Художественные произведения Константина Симонова названы мною в одном ряду со строго документальными потому, что в фундамент их автор тоже заложил колоссальный фактический материал, лично почерпнутый им как очевидцем, военным корреспондентом на фронтах от Баренцева до Черного моря (писатель избегал пользоваться документами). Пройдет десяток лет, и читатели получат военные дневники писателя с его позднейшими комментариями в виде двухтомника, озаглавленного «Разные дни войны».
Но даже и эти дневники не отразят полностью всего богатства наблюдений, мельчайших деталей, пусть и увиденных с некоторого, порой очень небольшого расстояния и поэтому входящих на страницы трилогии «Живые и мертвые», «Солдатами не рождаются», «Последнее лето» (которую Ньота Тун назвала «ярким свидетельством сурового и тернистого пути к победе») не изнутри, как у Михаила Шолохова или писателей «второй волны», а как бы со стороны, но все равно придающих произведению неотразимость. Пишущему эти строки, в 1941 году волею судеб строившему военные сооружения под Смоленском, вплавь перебиравшемуся через Березину, наблюдавшему первый залп «катюш» под Оршей, выходившему по лесам из немецкого окружения, участвовавшему в обороне Москвы, при чтении романа «Живые и мертвые» – не раз приходилось удивляться, с какой точностью, непосредственностью, свежестью воссоздает Константин Симонов, рисуя политрука Синцова, «маленькую докторшу» — военврача Таню Овсянникову, все, что они могли видеть и видели вокруг себя, что думали и пережили в первые месяцы войны. Поэтому для меня останется загадкой отношение к первым двумстам с лишним страницам романа, прочитанным в рукописи А. Твардовским. «Начало моего романа Твардовскому не понравилось, как он выразился— «не погляделось», — вспоминал Симонов. — Придя к нему через день, я сидел напротив него, и он, переворачивая рукопись лист за листом, огорченно говорил мне о своем недовольстве ею». Если судить по тем же воспоминаниям, А. Твардовскому не понравилось «раздвоение» писателя «между романом и рассказом от первого лица», то, что одно и то же видится «разными глазами». На мой взгляд, это достоинство, а не просчет.
Ровно двадцать лет работал Константин Симонов над трилогией, сделав первые наброски к роману «Живые и мертвые» в 1950 году и поставив завершающее многоточие в «Последнем лете» з 1970 году. В письме к одному из своих американских корреспондентов он так характеризовал замысел и сущность собственного художественного повествования о войне: «Я видел свой долг в том, чтобы в меру сил написать войну такою, какой она была, с ее тяжелыми сторонами и трагедиями, — а война в личном человеческом плане остается трагедией до своего последнего часа. Для нас же война была глобальной трагедией, — вопрос стоял просто-напросто о существовании нации, страны: существовать нам дальше на земле или нет?..
…Я хотел, всего-навсего рассказать правду о войне — такой, какой я ее видел. Мне казалось и продолжает казаться, что правда о ней свидетельствует о справедливости этой войны и о справедливом, в принципе, характере нашего общества, хотя при том — и до войны, и на войне, и после войны — обнаружилось множество наших бед, несовершенств, ошибок — в том числе и ошибок, которые граничили с преступлениями, если говорить о нарушениях законности в предвоенные годы. Я держал это в памяти, когда писал свои книги о войне, в которой участвовал, веря в то, что наше дело правое, а наше общество заслуживает того, чтоб его защищать до последней капли крови».
Автор не раз признавался также, что с первых дней войны на него сильнейшее влияние оказывали две книги — «Война и мир» Льва Толстого и «Тихий Дон» Михаила Шолохова. «…Мне нравится мужская жесткая рука Шолохова, пишущего и жизнь, и смерть во всей их сложности и грубости», — говорил он, и сам стремился так писать последнюю войну в своей трилогии.
Внимательный и строгий исследователь русской литературы Эдвард Павляк в книге «Память и постоянство» (Варшава, 1980) назвал трилогию К. Симонова «произведением как о судьбах людей, так и о самой истории, вторгающейся и в жизнь отдельного человека, и в жизнь всего народа». Критики единодушно признают достоинством трилогии то, что французский писатель Пьер Гамарра выразил понятиями: монументальность, панорамность, энциклопедичность.
Герои трилогии проходят через самые трагические, самые грандиозные и самые славные события прошлой войны, такие, как жесточайшие сражения на Смоленщине и под Москвой, Сталинградская битва, Минская операция. На страницах западногерманской газеты «Дойче фольксцайтунг» М. Штютц назвала эту трилогию «всеобъемлющим эпосом о Великой Отечественной войне, о второй мировой войне, увиденной глазами русских людей». И добавила: так же, как других русских писателей, «К. Симонова война не интересует сама по себе, вместе с собратьями по перу он на новой философской основе рассматривает традиционный для русской литературы вопрос о «войне и мире». Во всем не соглашаясь с такой оценкой, рецензент из «Новой цюрихской газеты» тем не менее вынужден был признать: «…произведение Симонова делает убедительной истину, что действительно только героическое напряжение всех сил могло привести к изгнанию врага».