Их имен Грэхем не запомнил, но понял из разговора, что они прикатилиа тридцать миль, из городка Уикенберга, расположенного в долине, по-видимому, какие-то местные банковские служащие, врачи и богатые р- меры. Гости были чрезвычайно веселы, жизнерадостны и сыпали шутками и новейшими анекдотами на самом модном жаргоне.
- В одном я убедия, - сказал Грэхем, обращаясь к Паоле, - если ваш дом всегда служит караван-сараем, то мне и пытаться нечего запомнить имена и лица всех, с кем я знакомлюсь.
- Я вас понимаю, - засмеялась она в ответ. - Но ведь это соседи. Они могузаехать в любое время. Вон та дама, рядом с Диком, миссис Уатсон, прадлежит к старой местной аристократии. Ее дед Уикен перешел через ерру в тысяча восемьсот сорок шестом году, и Уикенберг назван по егимени. А хорошенькая черноглазая девушка - ее дочь...
Паола даваламу краткие характеристики гостей, но Грэхем, неотступно занятый тем, обы разгадать это обаятельное существо, не слышал и поло- вины того, что она говорила. Сначала он подумал, что основная ее черта - естественность; через минуту решил, что жизнерадостность. Но ни то, ни, другое определение не удовлетворило его, - нет, не в этом дело! И вдруг его осенило: гордость! Основное в ней - гордость. Гордость была в ее глазах, в посадке головы, в нежных завитках волос, в трепете тонко очер- ченных ноздрей, в подвижных губ, в форме круглого подбородка, в ма- леньких сильных руках с голубыми жилками, в которых можно было сразу уз- нать руки пианистки, проводящей много часов за роялем. Да, гордость! В каждойышце, в каждой линии, в каждом жесте - непоколебимая, насторо- женн, жгучая гордость.
Паола могла быть радостной и непринужденной, женственно-нежной и мальчишески-задорной, готовой на всякую шалость;о гордость жила в ней всегда - трепетная, неистребимая, неискоренимагордость, она как бы ле- жала в основе всего ее существа. Паола была демократкой, открытой, иск- ренней и честной женщиной, прямой, без предрассудков, и ни в каком слу- чае не безвольной игрушкой. Минутами в ней точно выхивало что-то по- добное блеску стали - драгоценной, чудесной стали. Она производила впе- чатление силы, но в ее самых изощренных и сдержанных формах! И он связы- вал образ Паолы с представлением о серебряной стре, о тонкой дорогой коже, о шелковистой сетке из девичьих волос, кае плетут на Маркизских островах, о перламутровой раковине или наконечнике излоновой кости на дротиках эскимосов.
- Хорошо, Аарон, - донесся сквозь общий говор голос Дика с другого конца стола. - Вот кое-что специально для вас, поразмыслите-ка. Филипп Брукс говорит: "Истинно ликий человек всегда в какой-то мере чувству- ет, что его жизнь принадлежит его народу и что все данное ему богом дано не только ему, но через него всему человечеству".
- С каких это пор вы верите в бога? - отозвался с добродушной насмеш- кой тот, кого Форрест назвал Дароном. Это был стройный, узколицый, смуг- лый человек с блестящими глазами и черной, как уголь, длинной бородой.
- Не знаю, хоть убейте, - отозвался Дик. - Все равно, берите мои сло- ва иносказательно, называйте это, как хотите, - Моралью, Добром, Эво- цией.
- Чтобы быть великим, вовсе не нужно мыслить по законам логики, - вмешался в разговор тихий длиннолицый ирландец с потертыми рукавами, - наорот, очень многие люди, мыслившие весьма логично о жизни и о все- ленной, так и не стали великими.
- Браво, Терренс! - похлопал ему Дик.
- Все дело в том, какой смысл мы вкладываем в это понятие, - медленно проговорил еще один из гостей, несомненно индус, крошивший хлеб ма- ленькими, необычайно изящными руками, - что мы разумеем под словом "ве- ликий".
