Русский язык в многонациональной России
ВВЕДЕНИЕ 3
1. ситуация в дореволюционной России 4
2. НОВАЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА 9
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 23
ВВЕДЕНИЕ
Изучая языковую политику и языковую ситуацию в стране, нельзя не дать хотя бы общего описания исходной ситуации. сложившейся в России к 1917 году. Кроме того, царская языковая политика еще долго оставалась точкой отсчета при проведении языковой политики после революции: в 20-е годы и в первой половине 30-х годов от нее сознательно отталкивались, позже до какой то степени ее пытались возрождать.
Сразу после революции в основу языковой политики государства было положено стремление к удовлетворению потребности идентичности для всего населения. Речь шла о принципиально новой, не имевшей аналогов в мировой истории политике. Такую политику старались основывать на научных принципах. Цель ее заключалась в том, чтобы каждый, независимо от национальной принадлежности, мог свободно пользоваться своим материнским языком и овладеть на нем высотами мировой культуры.
Развитие языковой ситуации в СССР при частных различиях имело единую направленность во всех республиках и регионах. Теперь пути России, с одной стороны, и четырнадцати других государств принципиально разошлись. И дело даже не в том, что «языковой вопрос в России не является столь острым, как в странах СНГ». В отличие от других новых государств в России при коренном изменении общественного строя национально-языковая ситуация осталась той же, что была в СССР. Как и в СССР, здесь преобладающий этнос – русские и единственный язык, способный обеспечивать потребность взаимопонимания в масштабах государства – русский язык.
1. ситуация в дореволюционной России
Российская империя была многонациональным государством, унитарным в своей основе, но на окраинах включавшим в себя вассальные государства – Бухарский эмират и Хивинское ханство, автономную Финляндию и имевший особый статус Урянхайский край (ныне Тува); в 1815–1831 гг. (а в некоторых отношениях, в том числе языковом, до 1863 г.) автономным было также Царство Польское. Официальная государственная концепция не основывалась на каком-либо национальном принципе. Население классифицировалось не по национальностям, а прежде всего по вероисповеданиям. В число русских всегда включались украинцы и белорусы, а иногда и любые православные. Большинство нехристианского населения включалось в категорию так называемых инородцев, лишь частично живших по общероссийским законам и подвергавшихся ограничениям в правах и обязанностях. Официальных этнических привилегий русские не имели, но государство поддерживало не только православную религию, но и русскую культуру и русский язык. Этот язык был государственным, все другие языки не имели официального статуса, исключая вассальные государства и автономии.
Языковая политика царского правительства не была вполне последовательной, менялась со временем. Равно неверно рассматривать Россию только как «тюрьму народов» или считать языковую ситуацию до 1917 г. бесконфликтной. Слишком упрощена и такая характеристика: «В большинстве этнорегионов – преимущественно восточных, а также в Польше, Финляндии – проводилась политика невмешательства в национальную жизнь вполне в духе цивилизованного европейского либерализма. В других, особенно на Украине, в Литве, до первой русской революции осуществлялась русификация в худших традициях восточного деспотизма». Фактически это не совсем верно: например, в Польше в 1863–1905 гг. проводилась жесткая политика «обрусения». Но неверна сама постановка вопроса. Никакого «просвещенного либерализма» в языковой политике большинства европейских стран в XIX в. и в начале XX в. не было. В классической стране либерализма, Великобритании, в это время учителя били школьников-валлийцев за произнесенное слово на материнском языке. А «невмешательство в национальную жизнь» инородцев означало, прежде всего, недостаточное освоение того или иного региона.
Общая политика царского правительства при всех пространственных и временных различиях была вполне естественной для любой власти в едином централизованном государстве времен индустриализации. Главным ее содержанием было поддержание и развитие господствующей роли государственного языка. То, что этим языком оказался русский, сложилось исторически: империю создала Московская Русь, а не Польша или Хива. Русский язык по числу носителей значительно превосходил остальные, и конкурентов ему быть не могло. Русский язык был языком администрации, армии, суда. Он господствовал в школьном обучении и к концу XIX в. стал (исключая Финляндию) единственным языком высшего образования. Большинство межнационального общения шло на русском языке. Ни один язык не мог быть равен русскому, но и равноправие языков не признавалось царской администрацией.
