Непристойность - это, естественно, то, что "не пристойно", т.е. не пристало произносить в компании уважающих себя людей. В русском языке основных слов этого ряда всего несколько, но зато имеются тысячи производных от них.
В цитируемой статье А. Новикова непристойных выражений практически нет. Правда, есть одно выражение "полный писец", представляющее слишком прозрачный намек на очень грубое выражение "полный п....ц", чтобы его можно было счесть эвфемизмом (см. ниже). Думается, что перед нами непристойность.
Понятие неприличности родственно понятию непристойности, но все же отличается от него. Детальный рассказ о своих сексуальных проблемах или анекдот на сексуальную тему может не содержать ни одного табуированного слова; тогда он может рассматриваться слушателем как неприличный, но вряд ли будет непристойным. Можно, вероятно, сказать, что непристойное - всегда неприличное, но не всегда неприличное - это непристойное.
Разберем теперь понятие оскорбительности. Стоит различать два американские понятия, offensiveness и offendedness. (см. многочисленные ссылки в [Jay, 1992, 1999]). Offensiveness можно перевести как "оскорбительность" в смысле содержания в слове отрицательного или вызывающего отвращение значения. Чем оскорбительнее слово, тем сильнее оно табуируется, запрещается к употреблению. Таким образом, "оскорбительность" есть свойство самого слова, изначально присущий ему оскорбительный смысл. Русский мат в компании воспитанных людей оскорбителен сам по себе, кто бы его ни произносил или слушал.
Offendedness же есть реакция слушающего на оскорбление в его адрес, ощущение обиды или оскорбленности. Как видим, разница тут значительная, потому что объективная оскорбительность слова еще не обязательно вызывает субъективную оскорбленность: за тот же самый мат кто-то оскорбится и подаст в суд, а кто-то презрительно или равнодушно отмахнется: "Собака лает, а ветер носит". Ср. презрительную реплику: "Ты меня оскорбить не можешь! "
Кроме того, известны многочисленные случаи, когда оскорбительные клички и прозвища охотно принимались их адресатами и становились буквально терминами. Все следующие слова - бывшие обидные обзывания: импрессионисты, фовисты, санкюлоты, гезы. Определенная группа уголовников спокойно называет себя суками. А. Блок с гордостью писал: "Да, скифы - мы, да, азиаты - мы С раскосыми и жадными очами! "
Не совсем простой вопрос о, так сказать, бранном весе слов: какие слова следует считать очень оскорбительными и заслуживающими судебного разбирательства, а какие - нет. Как уже было сказано выше, понятие оскорбительности ориентировано на слушающего, поэтому ему и предстоит решить эту проблему. Юная девушка вправе оскорбиться, если в ее присутствии употребят слова типа "говно" или "жопа", а завсегдатая пивной может не задеть и самый грубый мат или наиболее грубое слово современного русского языка - "пи...". Есть социальные подгруппы, где слово "бл..." гораздо грубее, чем мат; первое считается "бранью по- черному", второе - простым мало что значащим восклицанием. В уголовном мире "Бл..!" или даже какое-нибудь другое слово женского рода типа "Швабра!", обращенное к мужчине - смертельное оскорбление, т.к. содержит намек на то, что оппонент - презираемый пассивный гомосексуалист.
В американской практике существует список наиболее грубых слов, подлежащих полному и абсолютному запрещению. Сообщая о выходе соответствующего постановления, газеты отказались процитировать эти слова, настолько резко они воспринимались.
Возможно, что такой список может сыграть и отрицательную роль, потому что заранее как бы извиняет слова, в него не включенные, но которые в определенной ситуации могут звучать исключительно грубо ("Козел!"). Ср. также цитату из статьи А. Новикова: "(Имя оппонента) - странный политический сперматозоид с головкой Наполеона, усиками Джугашвили и бегающим взглядом провинциального комсомольского работника".
Чем оскорбление отличается от обиды? В словаре Даля читаем:
ОБИДА. Всякая неправда, тому, кто должен переносить ее; все, что оскорбляет, бесчестит и порицает, причиняет боль, убыток или поношенье. Кривосуд; брань, побои; насмешка, дурной отзыв о ком; лишение кого достояния, имущества, барышей.
В словаре русского языка 1957 г.:
ОБИДА. Несправедливость, несправедливый поступок, поведение по отношению к к-л., незаслуженное оскорбление.
ВТолковомсловаре The American Heritage Dictionary of the English Language (1970):
ОБИДА. 1) Процесс нанесения обиды или вызывание гнева, негодования неудовольствия и т.п. 2) а. Любое нарушение или несоблюдение морального или общественного правила; проступок, грех; б. нарушение закона; преступление.
