Мотивы романа Ф.М. Достоевского “Преступление и наказание”в романе В.В. Набокова “Лолита”
Шадурский В.В.
Существуют две особенности в подходе к данной проблеме.
1. Произведение Набокова рассматривается как целостность, состоящая из нескольких текстов. Основной текст — “Лолита, Исповедь Светлокожего Вдовца” — принадлежит писателю Гумберту Гумберту. Его творческое мышление определяет стиль и структуру текста.
2. В тексте Гумберта несколько подтекстов разной отнесенности. Русскоязычная версия романа позволяет отчетливее увидеть актуализированный Набоковым подтекст русской литературы, в частности, — присутствующую на уровне реминисценций тему Достоевского.
В комментарии к первому российскому изданию “Лолиты” А.А.Долинин указал на пародирование в тексте Гумберта стилевых элементов прозы Достоевского. Не по-набоковски редкие отсылки к Достоевскому в “Лолите” очень симптоматичны, они создают своеобразную интригу на скрытом, подтекстовом уровне.
Выделяется несколько сюжетных и внесюжетных единиц, каждая из которых, обладая качеством мотива в тексте “Преступления и наказания”, усложняет это качество в новом тексте.
Мотив соблазнения малолетней девочки, пришедший от Свидригайлова и Ставрогина, прозрачен. Он подробно охарактеризован в эссе о “Лолите” Станислава Лема и статье Кэтрин О’Коннор [1].
Мотив наказания в меньшей мере может быть соотнесен с наказанием Раскольникова, потому что корреспондируется с характерным для набоковской прозы признанием героем своей ошибки. Признание Гумберта в финале становится высшим его внутренним судом и наказанием одновременно.
Литературоведами не замечена реминисценция, восходящая к фразе героя “Преступления и наказания”. В тексте Достоевского высказывание звучит дважды: сначала в диалоге Мармеладова и Раскольникова, затем во внутреннем монологе Раскольникова, вспоминающего этот разговор. Эта фраза трансформируется в последней главе части первой “Лолиты”. Ритмическое, лексическое и грамматическое сходство (параллелизм) очевидно. Реминисценция Гумберта [2] вмещает несколько смыслов. Пародируется типичное для поэтики Достоевского построение повествования как обращения. Продолжается диалог, начатый Мармеладовым и Раскольниковым: “Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что значит, когда уже некуда больше идти? — вдруг припомнился ему вчерашний вопрос Мармеладова, — ибо надо, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти...” [3]. На вопрос Мармеладова Гумберт дает отрицательный в новом контексте ответ: “Ей, понимаете ли, совершенно было не к кому больше пойти”. Двойственность реминисценции не позволяет читателю поверить в искренность сочувствия Гумберта. Наличие иронии, адресованной Достоевскому, в той же конструкции, в которой, кажется, передается чувство сострадания, понимание безысходности горя осиротевшей Лолиты, выглядит очень странно.
Мотив внесюжетный, заявленный в диалоге героев романа Достоевского, в новом тексте приобретает сюжетную нагрузку: то, что Лолита осталась с Гумбертом не по своей воле, он поймет только в самом конце, на последней встрече с Долорес Скиллер. Пародируемые фразы Достоевского помогают разносторонне изображать психологию главного героя.
В текст Гумберта вносятся и другие словесные формулы Достоевского, свойственные сразу нескольким произведениям. Это прежде всего постоянное употребление наречий “внезапно”, “вдруг”; пародируются также существительные и прилагательные с уменьшительными суффиксами, высмеивается непременный атрибут маниакального героя: “усмешечка” (и у Раскольникова, и у Ставрогина). Сюжетные мотивы и некоторые способы представления состояний героев сопрягаются, переосмысливаются и приобретают новое качество. Имея опыт прочтения Достоевского, Гумберт способен предугадать некоторые ходы судьбы, прогнозировать события. Герой набоковского романа подспудно выражает близость, родственность героям романов Достоевского, в частности — Раскольникову, Свидригайлову, Ставрогину.
Структурные единицы “Преступления и наказания” в области лексики, в области синтаксиса и тематически способствуют образованию нового, подтекстного сюжета. Противостояние Набокова, сторонника чистого искусства, Достоевскому как стороннику идеологического искусства превращается в скрытую стилистическую борьбу. Благодаря этой внутренней подтекстовой игре эстетическое пространство произведения Набокова заметно увеличивается, “Лолита” после романа “Дар” становится еще одним романом о классических традициях в русской литературе.
Список литературы
1. Tierman O’Connor Katherine. Rereading Lolita, Reconsidering Nabokov’s Relation with Dostoevsky // Slavic and East European Journal. Vol. 33. №1. 1989. P.64-77.
2. Набоков В.В. Собр. соч.: В 5 т. Т.2. СПб., 1997. С.176.
3. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Т.6. Л., 1973. С.39.
4. Набоков В.В. Цит. соч. С.90.