Разновидности газетно-публицистического стиля порождают различное сочетание стилевых черт, обусловленных единством, сопряжением экспрессии и стандарта, которые наиболее точно и последовательно обозначил В. Г. Костомаров в работе «Русский язык на газетной полосе»:[16]
документализм, который проявляется в объективности и проверенной фактологичности изложения;
содержательность, официальность, подчеркивающие значимость фактов, информации;
известная обобщенность, абстрагированность и понятийность изложения как итог аналитичности и фактографичности.
экспрессивность и эмоциональность, при этом экспрессия на страницах газет носит особый характер, она не служит средством для создания образной системы (как в языке художественной литературы) «отступления от этого правила носят речевой характер и могут наблюдаться лишь в конкретных произведениях выдающихся публицистов-художников»[17]
Синтез особенностей различных функциональных стилей характеризует публицистические тексты как неоднородные, однако полистилистика языковых единиц и целых текстовых формообразований не приводит к разрушению единства газетно-публицистического стиля.
Политические и экономические преобразования, происходившие в России в период перестройки и реформ 90-х гг., из всех функциональных стилей русского литературного языка самым радикальным образом язык средств массовой информации. В предисловии к «Большому словарю русской разговорной экспрессивной речи» В. В. Химик отмечает, что к началу ХХ1 века в русском культурном и языковом пространстве произошла «смена нормативной основы литературного языка», то есть наше языковое сообщество стало ориентироваться не на язык художественной литературы, не на образцовый язык русских писателей, а «на звучащую публичную речь средств массовой информации».[18]
По словам Ю. Н. Караулова, язык СМИ сегодня представляет собой обобщенную модель, совокупный образ национального языка, коллективным пользователем которого являются все россияне».[19] Максимальное приближение к речи массовой аудитории, сегодня приводит к «усреднению», «массовизации» речевого стандарта в публицистических текстах, к использованию «общедоступных», общепонятных языковых средств. Изменение литературных норм в сторону либерализации приводит к расшатыванию литературных норм; открытию границ литературного языка для разговорной лексики, просторечия, жаргонизмов, заимствований, что обусловлено расширением сферы спонтанного общения; «небывалого словотворчества»,[20] что связано со свободой форм выражения.
В 90 – е годы 20 столетия активным и социально значимым языковым процессом стал процесс заимствования иноязычных средств. Причины заимствования связанны с политическими, экономическими, культурными реалиями, а также социально – психологическими причинами:[21]
престижность иноязычного слова по сравнению с исконным или ранее заимствованным и обрусевшим. Внутри данного процесса иногда можно проследить такое явление, которое названо – «повышением в ранге», т. е. слово, обозначая в языке-источнике обычный объект, в заимствующем языке обозначает понятие более значительное, престижное. Например, «бутик» фр. «лавочка, небольшой магазин», в русском «престижный магазин модной одежды», коммуникативная актуальность понятия и соответствующего ему слова.
Исходя из причин, все заимствования можно разделить на две категории – необходимые заимствования, отвечающие потребностям самого языка, и заимствования, не отвечающие требованиям необходимости, заимствования, которых при желании можно было бы избежать «при более бережном отношении к природному русскому языку».[22]
Как отмечает в своей работе Л. В. Савельева, сам по себе этот процесс естественен и не должен вызывать тревоги, но нельзя не видеть здесь и разрушающего начала в том случае, когда иноязычное слово, выбранное для шика, вытесняет из языка «труженика тысячелетней русской культуры, не давая ему равной замены, но выполняя роль речевого протеза, лишенного памяти и нравственного потенциала».[23] Это разрушающее начало исследовательница видит в грубом внедрении «чужеродной ментальности» в русскую этнокультурную картину мира.
Действительно, во многих случаях наш язык с трудом справляется с нашествием «звонкого иноязычия», «он не успевает орфографически, морфологически освоить новые слова, приспосабливать их к собственным законам, не говоря уже о выдвижении оригинальных эквивалентов».[24] Особенно часто встречаются такие «необработанные», не освоенные языком элементы в языке прессы, в том числе и молодежной, студенческой. В желании показать «свою широту и учёность, точнее – свою приобщеность к американо-западному миру, журналисты нередко создают причудливую смесь иностранных слов, грубого просторечия и жаргона»,[25] даже тогда, когда существуют не менее точные русские эквиваленты.
