена показаниями других индоевропейских языков. Особенно часто соответствия славянским словам и формам встречаются в балтийских языках, например в литовском. Это можно проиллюстрировать корнями, в состав которых входят сочетания звуков, по-разному изменявшиеся в разных славянских языках после распада праславянского, но сохранившиеся без изменения в литовском языке.
Многие слова являются общими для всех славянских языков, следовательно, они были известны уже праславянскому языку. Общая для них праформа претерпела в разных славянских языках неодинаковые изменения; а оформление этих слов в литовском (и в других индоевропейских языках) подсказывает, что первоначально гласный находился во всех корнях перед I или г. В праславянском языке корни этих слов предположительно должны были звучать: *bolt-o из более раннего *ba°lt-'a°n, *golv-a, *kolt-iti, *vort-a, *gord-b, *korva. Установленные отношения позволяют сформулировать историко-фонетический закон, в соответствии с которым можно и во всех других подобных случаях реконструировать (предположительно восстановить) исходную праформу: русское норов, болгарское нрав и т. д. дают основание для реконструкции праславянского *погу-ъ (сравните литовское narv-ytis — «упрямиться»), горох, грах и т. д. — праславянское *gorx-b (сравните литовское garb'а— вид травы) и т. п. Именно таким путем восстанавливается облик распавшегося праславянского языка.
О праславянском как своеобразном индоевропейском языке можно говорить постольку, поскольку он характеризуется комплексом особенностей, присущих только ему и сочетающихся с серией особенностей, в той или иной степени известных другим языкам Европы и Южной Азии.
На каком-то этапе своей жизни группа европейских племен, говоривших на диалектах, близких древним балтийским, иранским, балканским, германским, объединилась в достаточно прочный союз, внутри которого в течение длительного времени происходило сближение (нивелировка, выравнивание) диалектов, необходимое для выработки взаимопонимания между членами племенного союза. Можно предполагать, что в I тысячелетии до н. э. уже существовал индоевропейский язык, характеризовавшийся особенностями, впоследствии известными только славянским языкам, что и позволяет нам, современным исследователям, называть его праславянским.
Своеобразие праславянского языка в значительной степени объясняется тем, что его исторические изменения обусловливались присущими только ему тенденциями развития. Самой общей из них была тенденция к слоговому членению речи. На позднем этапе развития праславянского языка оформляется однотипное строение слогов, ведшее к перестройке прежних слогов таким образом, чтобы все они заканчивались гласными.
Праславянский язык существовал до середины I тысячелетия н. э., когда говорившие на нем племена, расселившись на обширных территориях Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы, начинают утрачивать связи друг с другом. Язык каждой из обособившихся групп племен продолжал развиваться изолированно от других, приобретая новые звуковые, грамматические и лексические особенности. Это обычный путь образования «родственных» языков из единого языка-источника (праязыка), подмеченный еще Ф. Энгельсом, который писал: «Племена, расчленяясь, превращаются в народы, в целые группы племен... изменяются языки, становясь не только взаимно непонятными, но и утрачивая почти всякий след первоначального единства».[6]