Первый крупный фашистский роман в П. л. — «Черные крылья» Каден-Бандровского (р. 1885, см.). Дусь, коммунист, герой «Черных крыльев», — это младший брат коммуниста Барыки, героя «Кануна весны». Нельзя теперь в Польше написать большого социального романа, не говоря о коммунизме, не говоря о коммунистах, — буржуазный маневр заключается в том, что, изображая коммунистов, дают их настолько выхолощенными, что проблема революции, проблема грядущей диктатуры пролетариата снимается. Фашистский писатель обращается к острым и существенным моментам социальной действительности, но изображает ее в искаженных соотношениях. Время замалчивания прошло, и новой тактикой является ложь через частичный показ правды. В «Черных крыльях» автор обнаружил некоторую дальновидность. В них напр. за несколько лет перед так наз. борьбой с заграничным ростовщическим капиталом в Польше уже была намечена в основном эта идея. Взамен ростовщического иностранного капитала Каден-Бандровский выдвигает «честных» польских капиталистов с «чистыми» руками. Это значит, что когда польский капитал придет к власти (как будто бы он не был у власти в Польше), тогда настанет рай на земле («санация» — оздоровление). Это утверждение аналогично демагогии национал-социалистов, выступающих против «еврейского капитала». Каден-Бандровский резко атакует народовую демократию, крестьянские и социалистическую партии, уже тогда отражая тенденции фашизма к созданию единой монопольной партии в Польше.
Фашизм делает все возможное, чтобы расширить свои кадры. Организуется Академия польской литературы. В нее втягиваются все маститые польские писатели: Серошевский — экс-социалист, Каден-Бандровский — закоренелый враг коммунизма, Иржиковский — сотрудник «Работника», органа польской соц.-дем., народовый демократ граф Ростворовский. Фашисты постарались придать этой организации характер представительства всех творческих сил народа. Академия ведет политику польского фашизма на литературном фронте — политику развращения, подкупа литературных кадров. Задача эта облегчается чрезвычайно тяжелым материальным положением польского писателя. Тиражи в Польше минимальные. Большим тиражом романа считается 2 000 экз. Фашизм всячески использует эти обстоятельства. Он вводит систему литературных конкурсов, гарантирующую высокие гонорары за приемлемые с точки зрения фашизма романы, за театральные пьесы. (Драма — это самое узкое место П. л.; театры, монополизированные фашистским государством, работают на холостом ходу, главным образом давая переводный репертуар. Советские пьесы перерабатываются режиссурой и цензурой до контрреволюционного извращения их смысла. Единственным драматургом покрупнее является академик Ростворовский). Но, как и в Германии, «поощрения» не могут вызвать к жизни полноценную литературу, на фашистской политической основе искусство может только деградировать.
По отношению к старшему поколению писателей поощрения выражаются в ежегодных наградах со стороны государства и муниципалитетов. Старшее литературное поколение потеряло теперь значительную долю своего влияния. Это относится в одинаковой степени и к буржуазной и к соц.-дем. литературе. Официальными писателями польской соц.-дем. являются Струг и Иржиковский. Их творчество не отличается от буржуазной П. л. ни по проблемам ни по тематике. Иржиковский (р. 1873), наиболее значительный соц.-дем. критик, связан с официальными фашистскими кругами литературной Польши (Академия); «оппозиционер» Струг, «демократ», соц.-дем. сенатор, в своих романах прячется от действительности, где все более крепнет революционное движение пролетариата и борьба широких масс соц.-дем. рабочих, идущих единым фронтом с коммунистическими рабочими к решающим боям с фашизмом. Старшее поколение соц.-дем. литературы уходит в свое прошлое или переходит к фашизму. На арену выходят новые молодые писатели. В польской литературе намечается сейчас огромного значения исторический сдвиг. Происходит ускоренная классовая диференциация, меняется расстановка классовых сил, обостряется обнищание города и деревни, растет все более активная борьба нищающих, экономически задавленных широких народных масс города и деревни против фашизма и войны, против ликвидации демократических завоеваний. Националистические легенды об единстве «интересов нации», теории надклассовости буржуазного государства ясно обнаруживают свою несостоятельность.
Фашизирующаяся группа «молодых» невелика. Но очень характерно то, что она показывает так наз. «язвы». Писатели этого толка очень радикальны на словах и в своей тематике, но вовсе не в своих идейных выводах. Литература этих «молодых» проникнута глубоким пессимизмом, неверием в силы собственного класса, безвыходностью, упадочничеством. Так, Я. Курек показывает сегодняшнюю деревню с ее ужасающей нищетой. Установка Курека на то, что иначе быть но может, страдания неизбежны. Рудницкий в «Солдатах» показывает фашистскую казарму, где все офицеры — ангелы. Рудницкий пытается доказать себе и читателю, что солдаты — пассивная масса, не способная на какой-либо организованный протест, что это страждущее «пушечное мясо», которое по первому сигналу пойдет на новую бойню войны.
Гораздо многочисленнее группа мелкобуржуазных писателей, выражающих ужас, безвыходность мелкой буржуазии, которая уже теряет иллюзии относительно возможностей капиталистического строя, но не способна еще осознать свою позицию в классовой борьбе. Это группа «Предместье» с Богушевской и Корнацким во главе.
Революционное брожение среди соц.-дем. рабочих, принимающее все более массовые формы единого фронта с коммунистами, отразил роман соц.-дем. Ванды Василевской «Лицо дня». В романе поставлена проблема революции (правда, отягченная мелкобуржуазным, стихийническим ее пониманием), и в признании революции — сила и возможность дальнейшего развития Василевской.
Недавно состоялся конгресс польских крестьянских писателей, который вынес революционную резолюцию. Это — писатели, еще не оформившиеся. Нельзя здесь еще говорить о глубоко обоснованной идеологической базе, но есть все объективные данные к тому, чтобы из этой группы вышло крупное ядро революционных крестьянских писателей, которые пойдут нога в ногу с польской революционной литературой. Революционное крыло польской литературы развивалось главным образом по линии поэзии, дав таких крупных поэтов, как Бруно Ясенский (р. 1901), Владислав Броневский, Станислав Ричард Стандэ, известных советскому читателю по переводам. Революционная проза развивалась по линии очерка, репортажа. Революционный роман — достижение лишь последних годов.
Первым революционным польским романом является книга Леона Кручковского «Кордиан и Хам». Это — роман о восстании 1830; роман исторический, но в Польше остатки феодализма еще так сильны, что рабочая и радикальная мелкобуржуазная публика восприняла его как роман актуальный, трактующий о сегодняшнем дне. Следующий роман Кручковского «Павлиньи перья», темой которого является расслоение польской деревни перед империалистической войной 1914—1918, не связывает движения крестьянской бедноты с рабочим движением. В этом главный недостаток романа, тем не менее он является серьезным вкладом в современную польскую литературу.
Первым романом о сегодняшней действительности Польши был в революционной П. л. роман Генриха Држевецкого о борьбе рабочих с «эксмиссиями» — выселениями: жилищный вопрос — один из самых наболевших в Польше.
Революционная литература группирует большой молодняк — поэтов, прозаиков и критиков. К ней присоединяется все честное в П. л., которому ненавистен фашистский гнет. Намечается в литературе единый фронт всех антифашистов. Несмотря на все потуги фашизма, на его усилия разбить революционное крыло П. л., несмотря на его политику коррупции и на террор охранки, революционная П. л. крепнет, растет количественно и качественно, растет, оплодотворенная могучей идеей коммунизма.