Смекни!
smekni.com

Профессиональный и обыденный уровни правового сознания (стр. 6 из 8)

Расчистка «авгиевых конюшен» сопровождалась такими явле­ниями, как безудержное самобичевание, развенчание и осмеяние прежнего опыта, сложившихся культурно-исторических традиций и привычек, изображение уходящего времени только в чер­ных красках. Лейтмотивом этих умонастроений было: «У нас все плохо, у них все хорошо». С пьедесталов летели имена и ценнос­ти, в которые еще вчера беззаветно верили.

Зацикленность на обличительстве, уничижительной критике граничила подчас с утратой чувства национально-государствен­ного достоинства, формировала у людей и всего общества ком­плекс неполноценности, синдром вины за прошлое, за «истори­ческий грех». Раздавались даже призывы к всеобщему покаянию. В то же время значительные слои населения резко осуждали «танцы на гробах», выступали против забвения памяти и заветов предков.

На крайности этого «самошельмования», потерю меры обра­щали внимание многие зарубежные деятели[12]. Между тем копа­ние в прошлом особого успеха не принесло. При этом ошибки предшественников не помогли избежать новых. Отсюда ирони­ческие остроты публицистов: мы одержали «сокрушительную победу».

Отречение от всего, что было «до того», от старых фетишей объективно подпитывало нигилистические разрушительные тен­денции, которые не уравновешивались созидательными. Как справедливо отмечалось в литературе, «у нас было два пиковых проявления тоталитарного мышления и сознания: тотальная апо­логетика послереволюционного прошлого и тотальное его нис­провержение»[13].

Такие же оценки давала пресса: «Мы буквально соревнова­лись в уничтожении общественных идеалов: кто страшнее вывер­нет наизнанку все, чему раньше поклонялись. Пора одуматься»[14]. С этим созвучен более поздний вывод о том, что «мы и сейчас в большевистской манере пытаемся утвердить новые утопии, не считаясь ни с чем. ... Между тем переход от тоталитарного обще­ства к нормальному, гражданскому, невозможно осуществить по-большевистски одномоментно»[15].

Сегодня нигилизм выражается в самых различных ипостасях: неприятие определенными слоями общества курса реформ, нового уклада жизни и новых («рыночных») ценностей, недоволь­ство переменами, социальные протесты против «шоковых» мето­дов осуществляемых преобразований; несогласие с теми или иными политическими решениями и акциями, неприязнь или даже вражда по отношению к государственным институтам и структурам власти, их лидерам; отрицание не свойственных рос­сийскому менталитету «западных» образцов поведения, нравст­венных ориентиров; противодействие официальным лозунгам и установкам; «левый» и «правый» экстремизм, национализм, вза­имный поиск «врагов».

Среди значительной части населения преобладают фрондистские настроения, негативное отношение к происходящему, ко многим фактам и явлениям действительности. Инакомыслие не подавляется, но оно существует. Подрываются духовные и мо­ральные основы общества, вместо них утверждаются мерканти­лизм, потребительство, культ денег, наживы; идеальное вытесня­ется материальным. Соответственно изменились критерии пре­стижа личности, ее социальной роли, признания.

Общественное мнение стало менее чувствительным, мягко говоря к нарушениям нравственных норм. У многих сохраня­ется устойчивая ностальгия по прошлому, в их сознании еще живет образ СССР. Сам процесс «смены вех», идеологической переориентации миллионов людей, включая «вождей», — труд­ный и болезненный, он предполагает ломку всей системы ста­рых взглядов и отношений, отказ от укоренившихся привычек и традиций.

Нигилизм «сверху» проявляется в форсировании социальных преобразований, левацком нетерпении добиться всего и сразу путем «красногвардейских атак» на прежние устои, в популизме, конъюнктуре, демагогии, разрушительном зуде, обвальной при­ватизации, призывах как можно быстрее покончить с советским наследием, «империей зла», коллективисткой идеологией и пси­хологией. Были и такие «нигилисты», которые предлагали без промедления превратить единую страну в 40—60 «независимых государств». Устойчиво развивалась тенденция: «весь мир наси­лья мы разрушим до основанья, а затем...»

Эволюция, этапность, постепенность уже мало кого тогда уст­раивала — только «революция», хотя «план по революциям», как выражаются журналисты, давно Россией перевыполнен. В наши дни заметны сдвиги к силовым приемам решения политико-го­сударственных проблем. Дают о себе знать злоупотребления новой постсоветской номенклатуры, бюрократии. Как видим, спектр социального нигилизма весьма пестр и богат, переливает всеми цветами радуги. Так или иначе он поразил все слои обще­ства, оба его политических фланга, а также центр.

