В остальном Роберт Земекис – большой традиционалист. Он бережно относится к святочной истории Чарлза Диккенса, которую тот поведал читателям в 1843 году. Здесь нет спекуляций с подвижкой временных рамок и переносом героев из одной социальной среды в другую, как это было в 1988 году у Ричарда Доннера в «Новой рождественской сказке», где Скрудж (Билл Мюррей) стал заправилой крупного американского телеканала. Вообще «Рождественская песнь в прозе», святочный рассказ с привидениями, у Диккенса вышел ярким. Можно без преувеличения сказать, что в англоязычной культуре его любят. Да и есть за что. Нравственный конфликт налицо, завязка – интереснее придумать трудно: скаредный делец-холостяк – убежденный рождествоненавистник попал на перевоспитание к потусторонним наставникам. Язык у Диккенса живой, образный, хорошо «ложится» на кинопленку. Но Диккенс не был бы выдающимся литератором, если бы не расставил в тексте ловушки. Его восторженность рождественским благодушием останавливается буквально в полушаге от пошловатой патетики. И те, кто его экранизирует, а экранизаций не счесть, часто эти полшага перемахивают, не замечая вовсе. С Земекисом не так. Он зрителя ведет по Диккенсу практически от строчки к строчке, вынужденно опуская лишь несколько эпизодов ввиду ограниченности экранного времени. Также русского зрителя ведет переводчик, руководствуясь каноническим переводом Татьяны Озерской-Тарковской, где русский язык необходимо состарен, но архаизмами не пестрит. Режиссер не идет против воли писателя, но как бы играет с Диккенсом в салочки. И, засалив в очередной раз, добавляет персонажам чего-то своего. Поэтому Скрудж у Земекиса – сухарь сухарем, к старости совсем разучился плакать, бывшая подруга Скруджа удивительно похожа на Робин Райт Пен, духи Рождества предельно суровы, а литературный ритм под конец фильма отпускает вожжи, и экранные события несутся вскачь.
Земля в иллюминации
В прокат выходит очередной фильм Роланда Эммериха о конце света - "2012"
2009-11-18 / Иван Чувиляев
Темнокожий ученый с повадками безумного профессора (Чиветел Иджиофор) узнает от своего коллеги из Индии, что в результате вспышек на солнце в земной коре начинаются необратимые изменения. К 2012 году на планете начнутся страшные землетрясения, которые ее уничтожат. Ученый сообщает о том, что скоро все умрут, доброму, благо, тоже темнокожему президенту США. Тот собирает саммит большой восьмерки - встречается, среди прочих, с чопорной фрау - немецким канцлером и тюфячком-президентом России по фамилии Макаренко. Вместе они решают, что надо строить ковчеги и готовиться сваливать с планеты. Тем временем, когда вот-вот земля уже разверзнется и поглотит людишек, недотепа-писатель Джексон Кертин (Джон Кьюсак) отправляется со своими детишками на выходные в национальный парк, где как раз кстати высохло озеро и бегают военные в химзащите.
Роланд Эммерих в мировом кино, конечно, фигура комичная. Не зря его аккуратно номинируют на "Золотую малину" - правда же смешно, когда режиссер на гора выдает фильмы про то, что все скоро умрут. Причем отличить одну картину от другой решительно невозможно. Все сделано под копирку: большая политика со своим Пентагоном и боеголовками, маленький человек, который "просто спасает детей", все взрывается и падает, а на обломках вселенной начинается новая прекрасная жизнь.
Со своими фильмами Эммерих поступает как в меру рассеянный родитель с близнецами - на всякий случай как-нибудь помечает, чтобы не путать. Покупает, например, разные носки. Чтобы знать: вон тот, что в зеленых - Вася, а в синих - Коля. Чтобы не путать "День независимости" с "2012", Эммерих наполняет картины, что называется, реалиями сегодняшнего дня. В НАТО как раз прочитали доклад о глобальном потеплении? Отличная завязка для "Послезавтра". Бушует финансовый кризис? Почему бы не замесить на нем историю про недра земли, которые больше не могут горбатиться на транснациональные корпорации.
Этот принцип "утром в газете - вечером в куплете" стар как мир - и те, кто его активно используют, заслуженно получают подзатыльники. Но как ни была бы комична фигура Эммериха, его масштаб и упорство заставляют снять шляпу. В точности как у Булгакова: "Как это вы так ловко рюмочки опрокидываете? — Достигается упражнением!" Эммерих довел производство фильмов-катастроф до автоматизма. Среди ночи разбуди -выдаст сюжет на два часа, а там - и образы, чтобы слезы ручьем лились, и политкорректности три вагона, и еще "Титаник" на сдачу. Такое сочетание автоматизма и нездешней уверенности в неисчерпаемости своей фантазии правда впечатляет. Да, "2012" - фильм даже старомодный, сделанный по образцу девяностых. Да, режут глаз рушащиеся картонный собор святого Петра и цунами из унитаза. Да, использовать Вуди Харельсона в амплуа безумца с выпученными глазами, который прыгает по скалам и орет "Скоро все сдохнут" - по крайней мере, дурной вкус. Наконец, да, глаз режут и вежливое портретное сходство глав государств с прототипами, и шуточки в духе "Самолет такой большой, потому что он русский" (наши соотечественники вообще в "2012" вниманием не обделены - имеются отважный пилот Саша и тучный мафиози-боксер Юра с детишками).
