Уточняется и конкретизируется, какой именно тип метафоры обладает когнитивным потенциалом. Н.Д. Арутюновой выделен тип когнитивной метафоры, функционирующей в сфере признаковой лексики и являющейся способом создания вторичных языковых предикатов, которые обозначают признаки и процессы непредметного мира, как в словосочетаниях "острый ум", "часы идут", "судьба играет человеком". Такая метафора, основывающаяся на аналогии, является орудием выделения и познания свойств абстрактных категорий. Этим она отличается от индикативной метафоры, называющей предметные реалии и представляющей собой технический прием извлечения имени из имеющегося лексикона (2). Таким образом, постулируется зависимость когнитивного потенциала метафоры от типа ее семантики - понятийной, интенсиональной, или же предметной, экстенсиональной.
Функция вербализации не предметного мира присуща метафоре как средству номинации и выполняется не только классами признаковой лексики, но и субстантивами, обозначающими фрагменты "невидимого мира", как в случаях с "зерном истины", "сгустком воли/энергии", англ. словосочетанием wayoflife "образ жизни", букв. путь жизни. Именно при обозначении непредметных сущностей способность метафоры формировать и вербализовать новые понятия, исходя из имеющегося запаса знаний, занимает положение вершинной функции. Поэтому метафору, обозначающую непредметные сущности в тех подсистемах языка, где установка на образность не является ведущей и самодовлеющей (это - обиходно-бытовая сфера речи, язык науки, политический дискурс, в отличие от поэтического языка), можно назвать концептуальной, т.е. создающей концепты - вербализованные понятия (7).
В когнитивно-логической парадигме, акцентировавшей внимание на способности метафоры давать доступ к объективному знанию, соответствующему критерию истинности, активно, особенно в 70-е годы, исследовалась ее роль в развитии научных теорий и в языке науки (23; 25; 30; 35). Блэк, постулируя тесную связь между метафорами и моделями, обосновывает эту связь изоморфизмом структур двух компонентов метафоры - ее обозначаемого и образного средства. Поиск параметров такого изоморфизма, разворачивающий метафору в аналогию, дает новое знание о неизвестном, конструируя его как бы по модели известного предмета или явления, имя которого используется в метафорической номинации (23-24). Важность прообразной, моделирующей роли метафоры, наводящей исследователей на новые аналогии, отмечается многими исследователями (5-6; 8; 25; 30; 35; 41). При этом отмечается ее особая ценность на начальных этапах исследования объекта/явления, когда гипотеза только формируется и научному сообществу необходимы как предположения о неких свойствах объекта, задаваемых метафорами, так и сам язык, которым можно данный объект описывать и обсуждать (6; 8; 25; 30). Р. Бойд предлагает оценивать роль каждой метафоры в научном познании по тому, к каким свойствам изучаемого объекта или вида она дает доступ. По мысли Р. Бойда, метафора должна, постепенно устраняя неоднозначность, приближать исследователей ко все более полному знанию истинной природы исследуемого явления (25). С.С. Гусев отмечает двойственность функционирования метафоры в сфере науки, претендующей на познание объективной картины мира. С одной стороны, метафора, безусловно, важна как когнитивный инструмент при разработке гипотез. С другой стороны, метафора при ее буквальном прочтении является логической ошибкой. Осознание фиктивности лежащего в основе метафоры уподобления (принцип alsob И. Канта) особенно важно в научной сфере деятельности, поскольку игнорирование этого принципа способно привести к ошибкам в теории и практике (5).
Э.А. Лапиня обращает внимание на то, что термин-метафора, выполнив свою когнитивную роль на этапе становления научной гипотезы и формирования научного понятия (его концептуализации), в дальнейшем теряет двуплановость и, следовательно, статус метафоры. Если такой термин закрепляется в своей подсистеме, то уже в роли самостоятельной номинативной единицы -результата разведения переосмысленного значения и первоначального, послужившего основой для переосмысления (6).
В несколько ином виде предстает когнитивная функция метафоры в понимании Т. Куна. Кун исходит из того, что онтология объекта не является раз и навсегда заданной. Она, как и категории мышления, изменчива. Поэтому при научном познании может устанавливаться не одна, а множество связей между объектами и видами, и роль метафор состоит именно в том, что они наводят исследователей на поиск новых связей в периоды смены научных парадигм (35).
Обосновывая особую роль метафор, выражающих гипотезы, Э. Маккормак предложил разделить все метафоры на два класса, отнеся те, в которых преобладает предположение, к классу диафор, а те, в которых отображен повседневный опыт, - к эпифорам. Метафоры, выражающие гипотезы в науке, представляют собой диафоры, которые в дальнейшем подтверждаются или опровергаются. Однако, как подчеркивает Маккормак, в действительности в языке нет ни чистых диафор, ни чистых эпифор. Чисто эпифорические метафоры были бы начисто лишены двуплановости семантики, а чисто диафорические не были бы понятны, так как противоречили бы опыту человека и фонду его знаний (40).
