По сравнению с другими спектаклями Някрошюса "Идиот" метафорически беден - нет тех смыслообразующих образов (смертельный танец-объятие в "Отелло", плач Отца над телом сына в "Гамлете", щебет птиц из "Вишневого сада"), которые навсегда врезаются в память. Более того, метафоры кажутся тут порой какими-то необязательными вкраплениями в театральный текст. В нем есть несколько запоминающихся картинок, но почти неизбежно сопровождающее все спектакли Мастера ощущение - вот сейчас случится театральное чудо, и оно, на тебе, и впрямь случается, - куда-то улетучилось.
Волосы Настасьи Филипповны, которые страстно и отчаянно ласкает-расчесывает Рогожин и которые превращаются вдруг в нити судьбы; детские кроватки, оборачивающиеся могильными оградами; узкий стол, по которому герои ходят, как по канату, и с которого спрыгивают, словно в бездну, - все эти находки кажутся порой позаимствованными Някрошюсом у себя же самого. Прежде его образы были неотделимыми от рассказываемого им сюжета. В "Идиоте" они часто выглядят как аппликация на теле спектакля. Они словно намеренно затормаживают его ход. Историю любви, страсти и финального прозрения главного героя тут рассказывают долго, неоправданно долго.
И все же даже в этой, не самой совершенной работе Мастера чувствуется дыхание гения. А еще чувствуется наличие некоего онтологического фундамента. Так случилось, что "Идиот" приехал в Москву почти одновременно со спектаклем еще одного выдающегося литовского режиссера - "Гамлетом" Оскараса Коршуноваса, тоже не самым удачным опусом. Но как же по-разному выглядят несобранность "Гамлета" и некоторая затянутость и несобранность "Идиота"... Там, в "Гамлете" зыбкость и дробность концепции явно отражали внутренние метания самого Коршуноваса, для которого мир утратил единство и превратился в какой-то уставленный зеркалами бесконечный тупик. Эдакую "Внутреннюю империю" Дэвида Линча.
Някрошюс, несмотря на свои, столь часто являемые нам на сцене метафизические сомнения, не отрицает единства и подлинности мира. Он на ощупь, как и его Фауст, пытается обнаружить опорные точки бытия. Посмотрев "Идиота", лишний раз убеждаешься: как бы безумна, нелепа, трагична ни была наша жизнь, эти незыблемые опоры все же есть.
Цискаридзе - просто демон
Светлана Наборщикова
"Короли танца" - самый качественный и самый успешный балетный проект последнего времени - вернулись в Москву. На сцене Музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко царствовали Дэвид Холберг и Хосе-Мануэль Карреньо (Американский балетный театр), Николай Цискаридзе и Иван Васильев (Большой театр), Хоакин Де Луc (Нью-Йорк Сити Балле), Денис Матвиенко (Мариинский театр).
Впервые идея свести балетных звезд в дружеском соревновании посетила французского хореографа Жюля Перро. В середине позапрошлого века он собрал в "Па де катре" прим романтического балета - Марию Тальони, Карлотту Гризи, Фанни Эльслер и Фанни Черрито. В наши дни подобной мыслью озаботился американский продюсер российского происхождения Сергей Данилян. Его интерпретация темы отмечена мужским составом и расширенным объемом: вместо одноактной композиции трехактный спектакль плюс фильм, где участники рассказывают о себе.
В 2006 году Данилян пригласил в звездную "труппу" испанца Анхела Корейя, американца Итана Стифела, датчанина Йохана Кобборга и нашего Николая Цискаридзе. Премьерные раунды состоялись в Америке и Москве. На следующий год короли в обновленном составе посетили города России и Украины, побывали в Сибири, где вкусили местной экзотики - путешествовали от Новосибирска до Екатеринбурга на ветеране отечественного самолетостроения АН-24. Сейчас танцовщикам помимо гастролей в Москве (до 13 ноября), Петербурге и российской провинции предстоит поездка в Ригу и Таллин.
Нет сомнений, что тур будет триумфальным - проекты такого исполнительского и постановочного уровня, к сожалению, редкость на нашей сцене. Хотя не все представленное "Королями" одинаково блистательно. Пожалуй, самое уязвимое звено компактного и динамичного зрелища - балет "For 4" на музыку Шуберта, поставленный специально для проекта американским хореографом Кристофером Уилдоном.
Сюжет напоминает "Па де катр" Перро - с тем различием, что там дамы демонстрировали свои коронные трюки, а здесь мужчины повторяют друг за другом - последовательно или в полифоническом изложении - одни и те же комбинации. Идея в общем-то хороша: в одном, по-разному исполненном движении сразу видны характеры. Загвоздка в том, что Уилдон - любитель протяженных линий и красивых поз - ориентирован на высоких фактурных танцовщиков. Дэвид Холберг с Николаем Цискаридзе, вышедшие ростом и статью, в этом спектакле равных - бесспорные лидеры, а юркие малыши - Хоакин де Лус и Иван Васильев - теряются на их царственном фоне.
