– А с какими же фактами имеем дело мы, журналисты? Я думаю, и с теми и с другими.
– Да. Но даже когда журналист соприкасается с фактом реальности, этот факт сразу превращается в факт сознания – сначала его собственного, потом общественного. Иного пути познания нет. Другое дело, что нужно стремиться к максимальному соответствию нашего представления о реальности – ей самой. Препятствий тут много. Едва ли не главное из них в том, что факт реальности не поддается рассмотрению один, сам по себе. Выхваченный из системы существенных связей, он легко может превратиться в нашем сознании в картинку, искажающую действительность. Это объясняется тем, что в силу своей творческой природы сознание, не отразив реальных отношений факта, способно включить его в систему иных связей – несущественных, малосущественных, а то и вообще кажущихся.
– Вот так, наверное, и появляются пресловутые «жареные факты», за которые нередко ругают прессу.
– Ну, тут все несколько сложнее... Хотя это всегда свидетельствует о нарушении важнейшего профессионального требования: даже если журналист хочет рассказать об одном факте, он должен изучить ситуацию, то есть увидеть и проанализировать его в связи с другими фактами, совместно с ним характеризующими данный фрагмент действительности.
– Да об одном факте никогда и не получается написать. Только в официальной хронике: имярек освобожден от занимаемой должности... А так обычно – минимум три факта.
– А это уже ситуация! Вот Вам ее определение из словарей: «(от позднелат. situatio – положение), сочетание условий и обстоятельств, создающих определенную обстановку, положение». Эта обстановка, положение как раз и проявляется через факты – своего рода атомы действительности – и через их связи. Вот почему оказывается возможным определить ситуацию как совокупность взаимосвязанных между собой фактов, характеризующих в том или ином отношении положение на объекте.
Как и факт, ситуация может быть понята в онтологическом и гносеологическом смыслах, и закономерности здесь те же: отражаясь в сознании, реальная ситуация как бы теряет часть своих связей. Зато в ней становятся отчетливее видны главные факты, главные связи, если, конечно, воспринимать ее внимательно и непредвзято.
– Вы назвали реальные факты атомами действительности. Тогда реальные ситуации – молекулы!
– Ну, если Вам так хочется... Только по поводу этих «молекул» надо еще кое-что иметь в виду.
– И наверное, даже не кое-что, а много чего...
– Да, много... Так, ситуации неизбежно различаются по величине – это связано с тем, что различаются по величине и характеризуемые ими объекты. Причем нельзя забывать о системности мира: любой его объект может рассматриваться как самостоятельная система и в то же время входить как элемент в другую, более широкую систему. Точно так же и ситуации: ситуация в городе есть часть ситуации в области, ситуация в области – составляющая ситуации в стране и т. д., и т. п.
Различаются ситуации и по времени: одно дело – положение на объекте сегодняшнее (ситуация текущей реальной действительности), другое – его вчерашний день (ситуация вчерашнего дня).
– Можно говорить и о ситуациях прошлого.
– Вполне!
Наконец, есть еще один критерий для различения ситуаций – глубинный, невооруженным глазом его и не разглядишь. Поэтому, прежде чем его сформулировать, нам придется разобраться с понятием «проблема».
– Проблему объясняют по-разному: и как задачу, и как трудность. А в расхожей присказке «Нет проблем!» она вообще звучит как «Пустяк!».
– Ну да, пустяк, ничего сложного... Значит, если проблемы есть – есть сложности. И смысл такой не с потолка берется!
Мир движется противоречиями – это знает сегодня каждый школьник. Закон единства и борьбы противоположностей, лежащий в основе развития действительности, ее движения к прогрессу и регрессу, проявляет себя повсеместно и повседневно. И эти проявления показывают, что в своем развертывании диалектическое противоречие проходит разные ступени. «Молодое» противоречие практически незаметно: оно существует как равнодействие противоположностей, пребывающих еще в единстве, взаимопроникновении, и объект, отмеченный им, выглядит спокойным, благополучным. На следующей ступени развертывания противоречия противоположности заявляют о своем различии, поляризуются, начинаются столкновения, и объект благополучным быть перестает: он испытывает их разрушительное воздействие.
– Ну, прямо как люди! Складывается любой новый коллектив – никто никого толком не знает, все друг другу нравятся тишь да гладь. А поработали полгода – и пошли, как круги по воде возмущения: то один повод для разногласий возникнет, то другой...
– Вот это и есть пример развивающегося противоречия. Любой коллектив – объект действительности. Законы мироздания на кривой козе не объедешь!
