С тех пор изменились также условия конкуренции и организация межфирменных хозяйственных связей. В свое время важным аргументом в пользу национализации и прямого государственного контроля было обвинение “трестов” - крупных корпораций - в регулярной монополистической практике на рынках сбыта и сырья, в торможении научно-технического прогресса, в полном игнорировании интересов наемного труда.
В 50-70-е годы произошли решающие перемены, связанные с формированием нового типа развития на основе непрерывного совершенствования техники и технологии, расширения и диверсификации рынков в едином мировом экономическом пространстве. Интернационализация производства и обращения практически ликвидировала опасность “загнивания” экономической жизни. Несмотря на невиданные ранее темпы концентрации и централизации капитала, в большинстве отраслей были созданы устойчивые режимы эффективной конкуренции. Даже крупные банковские, торговые, промышленно-финансовые группы сейчас неспособны установить контроль над мировыми отраслевыми рынками. Отпала острая необходимость противостоять административными мерами тенденции к картелизации рынков, которая в 30-е годы была настоящим бичом свободного предпринимательства и ощутимой преградой на пути научно-технического прогресса.
Третья группа причин, повернувших вспять тенденцию к огосударствлению экономической жизни, теоретически обоснованной Кейнсом, марксистами и институционалистами. Она непосредственно связана с последствиями кризиса 1974-1975 гг. Кризис преподал неожиданный урок теоретикам и практикам “государства благосостояния”, опиравшимся на теоретическую схему кейсианства. Кейсианская схема предполагает воздействие на поведение предпринимателей путем изменения параметров платежеспособного спроса, в частности, через бюджетную политику, то есть через макроэкономическую сферу.
Выяснилось, что в периоды резких изменений структуры отраслевых издержек производства и платежеспособного спроса (именно это случилось после скачкообразного повышения нефтяных цен в 1973 г.) эффективным способом преодоления экономического кризиса может быть только стратегия всеохватывающего внедрения в производство результатов научно-технического прогресса. Проводить такую стратегию должны, прежде всего, предприятия - только им известны вкусы и намерения потребителей и реальное наполнение их кошелька. Эффективно стимулировать научно-технический прогресс на отдельных предприятиях государство неспособно. Мобилизация крупных финансовых ресурсов путем налогообложения, которая успешно использовалась в свое время при создании атомного оружия и баллистических ракет, покупателем которого было само государство, здесь явно не оправдывает ожиданий.
Но если производительность общественного труда не повышается вследствие форсированного государством инвестирования, рушится вся цепочка народнохозяйственных зависимостей, отраженных в кейнсианской модели (в соответствии с которой прирост бюджетных расходов и дешевых кредитов расширяет потребительский и инвестиционный платежеспособный спрос, что, в свою очередь, стимулирует производство). Между тем вся философия “государства благосостояния” привязана к идее увеличения спроса ради расширения высокоэффективного производства.
В 30-х годах такая зависимость действовала. Казалось, что она приносила свои плоды и в послевоенный период. “Нефтяной кризис” изменил направление причинно-следственных связей.
Можно утверждать, что необходимость государственного присутствия в производственной сфере в качестве предпринимателя, остро ощущавшаяся в 40-е годы, к началу 80-х годов отпала в состав правительственных мероприятий, направленных на поддержание экономической активности, разгосударствление и приватизацию. Произошло это не сразу после “нефтяного кризиса”, а спустя 5-7 лет, на протяжении которых текущая экономическая политика оставалась кейнсианской. В рамках этой политики преодоления кризиса государственные предприятия, вопреки их стратегическим интересам, активно использовались своим владельцем как инструмент поддержания глобального спроса. Правительства наложили на государственные предприятия ряд обязательств, от которых частный сектор был освобожден: формирование инвестиций за счет увеличения задолженности, сохранение уровня занятости ради облегчения ситуации на национальном рынке труда и вопреки производственной целесообразности, сдерживание роста цен на продукцию, чтобы индексы национальной инфляции не поднимались слишком быстро и т.д. Государственное предпринимательство было поставлено в заведомо неравные условия и несло убытки, которые не должно было бы нести, будь политика правительства одинаковой по отношению ко всем экономическим субъектам на микро уровне.
