Содержание
СМИ в современной России: анализ культурно-политических предпочтений. 4
Типологическая палитра средств массовой информации России изменилась за последнее время достаточно основательно. Это объясняется влиянием двух основных факторов: во-первых, переменами в социальной структуре российского общества, которые уже зашли достаточно далеко, во-вторых, новыми технологическими моментами, требующими изменений в типологии прессы не только в России, но и во всем мире. Это сложный процесс, и Россия, которая в советскую эпоху почти полностью находилась вне общего потока развития СМИ, сегодня оказывается включенной и в этот поток, и тем более в собственные перестроечные и постперестроечные реформы[1].
СМИ называют «четвертой властью». Но для современной России это неактуально. Политические медиа-структуры здесь носят инструментальный характер и лишены не только независимости, но и реальной автономии. В сфере политической журналистики доминируют государственные и окологосударственные структуры – как в центре, так и в регионах. Частный бизнес, как правило, предпочитает неполитическую журналистику, которая в последние годы получила бурное развитие как в электронных, так и в печатных СМИ.
Цель работы изучить культурно-политические предпочтения СМИ в современной России.
СМИ в современной России: анализ культурно-политических предпочтений
В сфере политической журналистики доминируют государственные и окологосударственные структуры – как в центре, так и в регионах. Частный бизнес, как правило, предпочитает неполитическую журналистику, которая в последние годы получила бурное развитие как в электронных, так и в печатных СМИ. Это связано с несколькими факторами.
Во-первых, общая деполитизация общества снизила интерес к политической сфере. Закончились времена, когда дневные показы сессий Верховного совета негативно влияли на производительность труда, а ночные повторы, как утверждали некоторые эксперты, на уровень рождаемости. Рынок диктует свои законы – достаточно заглянуть на прилавок киоска, торгующего прессой, чтобы увидеть, что минимум 90% места на нем занимает неполитическая продукция – от глянцевых журналов до сборников кроссвордов. И лишь от силы 10% (а то и еще меньше) – политические и деловые издания.
Неудивительно, что политический медийный проект при своем создании является дотационным, и ему требуется немало времени для того, чтобы хотя бы «выйти в ноль». Да и то, такой сценарий далеко не гарантирован и относится к числу оптимистических. Можно привести массу примеров того, как инвестор, уставший вкладывать средства в политический проект, начинает шарахаться из стороны в сторону, менять команды и концепции, рассчитывая, что именно очередной главный редактор выведет издание из кризиса и сможет за полгода (максимум год) сделать его прибыльным. При этом каждый игрок следует своей ролевой функции – для очередной журналистской команды главным является продержаться как можно дольше, а издатель после второй или третьей неудачи принимает, наконец, решение выйти из этого бизнеса и инвестировать во что-нибудь более привлекательное.
Во-вторых, существенно видоизменилась роль «СМИ влияния», то есть изданий, которые не претендуют на окупаемость и высокие тиражи, а предназначены для продвижения тех или иных идей, концепций, конкретной информации. Подобные СМИ оказывали влияние на принятие тех или иных значимых решений, в том числе в кадровой сфере. Достаточно вспомнить «дело Союза писателей», нанесшее страшный удар по чубайсовской команде, или смещение за несколько часов могущественного телохранителя Коржакова. Сейчас это просто невозможно. Эффективность таких технологий существенно снизилась – для современной российской власти принципиальным является вопрос самостоятельного принятия решений, без давления со стороны общественного мнения или СМИ. Приведу конкретный пример – недавно сторонники мэра Архангельска распространили в СМИ компрометирующий материал на губернатора Архангельской области. В 90-е годы такой прием мог бы продемонстрировать свою эффективность, причем в короткие сроки. Сейчас же ситуация следующая – мэр в предварительном заключении, губернатор – в своем кресле. Это не означает, что губернатор получил иммунитет от отставки – вполне возможно, что она все же состоится, но не в самое ближайшее время и может быть проведена так, чтобы она не выглядела следствием обнародованного компромата[2].
Сейчас если кому-то из предпринимателей захочется вбросить в прессу компромат на своего конкурента, то он поступает просто – обращается на компроматный сайт, платит тысячу долларов «черным налом» и обливает грязью противника, сколько душе угодно. При этом прекрасно понимая, что никаких роковых последствий для оппонента это иметь не будет. Кстати, такие же приемы использовались и в 90-е годы, но с более высокой степенью эффективности. Существует полуапокрифический рассказ про Смоленского, который недоумевал, почему Гусинский тратит огромные деньги на свои СМИ – ведь он, Смоленский, может задешево разместить там любую устраивающую его статью.
