Соотношение этих двух сфер - принимаемого и отвергаемого - в истории нашей публицистики менялось.
В текстах советской печати, радио и телевидения в 70-е годы 20 века к сфере принимаемого относились: социалистический лагерь, ударники труда, новаторы производства, решения пленума, трудовой энтузиазм, социалистическое соревнование, идейная убеждённость, достижения науки и техники, покорение природы, национально-освободительная борьба, прогрессивные силы, народная/ подлинная/социалистическая демократия, интернациональная дружба.
В сферу отвергаемого входили: буржуазная пропаганда, империалистические акулы, антисоветчики, реакционные силы, антикоммунисты, тунеядцы, спекулянты, хапуги, злопыхатели, гонка вооружений, агрессивный блок НАТО, мир капитала, общество потребления, ревизионисты всех мастей, критиканы, безыдейные обыватели.
В период перестройки (вторая половина 80-х годов 20 века) на первый план вышел ряд устойчивых сочетаний, характеризующих политические идеи именно этой эпохи.
Среди принимаемого оказались: хозрасчёт, хозяйственная самостоятельность, обновление, консенсус, инициатива снизу, гласность, демократизация, кооперативы.
В сферу отвергаемого попали: аппаратчики, бюрократия, инертность, механизмы торможения, противники перемен, застой, догматизм, конфронтация, экстремизм, радикализм, административно-командная экономика, милитаризация, горячие точки, национальные конфликты.
Необходимо заметить, что здесь речь идёт только о словах, а не о реалиях жизни - одобряемое словесно далеко не всегда активно поддерживалось на деле.
Теперь обратимся к государственным и близким к ним средствам массовой информации начала 21 века.
Здесь в сферу принимаемого входят следующие слова и устойчивые сочетания слов: подъём экономики, возрождение России, кабинет министров, партия "Единство", рыночные реформы, государственные интересы, мировая роль России, исполнительная вертикаль, облучённое ядерное топливо, жёсткие/чрезвычайные/адекватные меры, демократия, интеграция, бюджетная дисциплина, внятная политика, информационная безопасность.
В сферу отвергаемого входят: ваххабиты, чеченские боевики, сепаратисты, экстремисты, НАТО, Совет Европы, депутаты, Госдума, коммунисты, забастовщики, шпионы, экологи, правозащитники, депутатская неприкосновенность, глобализация, групповой эгоизм, пустые предвыборные обещания, силовой диктат, коррупция, криминализация, долларизация. Здесь снова необходимо подчеркнуть, что речь идёт не о политике, а об эмоциональной окраске слов в публицистических текстах. 16
1.4. Употребление слов в переносном значении. Многозначность слов и метафоричность
Для публицистического стиля характерно использование многозначности слов, при этом наблюдаются явления трёх типов:
- употребление слова в переносном значении,
- развитие многозначности,
- метафоризация как средство экспрессии и выражения оценки. Употребление нейтрального слова или специального термина в переносном значении придаёт слову публицистическую окраску, например:
- пакет молока - пакет предложений/законов
- тихие шаги - практические шаги
- формат книги - формат переговоров
- сигналы светофора - сигналы с мест.
Развитие многозначности является общеязыковым процессом, который отражается и закрепляется в языке массовой информации, более того во многих случаях это развитие берёт начало в публицистических текстах, от переноса оно отличается только тем, что здесь неочевидны соотношение прямого и переносного значений. Рассмотрим примеры:
- приоритет -
1) первенство, преимущественное право;
2) главная цель.
- модель –
1) схема, образ;
2) манекенщица.
- стилист -
1) специалист по стилистике;
2) мастер литературной речи;
3) парикмахер.
В ряде случаев многозначность образуется вследствие неточного употребления слова, например:
- экология –
1) наука о состоянии природной среды и её защите,
2) состояние окружающей среды.
В других случаях многозначность развивается под влиянием
иностранных языков, например:
- контролировать -
1) проверять;
2) влиять, управлять.
Метафоризация представляет собой использование слов в
переносных значениях в целях создания яркого образа, выражения
оценки, эмоционального отношения к предмету речи; она призвана
оказать воздействие на адресата речи.
Для советской печати было характерно использование в
переносных значениях слов, относящихся в прямом значении к
военной лексике:
- битва за урожай, идейная вооружённость, идеологическая диверсия,
- учебно-творческий полигон, педагогический десант.
