Эссе соединяет бытийное и личностное: жизнь вокруг нас — это одновременно и наш внутренний мир. И наоборот: спектр чувствований публициста — это отражение чувствований, рождаемых внешним миром. Поэтому в центре эссе находится сам субъект как центр мироздания. Человек в его отношениях с действительностью — предметная основа текста. С помощью системы разнообразных ассоциаций — логических, эмоциональных и др. — автор предлагает самоанализ личности, познающей окружающий мир и самого себя. Так субъект исследования становится его объектом. Откровенность в описании собственных переживаний, своего внутреннего состояния — важнейшее качество эссеистского текста. Раздвигаются границы повествования: конкретная узкая тема развертывается в широкий план параллелей и аналогий, усложняя, обогащая тем самым контекст разговора автора с аудиторией. Отсюда и свободная форма эссе, допускающая перетекание друг в друга элементов репортажа, очерка, статьи, комментария, письма, дневника, новеллы. Отсюда и возникновение образа повествователя, дистанционно близкого биографическому автору. Если в фельетоне автор, принимая огонь на себя, демонстрируя свое «я», в то же время дает понять читателю, что «я» – это всего лишь маска, образ, создаваемый для активизации работы мысли аудитории, то эссе – жанр, в котором самораскрытие и самоопределение индивидуальности служит принципиальной основой повествования.
Эссеистическое стремление к целостности, к объединению и соположению разных культурных рядов, возникло на месте той централизующей тенденции, которая раньше принадлежала мифологическому сознанию. Синтетизм эссе — это возрождение на гуманистической и личностной основе того синкретизма, который в древности опирался на нерасчлененность первобытного коллектива и имел внеличностную, космическую или теистическую ориентацию. Парадокс эссе в том, что оно своей рефлектирующей и индивидуалистической природой противостоит мифу и всяческому мифологизму, но не так, как обособившаяся часть противостоит целому, а как новообразованное целое противостоит первоначальному.
Будучи по видимости антимифологичной, отправляясь от индивидуальной рефлексии, эссеистика по сути берет на себя в Новое время ту функцию объединения, консолидации разных областей культуры, какую в древности исполняла мифология. Эта функциональная общность эссе и мифа опирается на их глубокое структурное сходство, несущее, конечно, и отпечаток огромных эпохальных различий. Одно из главных свойств мифа, на которое указывают практически все исследователи, — совпадение в нем общей идеи и чувственного образа. Эти же начала сопрягаются и в эссе, но уже как самостоятельные, выделившиеся из первичного неразличимого тождества — идея не персонифицируется в образе, а свободно сочетается с ним, как сентенция и пример, факт и обобщение.
В эссе мысль преломляется через несколько образов, а образ толкуется через ряд понятий, и в этой их подвижности друг относительно друга заключено новое качество рефлексивности, релятивности, которым эссеистический мыслеобраз отличается от мифологического. Сколько бы ни привлекалось образов для подтверждения мысли, они не могут вполне быть равны ей; сколько бы понятий ни привлекалось для истолкования образа, они тоже не могут до конца исчерпать его. Отсюда энергичное саморазвитие эссеистического мыслеобраза: он каждый миг неполон, несамодостаточен, требует все новых «показаний» со стороны образа и все новых «доказательств» со стороны понятия. Образ и понятие уже вышли из мифосннкретического тождества, развились в самостоятельные сущности, которые теперь могут сколько угодно объяснять друг друга, но не сливаться окончательно.
Такой мыслеобраз, составляющие которого находятся в подвижном равновесии, частью принадлежат друг другу, частью же открыты для новых сцеплений, входят в самостоятельные мыслительные и образные ряды, можно было бы назвать «эссемой», по аналогии с «мифологемой», составляющие которой связаны синкретически, нерасчлененно.
Как единица эссеистического мышления, эссема представляет собой свободное сочетание конкретного образа и обобщающей его идеи. При этом факт остается фактом, идея — идеей, они скреплены не обязательным, не единственным образом, но через личность того, кто соединяет их в опыте самосознания.
23. Развитие журналистики в России в 1830 годы
На развитие журналистики в 30-ые годы в первую очередь повлияло восстание 1825 года. Николай I сделал все, чтобы не допустить повторения событий на Сенатской площади. Находя, что печать является основным рассадником вольнолюбивых идей, правительство приняло новый цензурный устав, отменявший прежний, утвержденный в 1804 г.