Как видим, эти определения весьма широки и, главное, не помогают отличить обиду от оскорбления, которые в русских источниках звучат почти синонимично. Однако в юридическом смысле разница очевидна: оскорбление может быть подсудно, но одной обиды как основания для рассмотрения дела в судебном порядке недостаточно. Обидеться можно на любой намек -например, А. Новиков пишет о своем оппоненте: "Человек (...) в идейном отношении совершенно неадекватный". Перед нами выпад, инвектива в общем смысле, вполне допустимая в любом тексте, хотя ее объект может испытать серьезную обиду. Другие же цитаты из той же статьи типа "Вас ждет хороший ошейник" или "Идите в будку, Сергей Алексеевич!" - тоже инвективы и тоже в широком смысле, потому что не содержат ни одного грубого слова, но они не просто обидны, но уже и оскорбительны, так как автор фактически называет автора собакой, хотя и в слегка завуалированной форме.
В этом же ряду выпадов А. Новикова - инвектива в узком смысле: "В. - это комсомольская псина, почувствовавшая в себе волю к власти". Здесь обзывание собакой предстает в "чистом" виде.
Таким образом, можно определить обиду как поношение в любой форме, тогда как обида в оскорбительной форме с применением нецензурной или просто грубой лексики или с очевидным намеком на нее превращает обиду в оскорбление.
Выше уже упоминался термин "табуированность" - от слова "табу" - древний запрет. Табуированность - синоним запрещенности. Табуированное слово - слово, запрещенное к употреблению в общественном месте. Чаще всего под ним понимается грубое, вульгарное слово типа матерного, но в обществе, как правило, табуируются целые темы. Ср. пословицу "В доме повешенного не говорят о веревке", т.е. запрещается говорить о каких-то вещах, которые могут вызвать слишком бурную реакцию окружающих (смерть или тяжелая болезнь близких, интимные отношения, венерические болезни и проч.). Разумеется, иногда такое табу приходится нарушать, но каждый раз это нарушение диктуется чрезвычайными обстоятельствами.
Очень важно, что понятие табуированности ориентировано на говорящего: говорящий сам решает, следовать ли запрещению на употребление этого слова, можно или нельзя в этом конкретном случае нарушить табу. Вся ответственность, таким образом, ложится здесь на автора высказывания.
В отличие от табуированности, понятие непристойности ориентировано на слушающего: здесь уже реципиент решает, пристойно или непристойно то, что он сейчас услышал. Матерная брань может не восприниматься как непристойная в пивном баре и безусловно вызовет возмущение на свадебной церемонии.
На юридическом уровне необходимо различать следующие понятия:
1) Проклятие: "Чтоб ты сдох!"
2) Оскорбительное упоминание священных понятий, богохульство. Здесь полезно различать настоящее богохульство, когда человек сознательно оскорбляет чувства верующих, и то, что можно назвать профанизмом - это когда говорящий превращает сакральное (священное) понятие в профанное, земное, обыденное, когда он просто снижает возвышенное понятие. Большинство современных матерных выражений исторически восходит к древним священным формулам, но теперь их происхождение прочно забыто, так что исторически перед нами - явное богохульство, но ни один матерщинник об этом не подозревает, так что мат надо считать профанизмом. Здесь нет оскорбления верующего, но есть оскорбление общественного вкуса, явная непристойность. Прямые богохульства, сегодня осознаваемые как таковые, для русской культуры не характерны.
В эту же группу можно отнести малоосмысленную брань, на сегодняшний день не имеющую к религии отношения, часто имеющую сексуальное происхождение: "Бл..!", "Иди на х..!" Такая брань может не быть обращена на конкретного человека и просто присутствовать в речи в качестве эмоционального усилителя ("Я туда, на х.., не пойду"). Она безусловно может рассматриваться как оскорбительная, если звучит в присутствии человека, которому это неприятно. В письменном виде она производит еще более резкое впечатление, ибо даже называется иногда "непечатной", т.е. неприемлемой в печатном виде.
Для судебных органов важно знать, что в основном, когда в западных странах разрабатывались первые законы по борьбе со сквернословием, под этим последним имелись в виду прежде всего богохульства. Именно за хулу на Бога в Средние века протыкали языки раскаленным шомполом, выставляли у позорного столба и другие. Так что сегодня, по существу, законы, принятые против богохульства, действуют против употребления слов из совсем других сфер: это скатологизмы ("Говно!"), зоологизмы ("Козел!"), сексуальная брань (мат) и т.п. Как к этому относиться? С одной стороны, налицо явный анахронизм. Однако, с другой стороны, перед нами простая замена одной сферы жизни общества на другую при, по существу, полном сохранении "взрывчатой силы" выражения. Если сегодня отношение к небогохульной ругани такое же, как когда-то к богохульной, то ограничения, накладываемые на нее в виде морального осуждения или статей УК, могут сохраняться в том же объеме.