Если начать рассмотрение с внутренней стороны (З>Ф), то расположение материала будет совершенно иным. Мы можем попытаться систематизировать и расположить в определенном логическом порядке все обозначаемые языком предметы и отношения. В некоторых случаях это совсем не трудно, например в отношении числительных, место которых, как уже указывалось выше, не в грамматике, а в словаре: one, two, three… Но в какой последовательности нужно было бы расположить слова image«изображение», picture«картина», photo«фотография», portrait«портрет», painting«картина», drawingsketch«карандашный портрет», sketch«набросок «? Мир, окружающий нас, необычайно сложен, а предметы и мысли, выражаемые языком, многообразны. Поэтому далеко не просто найти удовлетворительное логическое расположение для словарного состава. В этом отношении известна попытка Роже (Roget, ThesaurusofEnglishWordsandPhrases). Балли (Bally, Traitй destylistiquefranзaise, т. II) внес улучшение в размещение слов у Роже, но его список гораздо менее полон. Если при подходе Ф>З расположенными вместе оказались омофоны, то теперь рядом следует разместить синонимы; так, dog«собака» окажется рядом с hound«охотничья собака», pup«щенок», whelp«щенок», «детеныш», cur«дворняжка», mastiff«мастиф», spaniel«спаньель», terrier«терьер» и др.; слово way в значении «путь» – рядом с road«дорога», path«тропинка», trail«след», «тропинка», passage«проход», а в значении «способ» – рядом с manner«способ», method«метод», mode«образ». Точно так же слово cheer будет помещено вместе с такими словами, как repast«пиршество», food«пища», provision«продовольствие», meal«еда», и с такими, как approval«одобрение», sanction«санкция», applause«аплодисменты», acclamation«шумное одобрение» и др. Все эти замечания относятся, естественно, к одноязычному словарю типа 3> Ф; в двуязычном же словаре сначала дается иноязычное слово, а затем соответствующее слово или слова родного языка.
В связи с трудностью систематического расположения единичных фактов большинство словарей ограничивается алфавитным расположением, удобным для практических целей, но совершенно ненаучным. Если бы наш алфавит был подобен санскритскому алфавиту, в котором звуки, образуемые одним и тем же органом речи, располагаются рядом, то он был бы, конечно, совершеннее, чем латинский алфавит, где расположение звуков обычно случайное; звуки b и р, d и t, например, отдалены в нем друг от друга, и, наоборот, звуки, не имеющие ничего общего, гласные и согласные, без всякого основания помещены рядом. Можно было бы представить себе также иное расположение слов, когда рядом помещались бы слова настолько близкие по звучанию, что одно слово можно было в речи принять за другое, например: bag«портфель» и beg«просить», bag и back«спина». В целом, однако, вполне удовлетворительную систему в словарной части языка создать невозможно.
Всякий, кто, подобно мне, принимает положение Суита о том, что грамматика имеет дело с общими фактами, а словарь – с единичными, согласится, что эти две области могут иногда перекрывать друг друга и что некоторые явления необходимо или удобно рассматривать и в грамматике, и в словаре. Однако существует целая сфера языка, для которой трудно найти место в установленной таким образом двухчастной системе, – это сфера значений слов. До сих пор не существует общепринятого термина для этой области языковедческой науки. Бреаль, один из пионеров в этой области, употребляет слово «семантика» (sйmantique) от гр. sēmaino, в то время как другие говорят о «семасиологии»; некоторые (Сэйс, Дж.А.Г. Муррей) употребляют слово «сематология» (sematology), у Норейна находим «семологию» (semology), довольно варварское образование от гр. sēma, sēmatos, которое, кстати сказать, означает «знак», а не «обозначение»; наконец, леди Уэлби (Welby) употребляет термин «сигнифика» (significs), тоже вызывающий серьезные возражения. Для обозначения этой области я буду пользоваться термином Бреаля «семантика». В последнее время она все больше привлекает внимание ученых. В результате того, что в современной лингвистике принято сейчас историческое направление, статической семантике посвящено гораздо меньше работ, чем динамической, т.е. вопросу о том, как в ходе исторического развития языка изменяются значения слов. Между тем статическая семантика также может представить большой интерес, что подтверждает, например, книга К.О. Эрдмана (К.О. Erdmann. DieBedeutungdesWortes). Несмотря на то, что предметом семантики является классификация и систематизация значений и изменений значений и что эта ветвь языковедческой науки имеет, таким образом, дело не с «общими», а с «единичными» фактами, семантику в грамматику никто обычно не включает (кроме Ниропа. См. фундаментальныйтруд: Nyrop. Grammaire historique de la langue franзaise). Поэтому я могу позволить себе исключить семантику из рассмотрения и в данном томе.