Отношение к другим языкам было различным в зависимости от многих факторов: времени присоединения той или иной территории к России, степени ее освоенности, религии и культурных особенностей того или иного народа, степени конфликтности ситуации в регионе и т.д. В целом главный водораздел проходил между полноправными гражданами Российской империи и «инородцами». Политика в отношении первых оказывалась даже жестче. Полноправные граждане, особенно православные, рассматривались как часть единого целого, для них поощрялись изучение русского языка и в конечном итоге – языковая ассимиляция. В максимальной степени подобный подход господствовал в отношении украинцев и белорусов и не потому, что к ним относились хуже, чем к другим. И власть, и практически вся русская интеллигенция (по крайней мере, до начала XX в.) рассматривали украинцев и белорусов как части русского народа, имеющие лишь небольшие этнографические отличия. Традиционно их языки именовались «малорусским наречием» и «белорусским наречием», то есть диалектными группами русского языка, а литература на этих языках – литературой на диалектах, аналоги которой есть, например, в Италии. Публикация любой литературы на украинском языке в 1876–1905 гг. была запрещена. Специальные меры против распространения белорусского языка даже не предпринимались, поскольку до начала XX в. на нем почти не писали.
С такими языками, как грузинский или польский, приходилось считаться в большей степени, но и там временами предпринимались весьма суровые меры. Политика в отношении грузинского языка была очень непоследовательной и несколько раз менялась, грузинские школы то закрывались, то вновь допускались. В Польше «политика невмешательства в национальную жизнь» продолжалась в полной мере лишь 15 лет, до первого польского восстания 1830– 1831 гг. и с некоторыми ограничениями – до второго польского восстания 1863 г. Потом польский язык четыре десятилетия изгонялся из учебных заведений и из любой официальной сферы.
В отношении «инородцев», как правило, не ставился вопрос об их ассимиляции, в том числе языковой, поскольку, как считалось, они еще «не доросли» до этого (или же ассимиляция искусственно сдерживалась, как это было с евреями). К тому же большинство районов их расселения либо недавно вошло в состав России, либо имело очень неразвитую инфраструктуру. Поэтому контакты большинства «инородцев» с русскими, особенно в Средней Азии, Сибири и на Дальнем Востоке, были незначительны, а хозяйственное освоение регионов их проживания лишь начиналось. В Средней Азии русскоязычной царской администрации часто хватало общения с местным населением через переводчиков, в качестве которых обычно использовались татары. Большинству «инородцев» просто незачем было знать русский язык, тем более, что в армии они не служили и редко меняли место проживания. Именно из-за этого, а вовсе не из-за какой-то «гуманной» политики царской администрации тогда еще мало было вымирающих языков, а большинство языков с малым числом носителей оставались устойчивыми. Вымирание языков уже шло, но прежде всего в более хозяйственно развитых районах. Тогда уже стала неблагополучной судьба, например, мелких прибалтийско-финских языков: водского и ижорского к юго-западу от Петербурга и ливского западнее Риги.
Царская администрация мало обращала внимания на культурное развитие «инородцев». Более активную роль в нем играла православная церковь, развивавшая миссионерскую деятельность. Она мало что дала в отношении мусульманских народов, но многие народы, сохранявшие традиционные верования, постепенно христианизировалась: чуваши, мордва, удмурты (вотяки), якуты и др. Переход в православие превращал эти народы в полноправных граждан империи. Политика в отношении христианизации не была однородной: шла борьба между откровенными ассимиляторами и сторонниками постепенного приобщения этих народов к русской культуре.
Определенные изменения курса происходили не только в отдельных регионах, но и в стране в целом. При этом степень жесткости политики далеко не совпадала с общим соотношением консерватизма и либерализма. Относительно либеральное и реформаторское царствование Александра II было периодом максимально жесткой языковой политики, особенно на западе империи. И это было естественно, поскольку реформы Александра II были направлены на ускоренную капитализацию России, развитие единого рынка, единой административной системы, усиление армии и не в последнюю очередь на распространение единой, то есть русской культуры, прежде всего через значительное распространение школьного образования. Отсюда вполне естественными были и меры по усилению позиций русского языка, до которых просто не доходили руки в застойную эпоху Николая I. Естественно и то, что более активно эти меры велись в экономически более развитых районах Европейской России. Сыграло роль и польское восстание, поддержанное и литовцами: власть старалась принять меры, не допускавшие его повторение. В то же время после революции 1905 г. власть вынуждена была пойти на либерализацию национально-языковой политики. Подъем оппозиционных движений, в том числе национальных, требовал поиска компромиссов.