Смекни!
smekni.com

Пантеизм Николая Кузанского (стр. 3 из 4)

Гармония мира находит свое выражение и в чело­веке—величайшем из божественных творений, в суще­стве, которому суждено познать бога и созданный им прекрасный мир. Антропология и гносеология Николая Кузанского теснейшим образом связаны с его пантеис­тической онтологией и космологией.

Человеческая природа рассматривается Кузанцем в качестве высшего и наиболее значительного божественного творения: она «помещена над всеми творениями бога». Как будто бы поставленный на определенной ступени иерархии («лишь немного пониже ангелов», добавляет к вышеприведен­ным словам автор «Ученого незнания») человек оказы­вается обожествленным и уже потому внеиерархическим существом: природа его «заключает в себе умственную и чувственную природу и стягивает в себе всю Вселен­ную: она есть микрокосм, малый мир, как называли ее с полным основанием древние». Это старинное представление о человеке, отражающем в се­бе образ мира, не есть открытие или нововведение Ни­колая Кузанского. Суть дела, однако, не в термине «ми­крокосм» и даже не в самой этой идее. Главное, каков тот мир, который отражен в человеке, а мы знаем, что «большой мир», космос Николая Кузанского в его свой­ствах и в его отношении с богом—иной, новый мир по сравнению с космосом античной и средневековой фило­софии.

Характерное для~ всего сущего «совпадение противо­положностей» находит свое выражение и в человеческой природе. Соотношение «свернутого» в боге максимума и «развернутой» в кос­мосе ограниченной бесконечности отражается и в «ма­лом мире» человеческой природы. «Она такова,—чи­таем мы в «Ученом незнании»,—что, будучи возведена в соединение с максимальностью, становится полнотой всех всеобщих и отдельных совершенств таким образом, что в человечестве все возведено в высшую степень».

Но эта «полнота совершенства» есть не что иное, как божественность. Она может быть свойственна лишь че­ловеческой природе в целом, а не отдельному человеку. В отдельном человеке («в том или этом») человеческая сущность находится «только ограниченно». Человек, поднявшийся до «соединения с максимальностью», «был бы человеком так же, как и богом, и богом так же, как человеком...», он может мыслиться только в качестве богочеловека. В нем «всеобщее ограниченное бытие всех творений» оказалось бы соединено с «абсолютным бы­тием всей Вселенной». Подобное соединение божественной и человеческой природы возможно лишь в «сыне Божием», богочеловеке—Христе. Так учение Николая Кузанского о человеке сливается с его христологией. Несмотря на несомненное влияние средневеко­вых мистиков (часто представляющих еретическую оппо­зицию католической ортодоксии), завершающие трактат «Об ученом незнании» христологические рассуждения Кузанца никак нельзя рассматривать в качестве вольной или невольной дани средневековой схоластике, мистицизму или даже его кардинальскому сану. Христология Николая Кузанского неразрывно связана с его учением о «свертывании и развертывании» божествен­ного начала, о совпадении противоположностей—бес­конечного максимума и конечной природы—с пантеис­тическими тенденциями его философии.

Совершенная, абсолютная человеческая природа Христа есть «свертывание» человеческой природы, по­добно тому как космос в «свернутом» виде содержится в боге. Традиционное христианское учение о божествен­ном триединстве перерабатывается Николаем Кузанским в глубоко диалектическое учение о боге, мире и чело­веке.

Если Христос рассматривается как высшее и наиболее полное совершенство «человеческой природы», то и че­ловек есть бог, но бог не в абсолютном смысле, а «раз­вертывание» и тем самым «ограничение» божественного начала—подобно тому как космос есть «ограниченный максимум». «Целовек есть бог, но йе абсолютным обра­зом, ибо он человек,— писая Николай Кузаиский в трак­тате "0 предположениях".—Следовательно, он челове­ческий бог», он «содержит в себе Вселенную человечески ограниченным способом».

Эти оговорки имеют существенное значение. Они от­личают философию Николая Кузанского от еретических мистических учений позднего средневековья, ведших к само отождествлению человека с богом—причем данного, конкретного человека, сливающегося с богом и в себе ощущающего бога в порыве мистического экстаза. Дело тут не в страхе, из-за которого Кузанец отталки­вался от еретических крайностей средневековых мисти­ков, хотя, конечно, было бы странно ожидать от карди­нала римско-католической церкви приверженности взглядам, .ведшим к водному отрицанию необходимости церкви как посредника между богом и людьми. Учение мистиков противоречило всем общефилософским пред­посылкам его мировоззрения, согласно которым конеч­ное не может заключать в себе полноту бесконечного начала.