2.3.Понятие и источники правового нигилизма

Правовой нигилизм — разновидность социального нигилизма как родового понятия. Сущность его — в общем негативно-отри­цательном, неуважительном отношении к праву, законам, нор­мативному порядку, а с точки зрения корней, причин — в юриди­ческом невежестве, косности, отсталости, правовой невоспитан­ности основной массы населения. Подобные антиправовые уста­новки и стереотипы есть «элемент, черта, свойство общественно­го сознания и национальной психологии... отличительная осо­бенность культуры, традиций, образа жизни»[16]. Речь идет о невостребованности права обществом.

Одним из ключевых моментов здесь выступает надменно-пре­небрежительное, высокомерное, снисходительно-скептическое восприятие права, оценка его не какбазовой, фундаментальной идеи, а как второстепенного явления в общей шкале человеческих ценностей, что, в свою очередь, характеризует меру цивилизо­ванности общества, состояние его духа, умонастроений, соци­альных чувств, привычек.

Стойкое предубеждение, неверие в высокое предназначение, потенциал, универсальность возможности и даже необходимость права — таков морально-психологический генезис данного фе­номена. Наконец, отношение к праву может быть просто индиф­ферентным (безразличным, отстраненным), что тоже свидетель­ствует о неразвитом правовом сознании людей.

Играет свою негативную роль и простое незнание права. Ак­туально звучат слова И.А. Ильина о том, что «народ, не знающий законов своей страны, ведет внеправовую жизнь или довольству­ется... неустойчивыми зачатками права. ...Народу необходимо и достойно знать законы, это входит в состав правовой жизни. Поэ­тому нелеп и опасен такой порядок, при котором народу недо­ступно знание права... Человеку, как существу духовному, невоз­можно жить на земле вне права»[17].

Правовой нигилизм имеет в нашей стране благодатнейшую почву, которая всегда давала и продолжает давать обильные всходы. Причем эта почва постоянно удобряется, так что «неурожай­ных» лет практически не было. Как раньше, живем в море безза­кония, которое подчас принимает характер национального бед­ствия и наносит обществу огромный и невосполнимый ущерб.

Корни же этого недуга уходят в далекое прошлое. В специаль­ной литературе отмечается, что юридические доктрины в России отражали широкий диапазон взглядов — «от правового нигилиз­ма до правового идеализма. ... Идея закона ассоциировалась ско­рее с главой государства, монархом, нежели с юридическими нормами. В общественном сознании прочно утвердилось пони­мание права исключительно как приказа государственной влас­ти»[18]. Представления о праве как указаниях «начальства» настой­чиво культивировались в народе — то, что исходит сверху, от властей, то и есть право. Но еще Л. Фейербах заметил: «В государ­стве, где все зависит от милости самодержца, каждое правило становится шатким»[19].

Даже такой ценитель и пропагандист права, как В.А. Кистя-ковский, в своей известной статье в защиту права пишет: «Право не может быть поставлено рядом с такими духовными ценностя­ми, как научная истина, нравственное совершенство, религиоз­ная святыня. Значение его более относительно»[20]. Данное выска­зывание отводит праву отнюдь не первое и даже не второе место в общем культурном наследии человечества.

Давно сказано: на Руси всегда правили люди, а не законы. Отсюда наплевательское отношение к закону как свойство нату­ры русского обывателя. Расхожими стали горькие слова Герцена о том, что жить в России и не нарушать законов нельзя. «Русский, какого бы звания он ни был, обходит или нарушает закон всюду, где это можно сделать безнаказанно; совершенно так же поступа­ет и правительство»[21]. С этим созвучна и мысль Салтыкова-Щед­рина о том, что суровость российских законов смягчается необя­зательностью их исполнения.

Известны крайне отрицательные суждения Л.Н. Толстого о праве, который называл его «гадким обманом властей». Так что несоблюдение законов — устойчивая российская традиция.

К сожалению, мы не только не избавились от этого застарело­го порока, но в полной мере унаследовали его, а во многом «обо­гатили». На протяжении длительного времени право в обществе «реального социализма» всячески умалялось, принижалось, в нем не видели истинно демократического и общепризнанного краеугольного института, высокой социальной и культурной ценности. Право, скорее, терпели как необходимое декоративное украшение, формальный атрибут, фасад, свойственные любому «благопристойному» государству. Ведь в сталинской Конститу­ции и некоторых других актах были внешне вполне демократи­ческие и гуманные нормы о правах и свободах личности, гаран­тиях ее неприкосновенности, участия в общественных делах и т.д. Действовало социальное законодательство.

Но в целом право считалось «неполноценной и даже ущерб­ной формой социальной регуляции, лишь на время и лишь в силу печальной необходимости, заимствованной у прежних эксплуа­таторских эпох»[22]. Это было, по сути, лицемерно-маскирующее признание права авторитарным режимом, который не очень-то и нуждался в нем, так как использовал в основном волюнтарист­ские методы правления.