В современной речи военные лексемы звучат не реже:
- взрывоопасная ситуация, штаб, рейд, наступление, фланг, атака, обойма,
- форсировать, маневрировать, торпедировать.
Активно используется сравнение государственного устройства со зданием: коридоры власти, стена недоверия, национальные квартиры (типично для 1989-91 годов), занять нишу, социальный блок, партийное строительство.
Со времени перестройки в публицистику вошло сравнение общественного развития с движением поезда, корабля: локомотив реформ буксует/ползёт/застрял/сходит с рельсов, корабль реформ, капитаны отечественного бизнеса.
Широко применяется метафорическое осмысление слов, относящихся к медицине. Большинство из них выражают сильные негативные эмоции: паралич экономики, микробы мещанства, болезнь общества, аллергия на контакты с прессой, бациллы феодальной морали, вирус распада, болезнь суверенизации, злокачественная опухоль национализма.
Некоторые медицинские метафоры связаны с лечением и лекарствами: оздоровление финансов, финансовые инъекции, шоковая терапия, реанимация промышленности.
Украшая речь по форме, метафоры нередко затрудняют восприятие содержания, прикрывают демагогию и давление на аудиторию. При обсуждении экономических и политических тем избыток метафор ведёт к тому, что логическое рассуждение подменяется эмоциональным спором, на адресата действует не сила доводов, а яркость, свежеть, броскость слов. Неумеренное употребление метафор запутывает читателя, а иногда, и самого автора. Оно особенной неуместно в парламентской речи при обсуждении законов.
Злоупотребление метафорами приводит к тому, что выразительность текста наносит ущерб его точности. Эта тенденция публицистики отражается на книжно-письменной речи школьников, которые стремятся сделать свои сочинения красивей и в некоторых случаях так употребляют метафоры, что фраза становится бессмысленной:
"Они стоят в ряд на одном уровне";
"Невозможно пройти мимо такого огромного государства как РОССИЯ со множеством побед и славной историей";
"Что же позволило поставить их на ступень огромного вклада в развитие культуры России?";
"Он смеётся над ситуациями, которые его плотно окружают".
2. Развитие отечественного публицистического языка на газетной полосе
Публицисты всегда ставили задачу просвещения народа. Эта традиция развита и продолжена, получила воплощение в практике лучших изданий России. На знамени дореволюционной тиражной газеты "Русское слово" было начертано: "Русское слово, несущее не ненависть, не раздор, не распадение страны на десятки враждующих между собой племен, - а зовущее к возрождению великой России".
Газета - одна из традиционных областей существования политического языка, игравшая в советские времена важнейшую роль в политическом просвещении народа. Современный газетный язык сильно отличается от языка советской прессы прежде всего в лексико-семантическом аспекте.
На изменения в языке прессы первым, ещё в начале эпохи перестройки, обратил внимание М.В. Панов. Он отметил следующие основные явления в языке прессы: диалогичность; усиление личностного начала; стилистический динамизм; явления "переименования" (в широком смысле); сочетание резко контрастных стилистических элементов не только в пределах текста, но и в пределах словосочетания (словосочетания строятся как семантические и стилистические контрасты, что "сдвигает, изменяет значение слова. Оно становится метафоричным, метонимическим, сужает или расширяет своё значение")[3]. Тенденции, выявленные М.В. Пановым, нашли отражение в последующих исследованиях других лингвистов. А.Н. Баранов и Е.Г. Казакевич отмечают, что политический язык - это особая знаковая система, предназначенная именно для политической коммуникации: для выработки общественного консенсуса, принятия и обоснования политических и социально- интересов истинно плюралистического общества, в котором каждый человек является не объектом идеологического воздействия и манипулирования, а субъектом политического действия. Тем самым ситуация, существовавшая в советские времена, противопоставляется нынешнему положению дел[4].
А.Н. Баранов и Е.Г. Казакевич справедливо указывают на ритуализацию политического языка в советские времена. На их взгляд, ритуализация языка является непременным условием функционирования политической культуры, основанной на том, что супер-эго "народ" занимает в политическом дискурсе, т.е. в ситуации политической коммуникации, одновременно два места - и субъекта ("от имени которого всё делается") и адресата ("во имя которого всё делается"). В политической культуре такого типа "достижение согласия отодвигается на задний план, а то и исчезает вообще -договариваться не с . кем"[5]. Другими словами в доперестроечные времена политический язык не выполнял обозначенную выше функцию средства коммуникации.