Роль «СМИ влияния» сейчас заключается не столько в стремлении оказать воздействие на решения власти, сколько в трансляции определенного набора мессиджей, которые власть считает необходимым довести до сведения если не общества в целом, то конкретных референтных групп. Кроме того, в этих изданиях проходят обсуждения политических проблем, которые принимаются к сведению представителями власти, но не более того. Соответственно, для бизнеса становится менее привлекательным вкладывать свои средства в данные проекты – из них выживают только те, которые успели стать брендами, приобрести свою стабильную аудиторию, завоевать позитивную репутацию, которая, в первую очередь, связывается с доверием к получаемой информации и аналитике. Особую роль в имиджевой стратегии таких изданий являют партнерские отношения с солидными западными СМИ – такие отношения повышают респектабельность проекта.
В-третьих, жесткие действия власти привели к исчезновению феномена медиа-олигархии – слоя крупного бизнеса, специализировавшегося в сфере СМИ, всерьез рассматривавших ее в качестве «четвертой власти» и конвертировавших свое медийное влияние в политическое. Российская власть высоко оценивает электоральные возможности электронных СМИ и установила над крупнейшими из них контроль одновременно с вытеснением губернаторов из Совета Федерации, означавшем конец региональной фронды. Действия власти способствовали унификации позиций крупнейших СМИ – если раньше они имели различные политические приоритеты (вспомним, что в 1999 году два ведущих телеканала поддерживали один избирательный блок и два – другой), то сейчас возобладала моноцентрическая логика.
В результате сложилась двойственная ситуация. С одной стороны, власть лишилась сильнейшего инструмента рычага давления на нее, который использовался в том числе и в целях политического шантажа. С другой стороны, политическая картина, представляемая электронными СМИ, стала более однообразной, замкнутой на приоритетах только одной из сторон, использующей те же способы манипуляций, что и ее предшественники. Если раньше можно было сравнивать различные (хотя и ангажированные) точки зрения и «вычленять» из них рациональное зерно, то теперь это делать практически невозможно. Результат опять-таки противоречив. Электоральное влияние электронных СМИ на умонастроения широких слоев избирателей сохраняется на высоком уровне, что в полной мере проявится и на ближайших парламентских и президентских выборах. В то же время наблюдается знаковая тенденция – более «продвинутые» группы населения перестают смотреть телевидение, используя другие источники информации о политических процессах – от спутниковых каналов до сети Интернет.
Эти процессы свойственны как мегаполисам, так и крупным городам. Разумеется, переориентация наиболее модернизаторски настроенных групп населения на альтернативные источники информации связана не только с проблемами политического вещания, но и с общим качеством программ, которое не удовлетворяет «продвинутую» и весьма требовательную аудиторию. Все это означает, что россияне живут на нескольких «скоростях» не только в социально-экономической, но и в информационной сферах, что уже в ближайшей перспективе может стать серьезной общественно значимой проблемой.
В-четвертых, возросли риски, связанные с изданием СМИ, занимающихся общественно-политической тематикой. Предприниматель, который инвестирует в политическую журналистику, должен понимать, что он может оказаться на «минном поле». Либо он «зажимает» своих журналистов, резко ограничивая их свободу творчества – и тогда интерес к его СМИ уменьшается (и, соответственно, падает эффективность его медиа-ресурса). Либо он дает журналистам больше возможностей – и тогда любые критические публикации в подконтрольной ему прессе рассматриваются как позиция этого бизнесмена, инспирированный им материал, что может нанести серьезный ущерб его деловым позициям, а то и отношениям с властью. Разумеется, это в меньшей степени касается тех предпринимателей, которые получили медиа-активы с благословения самой власти, выкупив их у менее лояльных участников рынка. В-пятых, проблема такого бизнеса состоит в том, что в случае столкновения медиа-структур и чиновников ресурсы первых крайне ограничены. Их политические возможности минимальны в том числе и из-за утраты российскими СМИ морального капитала, которым они обладали в перестроечные годы. Олигархические войны, вбросы компроматов, ангажированность материалов привели к тому, что население стало с меньшим доверием относиться к позиции СМИ. Журналисты утратили статус «правдолюбцев», «народных заступников». Вспомним, что еще в советское время в СМИ обращались за помощью в том случае, если другие возможности защиты интересов человека были исчерпаны. В 90-е годы во многих СМИ стали сокращаться отделы писем как потерявшие актуальность. Разрыв между медиа-структурами и обществом привел к снижению легитимности СМИ как участников общественных процессов[3].