Разумеется, не обошлось без стереотипизации, что приводит к тому, что группа курящих подразумевается в качестве потенциально опасной. Но нельзя не обратить внимания и на то, что в основе негативного отношения к подобным группам лежат вполне резонные основания, базирующиеся, возможно, на личном негативном опыте.
Нечто сходное можно отметить и в отношении второй группы: школьники опасаются людей, которые ведут себя вызывающе и пристают («наезжают») без повода. Можно отметить, что подобное поведение не воспринимается авторами высказывания как свойственное себе или «своей» группе; именно поэтому они рассматривается как признак чужой опасной группы.
Если говорить о других признаках этих опасных групп, то можно отметить, что в нескольких работах они никак не характеризуются, кроме того, что отличаются вышеописанным поведением. Лишь в одной работе говорится о том, что это лица кавказской национальности, которые, с одной стороны, выполняют простую работу, а с другой – вызывающе и нагло ведут себя. Говоря о «простой» работе, автор, очевидно, хотел уточнить, что они занимаются чем-то таким, что ему самому и его окружению несвойственно и, возможно, даже обладает в их сознании ореолом непрестижности или недостойности. Налицо признаки стереотипизации образа «чужого»: они делают то, чего не делаем мы (убирают улицы и торгуют), да еще и агрессивны. Не случайно, высказывая свое мнение об агрессивности кавказцев, автор подчеркивает, что это не только его мнение, но и мнение окружающих, а значит, верное (поскольку так думает большинство).
Правда, это не добавляет достоверности и реалистичности созданному образу. Дворник кавказского происхождения вряд ли может считаться массовым или типичным явлением. Очевидно, автор смешал образ кавказца, которого он мог увидеть на рынке или в магазине, и образ дворника азиатского происхождения, которых довольно много в Москве. Это обстоятельство является дополнительным аргументом в пользу нашего мнения о том, что данное высказывание «создано» в сознании респондента в ходе наложения двух образов «чужих» в «нашем» городе. Казалось бы, можно говорить о том, что автор данного высказывания подвержен ксенофобии и воспринимает всех не похожих на него жителей Москвы в качестве нежелательных «гостей».
В определенном смысле для подобного вывода есть основания, но всё же необходимо рассмотреть еще несколько моментов, также связанных с данным высказыванием. Говоря о своем презрительном отношении к «некоторым» выходцам с Кавказа, автор объясняет это не тем, что они выполняют «простую работу», то есть отличаются от «своих», выполняющих, как можно предположить, «сложную работу». Он аргументирует свое негативное отношение тем, что именно эти «некоторые» ведут себя «слишком нагло», тогда как с другими лицами кавказской национальности он состоит в дружеских отношениях, то есть их «кавказскость» отнюдь не является для него препятствием или важным социальным барьером. К тому же ниже этот автор специально оговаривает, что исключает из своего общения только тех «лиц кавказской национальности», которые «ведут себя слишком нагло или как хачи». Еще раз мы можем убедиться, что в основе негативного образа «чужих» лежит в большей степени не обобщение их непохожести или какие-то присущие «им всем» черты, а особенности поведения «некоторых из них», в которых подростки усматривают угрозу для себя.
Вместе с тем, как уже отмечалось, можно говорить и о том, что у части подростков, пусть и весьма незначительной, уже созданы предпосылки создания стереотипизированного образа «других», в котором весьма причудливо переплетаются элементы впечатлений от восприятия присутствия в «нашем» городе людей, непохожих на «нас».
Конечно, то обстоятельство, что подобные особенности, да и то с оговорками, свойственны автору лишь одного высказывания, говорит о том, что механизмы разделения на «своих» и «чужих», по крайней мере для школьников этого возраста, не являются доминирующими среди всех используемых сценариев поведения в повседневной жизни. Но то, что они начинают создаваться – уже говорит о присутствии в социальной системе Москвы негативных тенденций. Вселяет надежду лишь то, что проявления этого пока немногочисленны, и для большинства школьников главным императивом социальной стратегии, возможно, служит высказывание в одной из работ:
«Людей нельзя разделить на своих и чужих – весь океан [имеется в виду социальный океан из метафоры "социальной географии" – И.С.] – это просто для тебя никто. И только часть мира может стать для тебя тем самым островом, на котором ты твердо стоишь…»
По материалам исследования можно сделать следующие выводы.
Для московских школьников 14–15 лет механизмы группообразования, выделения «своих» и чужих» пока не являются доминирующими в ходе их повседневной практики. Абсолютное большинство их социальной жизни проходит внутри ситуаций, предзаданных им социальным контекстом: в кругу друзей, в семье, в школе.
Для тех немногих, у кого уже существуют сферы общения и референтные группы вне базовых, указанных выше, основными мотивами включения в них является потребность в общении с людьми, разделяющими их интересы и увлечения. Устойчивых механизмов исключения, основанных на коллективных отличительных признаках, выявлено не было.
Отмеченные в одной работе признаки складывания негативного образа «лиц кавказской национальности, ведущих себя слишком нагло», сопряжены с указанием на то, что это характерно не для всех «них», а для «некоторых», которые именно так себя ведут.
Говорить о том, что среди московских школьников распространены националистические настроения или же велик интерес к субкультурам, основанным на исключении «чужих», не приходится. Очевидно, причина обострения ситуации, отмеченной в начале статьи, носит более глубокий комплексный характер и ее нужно искать не только в настроениях московской молодежи, но и в особенностях организации социальной среды взаимодействия разных сообществ внутри мегаполиса.