В иных случаях ‘нельзя’ может сочетаться с инфинитивом в корректной форме. Например, ‘неза бить’. Инфинитив может употребляться также и в некорректной форме, точнее, с некорректно измененным глагольным видом. У русского прохибитива ‘нельзя’ + INF. не существует жестких ограничений на вид, в котором стоит инфинитив, в отличие от случая с моделью ‘не надо’ + INF. С равной степенью уверенности мы можем говорить о корректности высказываний ‘нельзя трогать’ (e.g., «Здесь ничего нельзя трогать руками») и ‘нельзя потрогать’ (e.g., «Его даже потрогать нельзя»). Но при этом невозможно сказать *‘нельзя уйти’ или *‘нельзя устать’ в качестве запрета[2], однако подобные неправильные формы в речи детей довольно частотны. Объясняется это, главным образом, тем, что видовременная система русского глагола еще не до конца усвоена ребенком в том возрасте, когда в его речи появляются «запретительные» слова.
‘Нельзя’ также может употребляться в нетривиальных случаях. К примеру, в ответ на протянутый цветок Аня С. (32 месяца) ответила: «Мне такой нельзя!» (то есть «я такой не хочу» или скорее – «Мне такой не надо»). Этот пример иллюстрирует синонимичность в сознании ребенка слов «нельзя» и «не надо» и их частую контаминацию. Последнему способствует еще и тот факт, что конструкции с этими словами образуются по одинаковым моделям – присоединением чаще всего инфинитива или нуля.
В. «Непрохибитивы».
В русском языке также существует ряд способов для выражения разрешения. Это модели типа мочь (личная форма) + INF., можно + INF., а также большое количество модальных средств (например, автономные употребления слов разумеется, конечно, можно и проч. в ответ на просьбу разрешить что-либо). Очевидно, как и в случае с запретом, в языке взрослых для выражения категории разрешения используются большей частью лексические средства.
Однако, как показывают наблюдения, в языке ребенка способов разрешить действие оказывается намного меньше, чем количество способов запретить что-либо. Средства выражения этой категории также оказываются синтаксическими и морфологическими. В раннем возрасте модель разрешения скорее служит основой для запретительной конструкции, нежели выступает автономно.
В детских речевых актах «чистые» разрешения, или «лицетивы», практически не встречаются. В узусе ребенок, еще не зная способов объявить запрет на действие, образует прохибитив стандартным отрицанием «лицетива». Именно поэтому этот раздел корректнее назвать «непрохибитивы», т.к. в анализируемых конструкциях часто нет прямого разрешения, а есть отсутствие маркера запрещенности, то есть «незапрет».
Прототипическим лицетивом в русском языке можно считать конструкцию ‘можно’ + INF. Дети употребляют эту модель скорее в более позднем возрасте, когда полностью осмысляется не только категория «незапрета», но и собственно разрешения: «Ну, Свете-то можно рассказывать и Володе - тоже, а больше никому» (Нюша Л., 51 мес.).
-У Феррари всё, кроме кабины, и где мотор… всё бензином!
-Что бензином?
-Закрыто. Можно даж… ездить целый год не рас… заправляясь. (Саша Н., 66 мес.)
В раннем возрасте дети быстро усваивают эту модель из речи взрослых и осложняют ее для того, чтобы самим образовать нужный им прохибитив, вместо которого в детском сознании пока лакуна:
«Не мозьно тогать!» (трогать) (Оля М., 2;01,12)
Так в детскую речь ненадолго входит сверхгенерализованная форма *неможно. Ее образование вполне закономерно: известно, что дети, особенно на ранних этапах становления осмысленной речи, способны образовывать антонимы от любых понятий, порой даже не имеющих коррелятов в языке взрослых. Таково образование пар Маша – не-Маша, мама – не-мама (по [Цейтлин 2000]). Однако примерно в возрасте 30 месяцев дети начинают употреблять запретительную конструкцию со словом ‘нельзя’, которая быстро вытесняет выражения с *неможно.
Наконец, существуют случаи употребления детьми разрешительных конструкций с *льзя. Механизм образования подобной формы ясен: это классический пример на reanalysisи overgeneralization в речи детей. В случае нельзя > *льзя происходит обратный процесс можно > *неможно: ребенок отделяет не, образовывая новое понятие по аналогии, к примеру, нехорошо – хорошо.