Обострение противоречия ведет к конфликту противоположностей, эта ступень отмечена их антагонизмом – тут объект может испытать и серьезные потрясения. А вот разрешится противоречие – и наступит качественно новое состояние объекта. Оно может быть более высокой стадией в его развитии, может быть падением, регрессом, но в любом случае это будет новое состояние, когда противоположности как бы угаснут, перейдя друг в друга. И начинай сначала...
В социальной действительности все связано с человеком, и он не может не чувствовать пульсации ее противоречий. Если где-то в «зоне досягаемости» идет нарастание противодействия между противоположностями, оно переживается людьми как трудности – реальные трудности, из которых надо найти выход и которые оборачиваются для них задачами, требующими решения, то есть творческими задачами. Вот эти творческие задачи и принято обозначать понятием «проблема». Греческое слово problema, от которого происходит данное понятие, так и переводится – «задача».
– То есть проблема восходит к противоречию. Она как бы является его отражением в сознании человека, верно?
– Не противоречия в целом, а определенной ступени в его развертывании – ступени противодействия противоположностей. Причем это такое отражение, в котором присутствует и опережающий, прогностический момент: ведь постановка задачи есть одновременно предвидение возможностей ее решения. Чем точнее предвидение и надежнее средства, избираемые в соответствии с ним, тем больше вероятность преодоления трудностей, разрешения противоречия.
– Но тогда, я Вам скажу, если очень постараться, можно снимать противоречия, не давая им дойти до конфликтной стадии!
В принципе это возможно (хотя и трудно), а потому желательно!
Ну, а теперь вернемся к разговору о глубинном критерии различения ситуаций.
– Я уже понимаю, к чему Вы клоните: этот критерий – ступень противоречия, переживаемая объектом. Так?
– Почти так. Дело в том, что объект всегда одновременно испытывает влияние многих противоречий. А потому я бы говорила о ведущем противоречии: этот критерий – переживаемая объектом ступень в развитии его ведущего, то есть наиболее существенного в данный момент, противоречия.
– Раз ступеней три, то, видимо, придется выделить и три типа ситуаций?
– Бесспорно. Первый тип – позитивные ситуации, те, что соответствуют первой ступени в развертывании ведущего противоречия.
Второй тип – проблемные ситуации; они характеризуют состояние объекта на второй ступени развертывания его ведущего противоречия.
Третий тип – конфликтные ситуации, складывающиеся на объекте в случае, если противоречие перешло на стадию антагонизма противоположностей.
– Хорошо. Только я прагматик и хотел бы четко представлять, что это знание может дать мне для практической работы. Пока оно для меня – чистая философия!
– А для Вас это слово ругательное?.. Неужели Вы всерьез считаете, что, рассматривая теорию какого-либо вопроса, можно обойтись без философии? Мы с Вами не первый раз затрагиваем философские аспекты творческой деятельности вообще и журналистской в частности. Что же касается практического смысла... Давайте сделаем так: я расскажу Вам эпизод из журналистской практики, а Вы прокомментируете его. Идет?
– Давайте. Почему бы нет, если от этого будет польза...
– Дело было в сибирском городе, где я работала в «молодежке». По случайному стечению обстоятельств мне пришлось разбираться с положением дел в крупном строительном тресте одновременно с коллегой из другой газеты. История была достаточно сложная, длившаяся долго. Люди, обратившиеся в редакции, вызывали симпатию тем, что заботились не о себе лично, а добивались улучшения организации дела. Непорядков в ней хватало. Казалось, надо писать критический материал, – с этим заключением я и пришла к своему редактору, журналисту опытному, видавшему виды (прозвище ему дали Тертый Калач). Он меня выслушал, прогуливаясь по кабинету (привычка была такая: ходит и потирает руки), покивал головой, потом сел за свой стол и сказал: «Считайте, что Вы справились с заданием, но материала делать не надо». В ответ на мое недоумение пояснил: «Вы же обратили внимание – управляющий трестом главный инженер работают там месяц с небольшим. Потому и поменялось руководство, что дела в тресте шли из рук вон плохо. Только разве за месяц они что-то могли успеть?.. Ситуация на переломе, и писать о ней несвоевременно».
А коллега из другой газеты разразился большой и хлесткой статьей, – я читала ее с некоторой завистью. Но, как выяснилось, завидовала напрасно. Через неделю-другую в этом издании появилось письмо группы строителей, подготовленное по поручению производственного совещания работников треста. Главный упрек журналисту состоял в том, что с критическим материалом он опоздал и ответственность за непорядки, по сути дела, возложил на тех, кто начал наводить порядок. Я тогда очень зауважала своего редактора...