-Нельзя сказать, что творчество Хлебникова совсем не изучалось с интерлингвистической точки зрения - в той или иной мере этот аспект присутствовал почти в любом обращении к деятельности поэта, поскольку «единый смертных разговор» [2 , с.186] составляет едва ли не основной ее пафос. Однако ни Бодуэн, ни Марр, ни Дрезен, ни Бокарев - вообще никто в отечественной интерлингвистической традиции не проявлял особого интереса к Хлебникову. Не исключено, конечно, что будут найдены новые материалы, например, в архиве Л.П. Якубинского, лингвиста, занимавшегося словотворчеством Хлебникова5 , с одной стороны, и автора статьи «Ф. де Соссюр о невозможности языковой политики» (1931), принципиально важной в истории интерлингвистики, - с другой. Но пока в собственно интерлингвистическом плане мы не располагаем обобщающей работой о Хлебникове[4,с.26 ].
- Современная структурная лингвистика, даже без прямых внушений «космоглоттики» (подходящий здесь термин Н. В. Юшманова и др.), приходит к необходимости анализа «лингвистической теории» Хлебникова. А.Г. Костецкий (1975) дал такой анализ, обобщив материалы девяти статей поэта, в которых тот разрабатывал так называемую «заумь», или «азбуку ума», или «азбуку понятий», или «звездный язык», т.е. идею мирового языка как «собирателя человеческого рода». В итоге мы располагаем сводным «словарем» хлебниковской «азбуки ума». Остается, правда, сложная задача корректировки и дополнения этой реконструкции путем анализа таких произведений поэта, как «Слово о Эль», «Ледяною ночи, ледяною грусти...», «Царапина по небу», «Зангези» и т.п., а также других статей Хлебникова и материалов его архива.
В недавней работе западногерманского слависта, посвященной теме Востока в творчестве Хлебникова, есть небольшой раздел. «Всемирный язык и поэтическая утопия», в котором предпринята интересная попытка показать иерархическую структуру того, что нерасчлененно обозначается как «заумный язык», эволюцию этого понятия и его функциональное расширение от «всеславянского языка»8 до языка, общего для человека и природы. Проведенный С. Мирским анализ лишний раз показывает, что как ни важен для Хлебникова язык, роль его велика, но производна как у средства, необходимого для того, чтобы прочесть «единую книгу» мироздания. [4,с. 30]
-Выше отмечалось, что Хлебников стремится избегать неславянских апеллятивов (исключений не так уж мало, но по отношению к западноевропейским заимствованиям это именно исключения, а апеллятивы широко понимаемого Востока разрешены). Однако имена собственные именно как «интерлингвистический слой языка» обычно входят в тексты поэта в своей общенормативной форме.
На «путь к мировому заумному языку» Хлебников становится уже в 1912-1913 гг. «Самовитого слова вне быта и жизненных польз», с которым связано любимое поэтом «мыло словотворчества» самого по себе уже недостаточно. «Второе отношение к слову» Хлебников формулирует не как «свободную плавку», а как целенаправленные поиски «единства вообще мировых языков, построенного из единиц азбуки».Но для этого надо определить единицы. Вот образчик рассуждения Хлебникова: «Ч значит оболочка ‹...› Человек есть не только звук, Человек есть имя, неделимое тело языка. Если окажется, что Ч во всех языках имеет одно и то же значение, то решен вопрос о мировом языке: все виды обуви будут называться че ноги, все виды чашек - че воды - ясно и просто». Здесь же даны предпосылки, или допущения, из которых исходит заумный (т.е. «звездный») язык: «1. Первая согласная простого слова управляет всем словом - приказывает остальным. 2. Слова, начатые одной и той же согласной, объединяются одним и тем же понятием ‹...›». Допущения - чрезвычайно сильные, сравнительному языкознанию, действительно, есть от чего «прийти в ярость» , опровергнуть их ничего не стоит, семантика гласных «фонем-морфем» у Хлебникова едва намечена, синтаксис, как увидим ниже, совершенно не разработан, конкретная лексика - тоже, главное же - сама идея воспроизведения в плане выражения сущности вещей, стремление преодолеть «проклятие» произвольности языкового знака обрекали «звездный язык» как проект искусственного международного языка на неудачу [4,с. 33 ].