Но эффект от "2012" на выходе получается как от пыльного советского циркового шоу - клоуну сто лет в обед, а гимнаст явно страдает варикозным расширением вен. И все равно родители с детьми упорно идут смотреть: пестренько, сахарная вата, цирковой марш - праздник, одним словом. Как избиты ни были бы все номера Эммериха, они все-таки работают. От разрушений шарахаешься, шуткам смеешься - а большего и самому режиссеру, в общем, не надо. И потом, черт возьми, они два часа на манеже кувыркаются, за это им точно медаль надо дать. Хотя бы и "Золотую малину".
Известия:
Цыганка с Большой Дмитровки
Светлана Наборщикова
Возобновлением "Эсмеральды" Владимира Бурмейстера Музыкальный театр им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко открыл в балетной Москве "цыганский" сезон.
В конце декабря ожидается еще одна "Эсмеральда" - в Большом театре. Если учесть, что спектакль под таким названием идет в "Кремлевском балете" в постановке Андрея Петрова, а память балетоманов хранит "Собор Парижской Богоматери", сделанный для Большого Роланом Пети в 2003 году, можно смело утверждать: танцевальное прочтение произведения Виктора Гюго прочно утвердилось в столице.
Впервые создание хореографа Жюля Перро и композитора Цезаря Пуни увидело свет в Лондоне в 1844-м. Тогда роман о бедной цыганке, пострадавшей за свою любовь, еще был модной новинкой. Спустя четыре года спектакль с шумным успехом перенесли в Большой, причем исполнительница главной роли Фанни Эльслер удостоилась чисто московского презента - огромного калача с запеченными внутри бриллиантами.
Далее "Эсмеральду" совершенствовал для Петербурга Мариус Петипа (балет, основанный на редакции 1889 года, собирается представить в Большом Юрий Бурлака), а Эсмеральду долгие годы танцевала Матильда Кшесинская, появлявшаяся на сцене, как предписывал Гюго, с белой козочкой. Заслуженное животное дожило до 1917 года и было съедено революционными матросами, конфисковавшими особняк великокняжеской фаворитки...
По иронии судьбы именно народные массы во главе с горбуном Квазимодо привлекли внимание Владимира Бурмейстера, чей спектакль, поставленный в 1950 году на сборную музыку Пуни, Василенко и Глиэра, возобновил ныне "Стасик". К танцам Петипа хореограф добавил колоритные мизансцены с участием живописных обитателей парижских подвалов - ангелов-хранителей главной героини.
Странно, что они оказываются бессильны, когда Эсмеральду, обвиненную по ложному доносу, ведут на казнь. Судя по предыдущим подвигам, бесшабашным гулякам ничего не стоит скрутить стражу и палача. Однако у Бурмейстера, вернувшего балету трагический финал (у Перро и Петипа дело завершалось хеппи-эндом), бунтари смирно стоят и смотрят, как гибнет их любимица.
Руководители "Стасика" утверждают, что, возвращая "Эсмеральду", они чтят свою историю. На самом деле сей акт - не что иное, как вынужденное латание репертуарных дыр
Эта несуразица не мешала зрительскому восторгу - в 1950-е толпу желающих попасть на "Эсмеральду" с Большой Дмитровки сдерживала конная милиция. Ныне, когда костюмных мелодрам на любой вкус достаточно в кинотеатрах, балет, возобновленный под патронатом худрука балета "Стасика" Сергея Филина, вызвал локальный интерес. В зале сидели учащиеся гуманитарных классов, изучающие французскую литературу, и поклонники отечественной хореодрамы, превосходный образец которой представляет бурмейстеровский спектакль.
Слагаемые его успеха - реалистические костюмы и декорации с витражами и видами Нотр-Дам де Пари; внятно рассказанная история; продуманный баланс характерных и классических танцев, разбавленных доходчивой пантомимой; мелодичные галопы, вальсы и польки, перемежаемые "драматической" музыкой; темпераментный "народный" кордебалет; вымуштрованные классические солистки и харизматичные исполнители главных ролей. В современной "Эсмеральде" этот набор присутствует. Особенно хороша заслуженная цыганка "Стасика" - Наталья Ледовская, с одинаковой убедительностью танцующая и играющая.
Тем не менее при всех достоинствах от трехактного действия ощутимо веет нафталином, и этот аромат не выветрить никакими усилиями. Руководители "Стасика" утверждают, что, возвращая "Эсмеральду", они чтят свою историю. На самом деле сей акт - не что иное, как вынужденное латание репертуарных дыр. Кабы не горькая нужда в современных хореодрамах, не стал бы театр копировать славное, но устаревшее прошлое. Да еще в объеме, который зритель уже не в состоянии переварить. Идеальным вариантом для сохранения и показа наследия был бы спектакль-дайджест. И пусть туда вошли бы фрагменты знаменитых балетов "станиславцев" - та же "Эсмеральда", "Призрачный бал", "Укрощение строптивой"...