К сожалению, процессы, связанные со злоупотреблением англо-американских заимствований, наблюдаются в языке анализируемой нами газеты «Петрозаводский Университет»: «В Тбилиси его программу составляли в основном ритм-энд-блюзы, в последующие годы Грапс, резко изменив саунд, одним из первыхкинулся ковать «метал» российского производства» («ПУ», № 13, 1991, стр. 4, О. Гальченко, обозрение под рубрикой «Русский рок. Страницы биографии»); «Наши хозяйственники, увесив гроздьями пеногонов черную лестницу, оставшиеся решили передать ближнему соседу нью – Эрмитажу – общежитию» («ПУ», № 17, 1991, стр. 3, Фельетон «Сижу за решеткой…» С. З. Филипыч); «Стала ли эта популярная обувь (тапки) брендом общаги №8, пока не известно, но будем надеяться, что все "принцы" смогут найти своих "золушек" по тапкам, призывно оставленным на лестницах, а такой праздник не окажется последним» («ПУ», №9, 2008, репортаж «С тапками по жизни» У. Серовой)
Здесь будут уместны слова Ю. Н. Караулова, который считает, что внедрение иноязычных слов идёт от лености ума, консерватизма говорящего <…>, от нежелания «растормошить» ресурсы родного языка и заглянуть в его запасы, а иногда, правда, от стремления к элитарности в речи.[26]
Процесс жаргонизации русского литературного языка конца ХХ века, связан с перестройкой, ломкой важнейших политическо–экономических структур. Выделяя два основных фактора, способствующих проникновению жаргонизмов в речь: необычность, причудливость звучания и воровская романтика, М. А. Грачёв отмечает повсеместное нарушение языковых норм, появление в речи подавляющего большинства лексики деклассированных элементов.[27]
Огрубление речи – отчасти следствие ее раскрепощённости и реакция на негативные аспекты жизни, служащая средством разрядки психологического напряжения, «"крепкое словцо" более доходчиво и более понятно "простому народу", чем убедительная аргументация, изложенная хорошим русским языком»[28]
Как отмечается учеными, сейчас активным является процесс формирования общепринятого жаргона.[29] Термин «общий жаргон» - пласт современного русского жаргона, который, не являясь принадлежностью отдельных социальных групп, с достаточно высокой частотностью встречается в языке средств массовой информации и употребляется всеми жителями города, в частности образованными носителями русского литературного языка. Приведем примеры из анализируемой студенческой газеты: «Питерская тусовка» («ПУ» №4, 1991, стр. 4, заголовок репортажа О. Гальченко о прошедшем фестивале рок-музыки); «Лишь на одной шестой части земной суши народ, в ожидании обещанного партией и правительством всеобщего коммунистического кайфа,..» («ПУ», №1, 1991, стр 4. О. Гальченко (2 к, филфака) в обозрении анализирует политическую, социальную картину 70 х годов в России и других странах); «… с совхозом у факультета заключен клевый договор – можно в любое время года заказывать картофель по дешёвке» («ПУ», № 25, 1992, стр. 1. Отчет о выезд студентов на «картошку»)
Как пишет М. В. Колтунова, среди различных видов жаргона наиболее распространённым является молодёжный жаргон, который включает в себя огромное количество англицизмов и англоязычных образований.[30] Например, «В Тбилиси его программу составляли в основном ритм-энд-блюзы, в последующие годы Грапс, резко изменив саунд (здесь: «звук»), одним из первых кинулся ковать «метал» российского производства» («ПУ», № 13, 1991, стр. 4. Обозрение «Балтийский маяк» О. Гальченко о событиях российской и зарубежной эстрады)
Кальконизированные жаргонизмы активно проникают в речь молодых людей, сочетаясь с литературной лексикой в новом значении («бродить по Интернету» - т.е. «находиться в сети Интернет, искать информацию». В словаре: «Бродить. Ходить по разным направлениям, отыскивая что-то или без цели; шататься, слоняться» (Словарь живого великорусского словаря В. Даля), наряду с лексическими сочетаниями в данную «языковую цепь» включаются и грамматические сочетания («я такая говорю, а он типа не слышит»), в которых знаменательные слова начинают выполнять либо функции артикля, либо означают речевую ситуацию («типа» - делает вид, что не слышит»). Таким образом, создаётся особая языковая среда, которая с одной стороны, характеризуется игрой лексическими значениями слова, что не может не привлечь молодых людей, с другой стороны, огромность набора жаргонизмов создаёт лексический монотон, приводящий к обеднению речи.[31]
Современный молодёжный жаргон Л. И. Скворцов считает одним из речевых стилей нашего времени».[32] По словам ученого, основу молодёжного сленга составляет студенческий жаргон, который, господствуя над другими жаргонами, взаимообновляется и вбирает в себя «младшие» (например, школьный). Молодёжный жаргон характеризуют выразительные наименования и переименования, связанные с такими аспектами, как учёба, спорт, развлечения, а также иноязычные заимствования. Истоки данного процесса давно подметили специалисты по возрастной психологии: «эмоции молодых ищут выход – и находят его в мерзком, грязном слове, тем более и взрослые вокруг легко роняют всю эту лексику, не заботясь об окружающих»,[33] а также желание подростков самоутвердиться, показать в языке свою принадлежность к определенному классу. Молодежь во все времена старалась противопоставить себя миру взрослых, т. е. «протест как реакция на общественные невзгоды: на ложный пафос, на враньё, на оскорбление личности» и соперничающим молодёжным группам - «желание сразиться, здоровая конкуренция»[34]