- «Звездный язык» Хлебникова обладает одной особенностью, интересной в словообразовательном отношении. Он динамичен в том смысле, что все время впитывает в себя аналитический и синтетический опыт хлебниковского словотворчества. Поскольку «азбука ума» выявлена, поэт может ввести новое допущение о том, что каждая из согласных корня, а не только начальная, является единицей этой азбуки и что таким образом слова, начатые одной и той же согласной, не просто объединяются одним и тем же понятием, но и оказываются ареной борьбы противоположностей, столь социально значимой, что поэт даже называет ее «Паны и холопы в азбуке» Отсюда такие поэтические высказывания, как Хлап или холоп - опора для холи, Холоп - двигающая сила/Холи пана, а «Пан это ‹...›/Парами праздный паровоз/Уход Пэ: его нет» (поскольку Эн имеет значение небытия) и когда в слово пан «пришло Эль любви, лебедя, лелеки,/Леля, лани, Лаотзы, Лассаля, Ленина/Луначарского, Либкнехта», то Пан - пал! Иначе говоря, каждый неодноконсонантный корень может рассматриваться поэтом как сложный, а «основосложение» - как главный способ словообразования в рамках мирового заумного языка.
Может, но не непременно должен. Известно, что перечень «языков», которыми пользовался Хлебников как подъязыками русского языка, и пользовался в одно и то же время, - достаточно внушителен. При этом «стиль мышления», характерный для его творчества, удивительным образом сочетал строгость и последовательность рассуждений в естественнонаучном и точном знании со свободой и гибкостью поэтического взгляда на мир, в том числе и на задачу «прорыва в языки». Возможно и «соединение звездного языка и обыденного», как в первой части «Царапины по небу», и их раздельное использование, а между художеством и экспериментом, повторим, нет непроходимых граней.
«Звездный язык» прорастает в словах русского языка, словотворчество тоже опирается на реальные языковые структуры, преобразовывая и переформировывая их по потребностям поэта. «Звездный язык» и словотворчество готовы были слиться в аналитических и синтетических процедурах, но лишь один случай соположения окказионализма виель ‘крыло бабочки’ с единицами «звездного языка» Эль и Вэ как будто позволяет видеть здесь не обычное для поэта производное от свирель типа хотель, зовель и т.п., а своеобразный композит из «простых имен языка»: В + Л. Соотнесение трех основных семантических полей, из которых берутся слова для определений «фонем-морфем» в «азбуке ума» - «пространства», «движения» и «математических понятий», с последними опытами Хлебникова в области так называемых «релятивных окказионализмов» ,т.е. окказионализмов с корнями из местоимений, союзов, предлогов и частиц, говорит о том, что «звездный язык» уже был готов включить в свой «севооборот» и собственное словотворчество Хлебникова [4,с.39].
-Слово севооборот употреблено не для оживления стиля. Это слово из студенческой публикации поэта «Опыт построения одного естественнонаучного понятия», также выявленной А. Е. Парнисом. Севооборот - одна из иллюстраций отношений «метабиоза», противопоставляемого по признакам пространства и времени «симбиозу», понятия, которое объединяет, по Хлебникову, «поколения кораллов внутри какого-нибудь атолла и поколения людей внутри народа». «Точно так же в ‘верую’ воинствующего пангерманизма входят отношения метабиоза между славянским и германским миром» - еще один пример из указанной статьи [4,с.42].
-Не располагая никакими прямыми доказательствами, невозможно утверждать, что понятие метабиоза Хлебников распространял и на отношения между отдельными единицами в рамках собственного языкового строительства. Тем не менее безусловное для поэта единство человека и природы, установка на «конские свободы и равноправие коров» [2 , с.189] сравнение современного многообразия языков, которые «разъединяют», с «когтем на крыле птиц» и выдвижение идеи «звездного языка» как языка общего «для всех» и т.д. - все это позволяет думать, что «единый смертных разговор» будет связан отношениями метабиоза с существующими языками. В историософии Хлебникова представляется несомненным метабиотическое основание его устойчивого интереса к скифам, с одной стороны, и к запорожцам - с другой (ср. Чертомлыцкий курган и Чертомлыцкую сечь). Эсперанто же и язык птиц симбиотичны [4,с.44 ].
-Проект «звездного языка» уникален и может заставить нас внести уточнения в наши интерлингвистические типологии. Это язык, предназначенный для всех живых существ, призванный заменить существующие ныне языки, т.е. невспомогательный, язык одновременно и научно-фантастический, т.е. искусственный, и поэтически-естественный, язык апостериорный в этом последнем смысле, но априорный в глазах критиков-интерлингвистов, язык с полным набором функций, но представляющий интерес прежде всего как поэтическое творчество, а не как прагматическая значимость.
Бегло рассмотренный опыт Хлебникова - первого поэта-фантаста-интерлингвиста, как и весь образ и жизненный путь этого удивительного человека, учит нас Филологии и Экологии - вниманию к взаимосвязям и любви к пониманию чужого [4,с.52].