Работая и раньше в режиме, как правило, нулевой прибыльности государственный производственный сектор вышел из кейсианского этапа антикризисной и антиинфляционной политики с глубоко расстроенными финансами. И консервативная критика поспешила обвинить во всем “безответственных” государственных менеджеров, которые якобы по природе своей неосмотрительны, так как над ними не висит дамоклов меч банкротства. Любой менеджер как лицо наемного труда не обязан владеть собственностью управляемой им компании, будь она частной или государственной. Мотивы его эффективного поведения как управляющего определяется рынком менеджеров. А на этом рынке все равны, так как оценка зависит от успешности предыдущего профессионального опыта.
Кризис, развивающийся в условиях широкой интернационализации и проницаемости национальных экономических границ, остро поставил проблему конкурентоспособности хозяйствующих агентов. Начался пересмотр принципов государственного вмешательства в экономику. Предпринимательский класс потребовал и добился от государства, с одной стороны, отказа от большинства избирательных методов воздействия, когда объектом государственного вмешательства становилась отдельная компания или отрасль, а с другой стороны, резкого сокращения общих макроэкономических накладных расходов в виде разветвленной социальной политики, высоких потолков для минимальных заработных плат, вольготных выплат по причине безработицы, временной нетрудоспособности и т.д. Время “государства благосостояния” закончилось. Вместе с ним закончилась и миссия государственного сектора, занимавшего в структуре правительственных социальных структур определенное место.
В конце 70-х годов западный капитализм вступил в период широкой приватизации. Нельзя забывать и о том факте, что приватизация оказалась чрезвычайно выгодной в политическом плане. Переводя на уровень предприятий решение непопулярных, но неотложных и неизбежных экономических проблем (сокращение занятости в силу производственной необходимости, уменьшение бюджетных дотаций путем повышения цен на продукцию государственных предприятий, сдвиг всей совокупности отношений “трудовой коллектив - правительство” в сферу отношений “трудовой коллектив - частный собственник”), консерваторы снимали с себя как представителей государственной власти ответственность за социально-экономическое положение в стране. Тем самым они политически переиграли социалистов и радикалов, призывавших голосовать за себя именно потому, что они якобы знали, как справиться с кризисом.
Политический интерес удачно совпал с идеологическим. Сам факт обращения к приватизации после долгих десятилетий господства государственного капитализма реабилитировал капиталистическую систему хозяйствования.
4. Приватизация и субъект хозяйствования
Двигатель любой реформы - не только общие соображения о благе народа, нации или страны. Конкретный вариант выбора траектории к достижению сформулированной в общих терминах цели определяется соотношением специфических интересов социальных групп и представляющих их политических образований.
Конкретные программы приватизации обычно преследуют несколько целей. Во-первых, путем продажи государственной собственности облегчить бремя государственного бюджета, ликвидировав дотации предприятиям и увеличив поступления в доходную часть бюджета. Во-вторых, создать конкурентные условия в тех отраслях, где все предприятия, будучи государственными, управлялись из единого административного центра. В-третьих, воспользоваться изменением формы собственности и провести предварительную рационализацию структуры крупных государственных корпораций до их превращения в частные. В-четвертых, осуществить приватизацию и акционирование так, чтобы контроль над крупными корпорациями попал в руки тех частных лиц или институтов, которые заинтересованы в развитии производства, а не в спекулятивной перепродаже собственности. В-пятых, воспользоваться приватизацией для максимального “распыления” акций среди рабочих и мелких служащих. Эта мера рассматривается как составной элемент общей социальной политики, стимулирующей участие трудящихся в капитале или управлении предприятия.
Содержание западного процесса приватизации становится более понятным из дискуссий, которые велись и ведутся вокруг ее отдельных аспектов.