В сольном разделе вечера великолепен был импозантный американец Дэвид Холберг, тонко и точно исполнивший "Танец блаженных душ" Фредерика Аштона. Мотыльком порхал по сцене наилегчайший де Лус в "Пяти вариациях на тему" Дэвида Фернандеса. Сдержанно отстрадал "Аве Марию" в постановке Игала Перри невозмутимый Хосе-Мануэль Карреньо, а Денис Матвиенко сделал приятное ценителям творчества Леонида Якобсона, представив "Вестриса" на музыку Геннадия Банщикова.
Бессменный участник проекта Николай Цискардизе, причесавшись и загримировавшись под демона Врубеля, танцевал "Падшего ангела" Бориса Эйфмана. С музыкально-хореографической точки зрения номер не вызвал сомнений. Проблема в исполнителе. Эйфман ставил специально для нашего премьера, но, кажется, подсознательно имел в виду своих резких, мужественных танцовщиков. Тех, что способны бесстрашно ударяться оземь и скручивать конечности в немыслимой акробатике. Изящного Николая, бьющего нежное тело в жестком танце, временами было просто жаль.
Имелись в крепко сделанном спектакле и подлинные шедевры - мужской дуэт "Борьба ангелов" из "Пруста" Ролана Пети и мини-балет "Ремансо" Начо Дуато (ширма, роза и три танцовщика, осваивающих эти капризные предметы). В обоих роскошествовал Холберг - открытие последних раундов "Королей". Ему достались самые горячие аплодисменты.
Приятно, что криками "Молодец!" наши умные зрители встретили и продюсера проекта Сергея Даниляна. В последнее время в умении безотказно "креативить", сводя танцовщиков и хореографов в нужное время и в нужном месте, его сравнивают с тезкой Дягилевым. В интервью "Известиям" Данилян уже обещал аналогичный женский проект.
300-летие Полтавской виктории празднуют в Кремле
Дмитрий Смолев
Апофеозом празднования юбилея Полтавской битвы (пусть и несколько запоздалым) можно считать выставку "Генеральная баталия", которая открылась на двух площадках в Музеях Кремля.
Юбилей "совершенной виктории", одержанной армией Петра I над шведскими войсками, был в этом году одним из главных экспозиционных трендов. Лишь в Москве проходили как минимум две больших выставки на эту тему. Однако "Генеральная баталия" отличается особенным изобилием раритетов, позаимствованных не только в российских, но и в заграничных музеях, архивах, библиотеках. Вариант этой выставки демонстрировался недавно в Эрмитаже (отсюда и задержка с московским показом, если иметь в виду точную дату Полтавского сражения - 27 июня). Но если подразумевать, к примеру, триумфальное празднование победы, состоявшееся в Москве в декабре 1709 года, то юбилей еще впереди.
Всевозможным торжествам, фейерверкам, вручениям наград и благодарственным молебнам посвящен специальный раздел выставки. Финальный, как нетрудно догадаться. А начинается все с предыстории Северной войны, когда сколачивался антишведский военный блок в лице России, Дании и Саксонии. Эта "вступительная глава" весьма пригодилась устроителям, чтобы предъявить на обозрение публики различные драгоценные дары - упомянем хотя бы огромный сапфир в 586 карат, подаренный царем Петром Алексеевичем своему коллеге и союзнику, саксонскому курфюрсту и польскому королю Августу Сильному. Шведы в ту пору пытались вбить клин между потенциальными участниками коалиции, так что нашлось в экспозиции место и дарам короля Карла XII московскому государю. Подношение 1699 года было необычайно богатым и щедрым, но Северная война все-таки разразилась.
Собственно, большая часть из трехсот экспонатов как раз и посвящена ее обстоятельствам. Как известно, неудачи преследовали русскую армию с самого начала. Поражение под Нарвой, быстрый развал той самой коалиции, предательство гетмана Мазепы, приведшее к тому, что Украина стала для шведского короля плацдармом... Амбициозный Карл XII уверял, что давно бы поставил Московию на колени, но у него по графику были другие завоевания. Наконец дошел черед и до большого похода на Россию. Что из этого вышло, всем известно. В частности, следствием сокрушительного поражения под Полтавой стал знаменитый шведский нейтралитет: с той поры шведы в войны больше не вступали.
Кстати, этот "синдром мирного сосуществования" принес свои плоды и в конкретном случае с выставкой. Стокгольмский военный музей с легкостью выдал в Россию ценнейшие артефакты: мундир Карла XII, в котором тот встретил свою погибель через девять лет после полтавского позора, королевское седло, шпагу, портупею и пару пистолетов. В пандан к этой монаршей амуниции демонстрируются личные вещи Петра Великого: треуголка, пробитая пулей в ходе "генеральной баталии", камзол Преображенского полка (в нем государь выиграл сражение и в нем же любил отмечать годовщины победы), опять же седло и ботфорты.