Однако употребление *льзя обладает некоторыми особенностями. Следует обратить внимание на то, что ребенок начинает употреблять запретительные и разрешительные слова именно в таком порядке: можно, неможно, нельзя, льзя, – форма *льзя появляется в лексиконе последней, когда ребенок уже полностью осмыслил категории запрета и разрешения. Очень маловероятно, что такой лицетив может встретиться автономно – употребление его случайно и в высшей степени зависит от контекста. Скорее всего, *льзя будет употреблено в потоке речи сразу после нельзя:
– Тане нельзя холодную воду, маме нельзя холодную воду, Ромке нельзя… а папе… а папе… льзя…
– Надо говорить «можно».
– Мо-ожно… (Таня Д., 62 мес.)
Очевидно, ребенок имеет в своем лексиконе слово можно и умеет его корректно употреблять. Однако в эмоциональной речи при перечислении с использованием нельзя неожиданно «всплывает» спонтанная форма *льзя.
Таковы способы выражения запрета и разрешения в детской речи. Системно они сведены в Таблице (Приложение 2).
В предыдущем разделе были рассмотрены способы выражения запрета и разрешения в языке ребенка. Также мы дали некоторые комментарии по поводу научения ребенка подобным конструкциям. Рассмотрим процесс осознания и употреблением ребенком запретов и разрешений подробнее.
Сложность анализа исследуемой пары с позиции усвоения и механизма употребления заключается в особо значимой смысловой нагрузке ее членов. Эта пара является едва ли не центральной в жизни ребенка, и усваивается она очень по-разному, что вызвано, главным образом, супралингвистическими причинами.
Главная среди них – модель воспитания ребенка. Так, исследователи детской психологии не рекомендуют родителям произносить прямой запрет через конструкцию с ‘нельзя’ детям до того возраста, когда они полностью не осознают категорию запрета и разрешения. В противном случае, ‘нельзя’ в детском сознании десемантизируется и утрачивает «запретительную» окраску: «Нельзя полагаться на слово ‘нельзя’ до тех пор, пока ребенок на собственном опыте не узнает, что оно означает и какова будет ваша реакция, если он не послушается» (по [Спок 1991:182]). Психологи рекомендуют прибегать к альтернативным запретам или попросту отвлечь ребенка от запрещенного. Именно следствием употреблением взрослыми слова ‘нельзя’ в раннем возрасте стала болезненная и несколько неадекватная реакция Жени К на запрет (см. пример [Женя К., 0;11,29]).
J. F. Kess в главе “Firstlanguageacquisition” своей книги “Psycholinguistics” приводит результаты исследований американских психолингвистов. В частности, в разделе PolarOpposites проводится рассуждение о членах пар «позитивный – негативный», или, в иных терминах, «маркированный – немаркированный» (в оригинале: ‘Positive/NegativePairs, Marked/UnmarkedPairs’).
Определим, в чем заключается позитивность (маркированность) членов антонимичных пар (у Kess – «полярных оппозиций»). Вопрос этот не прост, учитывая то обстоятельство, что нет более или менее четких критериев отбора. Опыты показали, что в сознании ребенка маркированность будет устанавливаться подобно тому, как это установлено в следующей таблице:
Немаркированный член | Маркированный член | ||
| Английский пример | Русский эквивалент | Английский пример | Русский эквивалент |
| High | Большой (о здании) | Low | Низкий (о здании) |
| Tall | Большой (о человеке) | Short | Низкий (о человеке) |
| Long | Длинный | Short | Короткий |
| Wide | Широкий (о поверхности) | Narrow | Узкий (о поверхности) |
| Thick | Широкий (о диаметре предмета) | Thin | Тонкий (о диаметре предмета) |
| Old | Старый (о человеке) | Young | Молодой (о человеке) |
| Big | Большой (о предмете) | Shallow | Мелкий (о предмете) |
| Big | Большой (о человеке) | Little | Маленький (о человеке) |
Очевидно, есть некоторая закономерность в семантике такой маркированности. Попытки связать позитивность немаркированных членов из таблицы с наивным восприятием ребенком мира ощутимых результатов не дают. Действительно, маленькому существу все окружающие его предметы кажутся большими, длинными, широкими и проч. Однако маркированность также присутствует в парах, семантика которых не имеет касательства до размеров предмета (такова пара старый – молодой). Видимо, есть некоторый общий критерий «нормальности», который ребенок подсознательно применяет к полярным оппозициям. По этому критерию, прилагательное добрый будет объявлено немаркированным, а злой – маркированным.
Оказывается, на этапе овладения первичным словесным инвентарем явления с единственным параметром, по которому они различаются, называются детьми одним словом. Ребенок еще не имеет понятия о семантике полярных оппозиций и до определенного возраста не нуждается в заполнении тех лакун, о которых говорилось во втором разделе.
То слово, которым они обозначают два противоположных понятия, и является маркированным (позитивным) членом полярной оппозиции.