Кроме того, не в мистическом пассивном созерцании видит Николай Кузанский путь к «обожествлению» че­ловека, а в творческой деятельности разума. Уподобле­ние человека богу осуществимо на путях познания мира. Возможность познания заложена в самой природе человеческого разу­ма. «Благородное подобие бога», человеческий ум имен­но в своей познавательной деятельности осуществляет свое предназначение. Подобие это заключается в том, что человек есть «творец логического бытия и искусст­венных форм». Если бог «развертывает» из себя мир, то человеческий разум развертывает из себя «предметы рас­судка». Это однако, не означает, что, по Николаю Кузанскому, в человеческом разуме уже заключены заранее готовые понятия, что звание пред­шествует ощущению внешнего мира. «Развертывание» не есть и субъективное «творение» понятий, речь идет о прирожденной человеку—по самой человеческой природе — способности суждения. Осуществить эту спо­собность, «развернуть» ее человек может только при соприкосновения с миром природы - этой божествен­ной книги, в которой бог раскрыл себя человеческому

Ум человека, единый по своей природе, обладает способностями, низшей из которых является ощущение, соединенное с воображением. «Виртуально ум состоит из способности мышления, рассуждения, воображения и ощущения, так что сам он в качестве целого назы­вается способностью мышления, способностью вообра­жения и способностью ощущения». Способ­ности эти принадлежат единому по своей природе уму или духу. Начало процесса познания невозмож­но без чувственного возбуждения. На основе ощущений с помощью рассудка разум составляет себе понятие о вещах. Воздействие вещей на ум человека через ощущения возможно благодаря наличию в человеческом организме некоего жизненного «духа» —телес­ной субстанции, связывающей, по представлениям сред­невековой медицины и физиологии, ощущения с разум­ной способностью человека. Воображениеслужит посредствующей ступенью между ощущением и рассудком. Рассудокесть проявление активной способности человеческого разума. Будучи тесно связан с телом как орудием познания, рассудок осмысляет по­лученные ощущением внешние впечатления и позволяет, путем их логического различения и сопоставления, прий­ти к более глубокому пониманию сути вещей. Однако и рассуждение не способно дать полноты знания. К по­стижению истины ведет высшая разумная способность человека—его разум, способный к интуи­тивному постижению. Он возвышается над рассудочной деятельностью. Если рассудок не может идти выше и дальше знания конечного мира вещей, то функция ра­зума—высшее знание сущности вещей и явлений, по­знание бесконечности. Рассудочное знание не может по­стичь бесконечной сущности мира, оно не может постичь совпадения противоположностей в «свернутой» природе максимума.

Онтологическому учению Кузанца о боге и космосе и их диалектической связи соответствует в его гносеоло­гии представление о предмете познания. «Существует лишь один объект для духовного видения и чувствен­ного зрения,—утверждает Кузанец,—первое видит то, как он существует в себе, второе — как он познается по­средством знаков. Единый объект есть Сама Возмож­ность». Итак, единый и единственный объект позна­ния — пантеистически понятый и истолкованный бог, трактованный в неразрывном единстве с чувственно вос­принимаемым миром природы. Чувственная познава­тельная способность направлена на «некий чувственный предмет», но это—«тот же объект», но познаваемый «только тем способом, которым он становится известным чувству посредством видимых знаков». Эти рассуждения Николая Кузанского содержат постановку проблемы соотношения сущности и явления. Интеллек­туальным познанием постигается сущность вещей, отож­дествляемая с «Самой Возможностью» (Бытие-Возмож­ность, Неиное, Максимум в других сочинениях Кузанца, определяющего этими понятиями бога как бесконечную сущность вещей). Поскольку сущность вещей есть бес­конечность, в которой совпадают противоположности, процесс познания рассматривается как раскрытие этого совпадения, как восхождение от знания конечных вещей к постижению их бесконечной сущности.

С пантеизмом Николая Кузанского связано и решение им важнейшего для средневековой и ренессансной философской мысли вопроса о соотношении веры и знания. Чтобы правильно понять смысл ответа, который дает философ-кардинал на этот вопрос, следует помнить и учитывать учение его об объекте познания — боге в его «свернутости» (объект интеллектуального постижения) и «развернутости» (объ­ект чувственного знания). Позиция Николая Кузанского здесь не совпадает ни с мистическими течениями сред­невековой мысли, отдающими приоритет вере и отверга­ющими рациональное знание истины, ни с компромис­сной точкой зрения томизма, сохраняющего главенство веры и использующего рациональное знание в качестве «служанки» теологии, ни, наконец, с аверроистской кон­цепцией «двоякой истины», противопоставляющей исти­ну разумного познания истине религиозного откровения.