Переходя к грамматике, надо отметить, что почти во всех исследованиях в качестве первого раздела дается теория звуков безотносительно к значению, которое может быть с ними связано. Возможность общей теории о звуках человеческой речи, о способах их образования органами речи и сочетании их друг с другом в слоги и единицы высшего порядка вытекает из самой природы устной речи. Наряду с этим существует теория звуков, свойственных данному конкретному языку. Для общего учения о звуках речи довольно употребительным является термин «фонетика», хотя он и используется также для обозначения теории звуков конкретного языка: так, например, мы говорим об «английской фонетике» и т.п. Может быть, было бы целесообразно ограничить слово «фонетика» общей фонетикой, а для явлений, свойственных конкретному языку, употреблять слово «фонология» (например, «английская фонология»), но этот терминологический вопрос не имеет особого значения. Некоторые авторы склонны разграничивать значение этих двух слов, применяя термин «фонетика» для обозначения описательного (статического), а термин «фонология» – для исторического (динамического) учения о звуках (Laut, lehre); другие употребляют эти термины наоборот (deSaussure-Sйchehaye).
В задачу данной книги не входит подробное изложение фонетики или фонологии; однако несколько замечаний будут не лишними. Расположение материала в большинстве книг по фонетике представляется мне довольно бессистемным; уже в самом начале учащегося сбивает с толку огромное количество деталей из различных областей. В противоположность этому в своей собственной фонетике (датское издание – Fonetik, 1897–1899, немецкое издание – LehrbuchderPhonetik, английское издание готовится к печати) я стремился построить всю фонетическую теорию более систематично и этим облегчил изучение данного предмета для учащихся, о чем свидетельствует моя многолетняя практика преподавания фонетики. Мой метод состоит в следующем: сначала нужно начинать с мельчайших единиц, с составных частей звуков; при этом необходимо изучить результат артикуляции каждого из органов речи, начиная с губ и переходя постепенно к внутренним органам речи, причем рассматривать каждый из них сначала в закрытом, а затем в более открытых положениях; после изучения всех органов речи следует перейти к самим звукам – продукту одновременного действия всех органов речи, и, наконец, к сочетаниям звуков.
Излагая фонологию одного из языков наших цивилизованных народов, необходимо сказать кое-что о том, каким образом звуки изображаются традиционной орфографией. В исторической фонологии звуки и написание нельзя рассматривать отдельно, хотя очень важно и не смешивать одно с другим. К этому вопросу можно, разумеется, подходить с двух противоположных точек зрения: можно начинать с написания и затем устанавливать звучание, связанное с ним, а можно, наоборот, начать со звука и затем перейти к его буквенному обозначению. Первый подход – это подход читающего, второй – подход пишущего.
Данное выше определение фонетики – «учение о звуках безотносительно к их значению» – не вполне верно, поскольку, занимаясь звуками любого языка, невозможно полностью отвлечься от значения. Важно установить, какие звуки используются в языке для различения слов, т.е. значений. Смешение двух звуков в одном языке ведет к смешению слов с совершенно различным значением, но те же самые звуки в другом языке могут не играть подобной роли, в результате чего различие между ними является для говорящих несущественным. Нужно также заметить, что многое из того, что обычно излагается в фонологии, могло бы быть точно с таким же или даже с большим успехом помещено в других разделах грамматики. Грамматисты редко бывают последовательны в этом отношении; я должен признать, что был непоследователен и сам, посвятив в первом томе книги «AModernEnglishGrammar» несколько страниц вопросу о различии в ударении у существительных и глаголов (present, object и др.). Вместе с тем нельзя не признать, что многое в грамматике можно с одинаковым или почти с одинаковым правом относить к различным ее разделам.
Отграничив таким образом нашу область, можно обратиться к тому, что считается обычно центральной областью грамматики, а иногда даже выдается за грамматику в целом. Предмет грамматики делится подавляющим большинством грамматистов на три основные части:
1. Морфологию, или словоизменение.
2. Словообразование.
3. Синтаксис.
Такое деление с его последующими подразделениями имеет слабые стороны. Как покажет приведенный ниже обзор, создать стройную грамматическую систему на этой основе нельзя.
При традиционном построении морфология обычно подразделяется на главы, каждая из которых посвящена описанию одной из «частей речи». Существительные как самый привилегированный разряд помещаются на первом месте, затем следуют прилагательные и т.д.; предлоги и союзы занимают последнее место. У грамматиста есть что сказать о каждом классе. В применении к существительным дается описание флексий (окончаний), или, иначе говоря, излагаются изменения данных слов. Однако при этом ничего не говорится о значении изменений и о функциях конкретных форм, если не считать того, что подразумевается в таких названиях, как родительный падеж, множественное число и т.п. Расположение форм парадигматическое; все формы одного слова даются вместе, но не делается никакой попытки сопоставить одни и те же окончания, если они встречаются в различных парадигмах. Так, в древнеанглийском, например, дательный падеж множественного числа приводится отдельно в каждом типе склонения, хотя во всех случаях он характеризуется одним и тем же окончанием – um.