Введение в исследование функций и восприятия метафоры категорий опыта и фонда знаний представляется важным не только для когнитивно-логического направления. В антропологическом направлении понятия фонда знаний, картины мира, языкового мифа, культурной обусловленности метафоры, постулирующие связь этого языкового средства с мировосприятием и разными видами деятельности человека, занимают центральное положение.
В целом период второй половины 80-х и 90-е годы характеризуется гораздо более осторожным подходом к когнитивному потенциалу метафоры и ее способности "наводить" на объективное знание, чем предыдущие полтора-два десятилетия. Подобное изменение связано с сегодняшним более скептическим отношением к возможности науки постигать объективную истину (19).
Вместе с тем в работах этого периода прослеживается стремление обосновать, что метафора является способом поиска и выражения особого типа знания, соизмеримого с личным и коллективным опытом, эмоциями, интуитивным и поэтическим познанием. Этот тип познания, выявляющий скрытые признаки и связи во внешнем и внутреннем мире, недоступные для научного или обыденного наблюдения, способен оказать глубокое влияние на наши представления. Кроме того, метафора должна быть включена в когнитивный дискурс потому, что она расширяет возможности языка описывать и характеризовать такого рода опыт (18; 21; 28; 31; 38-39; 45-46; 50).
Новый подход приводит к выводу о необходимости пересмотра самих понятий "истина" и "истинность высказывания". Д.Купер утверждает, что новая концепция должна учитывать существование разных модусов истины (modesoftruth), соотносимых с различными видами деятельности и способами представления действительности. Метафору следует считать особым модусом постижения действительности, проявления которого (как, например, в танце или музыке) "истинны" в рамках правил соотнесения знаков именно Данного вида деятельности с действительностью. Метафора открывает новые способы выражения смысла, не сводимого к буквальным значениям и пропозициям, и этим готовит почву для создания новых образных систем и эмоционально-оценочных отношений к предметам и явлениям (27). С этими утверждениями согласен Дж.Дж.А. Муйж, отстаивающий "либеральный подход" к понятию истины. Такой подход он считает правомерным, поскольку мир не является сугубо объективной данностью, независимой от способа мировосприятия. Поэтому готовность приписать какому-либо высказыванию свойство истинности в значительной степени зависит от принятых точек зрения и миропонимания. Метафора принадлежит к тем системам, которые частично соответствуют действительности, частично же основываются на соглашении. То, что языковые метафоры содержат определенную часть "истины", т.е. отображают действительность, а не только выражают настроение говорящего, подтверждается возможностью экспликации их смысла. Например, в текстах, содержащих метафоры, часто присутствуют парафразы или формулы типа "так сказать", "как будто бы", вводящие или объясняющие образные выражения. Кроме того, метафоры, никак не соотнесенные с подобиями, существующими в действительности и подтверждаемыми нашим опытом, воспринимаются как бессмысленные (45).
Характеризуя роль поэтической метафоры как способа познания мира, С.Р. Левин предлагает разграничивать два способа выражения знания: "когниции" (cognitions) и "концепции" (conceptions). Первые стремятся приблизиться к объективной истине и базируются на реальных фактах, вторые С.Р. Левин характеризует как "проекции" поэтических метафор. Содержание "концепций" - это амальгама эмоций и личностного опыта, однако их нельзя считать ни сугубо субъективными, ни игрой, поскольку, услышав новую метафору, мы ищем вызвавшие ее появление ассоциации, и в результате может произойти трансформация наших представлений и привычных оценок (38).
Анализ когнитивной ценности метафоры приводит исследователей к проблеме взаимозависимости метафоры и принципов категоризации. Метафора влияет не только на поэтические образные системы, она затрагивает и более глубинные основы категоризации, на которых базируются повседневные представления и оценки (31; 33; 36; 50-51).
По мнению П. Рикера, механизм метафоры позволяет увидеть общую процедуру создания понятий, и в этом отношении можно говорить о фундаментальности метафорического мышления. Метафора первоначально создается силой воображения, в котором ведущую роль играет способность видеть или устанавливать подобия. Логическая структура подобия характеризуется напряжением между одинаковостью и различием (50; ср.20), но это - необходимый этап в создании всех новых единиц знания. При этом каждое новое, установленное силой воображения подобие нарушает предшествующую категоризацию и вызывает переструктурирование семантических полей (50).