Основная цель цензурного устава 1826 г. – борьба с «вольнодумными» сочинениями. Запрещалось печатать статьи о современной политике и рассуждения, в которых заметны мысли «о происхождении законной власти не от бога» и излагаются взгляды, противные христианской религии. Допускалась только перепечатка некоторых сообщений политического характера из «Санкт-Петербургских ведомостей» и «Санкт-Петербургской газеты», которая издавалась на французском языке министерством иностранных дел.
Для журналистики 1830-х годов характерно заметное сокращение числа общественно-литературных изданий. Выпуск новых частных газет и журналов, и притом только специальных, а не энциклопедических, требовал разрешения императора. Право на издание общественно-литературных или научно-литературных журналов выдавалось в виде исключения лицам, известным своей политической «благонадежностью». С 1837 по 1846 г. появилось только четыре новых журнала общего характера, и три из них были открыто реакционными изданиями
Зато резко возрастает экономическая и научно-техническая периодика. Большинство отраслевых журналов и газет выпускалось различными ведомствами («Журнал мануфактур и торговли», «Журнал путей сообщения», «Земледельческая газета» и т. д.). Появляются также специальные хозяйственные, научные, литературные и другие газеты, выпускаемые частными лицами.
В 1830-е годы заметно умножается провинциальная газетная периодика, правда, пока носящая официальный характер. Выходят «Одесский вестник» (1828–1893), «Тифлисские ведомости» (1828–1831), «Литовский вестник» (1834–1840), «Закавказский вестник» (1837–1855), «Официальная газета Царства польского» (1838–1861).
Толчком к развитию газетного дела в провинции послужило создание в 1838 г. при губернских правлениях печатного органа «Ведомости». Губернские «Ведомости» состояли из двух частей: официальной и неофициальной. В первой части помещались различные распоряжения, сведения о награжденных орденами и произведенных в чины, казенные объявления. В неофициальной части нередко печатались краеведческие материалы – статьи по истории, географии и этнографии данной губернии, художественные произведения местных авторов.
После 14 декабря 1825 г. ведущая роль в периодической печати России принадлежала уже не петербургской, а московской журналистике. Лучшими московскими изданиями считались «Московский телеграф» и «Телескоп».
Энциклопедический журнал «Московский телеграф» (1825-1834), издававшийся Николаем Алексеевичем Полевым, представил собой новое и очень значительное явление русской журналистики и культуры.
Современники сразу приняли новый журнал: уже в первый год он разошелся тиражом 1500 экземпляров, затем тираж увеличился почти вдвое. Успех «Московского телеграфа» во многом определялся способностями Полевого как издателя и редактора. Заботясь о воспитании всех слоев общества, Полевой адресовал свой журнал преимущественно «среднему» читателю. Цель журнала, по его мнению, – «споспешествовать к усилению деятельности просвещения... к сближению средних сословий с европейской образованностью»
Показательно, что Полевой ввел в русский язык слово «жур-ка». Ему же принадлежит первая попытка изложить историю русской журналистики в связи с «общественными потребностями» – он сделал это в статье «Обозрение русских газет и журналов с самого начала их до 1828 года»
В «Московском телеграфе» были следующие постоянные отделы: «Науки и искусства», «Словесность», «Критика», «Библиография» (он назывался в журнале «Современная русская литература»), «Известия и смесь». Последовательность отделов в номере иногда менялась. В конце книжки помещалось описание новых мод с приложением гравированной раскрашенной картинки. При «Московском телеграфе» выходили два сатирических прибавления, которые брошюровались вместе с журналом, но имели отдельную нумерацию страниц, – «Новый живописец общества и литературы» (1829–1831) и «Камер-обскура книг и людей» (1832).
Отдел «Науки и искусства» занимал в журнале центральное место по обилию и разнообразию статей. Статьи были посвящены проблемам огромного числа наук, но центральными все же были статьи по истории и географии, потому что в условиях жесточайшей цензуры они давали возможность как-то касаться вопросов современной политики, если не российской, то хотя бы европейской. В этом же отделе можно было также встретить статьи по теории и истории литературы, популяризирующие романтическое направление.