- Не сказать ли вместо "бога" "красота"? - нервно и застенчиво спро- сил юноша с трагическим выражением лица и растрепанной шевелюрой.
Вдг Эрнестина поднялась со своего места, оперлась руками о стол и, приняв позу оратора, наклонилась вперед и с притворной горячностью воск- ликнула:
- Ну вот, опять! Опять в тысячный раз вывернут вселенную наизнку! Теодор, - обратилась она к юному поэту, - что же вы, язык прогтили? Примите участие в споре. Оседлайте своего конька Эона, может быть, он довезет вас скорее других.
Раздался взрыв смеха, и бедный, смущенный поэт стушевался и спрятался в свою раковину.
Эрнесна повернулась к чернобородому.
- Нет, "Аарон, сегодня он не в форме. Начните вы. Вы уж знаете, что надо. "Как остроумно выразился Бергсон, с присущей ему точностью и мет- костью философских определений, соединенных с обширным интеллектуальным кругозором..."
Раздался новый взрыв смеха, заглушивший и конец речи Эрнестины и шут- ливый ответ чернобородого.
- Нашим философам сегодня не удастся сразиться, - сказала вполголоса Паола Грэхему.
- Философам? - удивился он. - Разве они не из уикенбергской компании? Кто же и что они? Я ничего не понимаю.
- Они... - начала Паола нерешительно. - Они здесь живут и называют себя "лесными птицами". В нескольких милях отсюда у них в лесу свой ла- герь, там они только и делают, что читают и спот. Держу пари, что вы найдете у них штук пятьдесят книг из библиоте Дика, которые еще не ус- пели попасть в каталог. Они ведают нашей библиотек и снуют туда и сюда днем и ночью с охапками книг, а также с последними номерами журналов. Дик уверяет, что благодаря им у него теперь самое полное собрание совре- менной философской литературы на Тихоокеанском побережье. Они как бы пе- реваривают для него весь этот материал... Это очень его занимает, да и время ему экономит. Он ведь, знаете, ужасно много работает...
- Насколько я понимаю, они... то есть Дик содержит их? -просил Грэ- хем, с тайным удовольствием глядя прямо в эти голубые гза, с такой прямотой смотревшие ему в глаза.
Слушая ее ответы, он заметил легчайший бронзовый отблеск (может быть, игра света) на ее длинных темных ресницах. Затем невольно перевел взгляд на брови, тоже темные,очно нарисованные; оказалось, что и в них есть бронзовые отливы. А в ее высоко зачесанных золотисто-каштановых волосах бронза поблескивала е совершенно явственно. Каждый раз, когда милая улыбка оживляла ее лицо, и вспыхивали глаза и зубы, они ослепляли его, рождая особое волнение. Это не была та сдержанная и загадочная усмешка, которую он видел у стольких женщин. Когда улыбалась Паола, то улыбалась совершенно свободно, щедр радостно, вкладывая в эту улыбку все бо- гатство своей натуры и все те мысли, которые жили в ее хорошенькой го- ловке.
- Да, - продолжала она. - Пока они здесь, им нечего заботиться о кус- ке хлеба. Дик очь великодушен; это почти безнравственно - поощрять праздность такого рода людей. Если вы не разберетесь во всем и до конца не поймете нас, вам многое будет казаться здесь очень чудным. А они... они вроде придатка какого-то и уж, конечно, останутся с нами, пока мы их не похороним или оннас. Время от времени один из них исчезает. Как кошки, знаете. И ку стоит иногда больших денег и трудов разыскать бег- леца и вернуть его. Вот, например, Терренс Мак-Фейн, он анархист-эпику- реец, если вы зете, что это такое. Он мухи не убьет. У него есть кошка - я ему подарила - чистейшей персидской породы, совсем голубая, и он старательно вавливает у нее блох, но так, чтобы, боже сохрани, не при- чинить им вреда, потом сажает их в склянку и выпускает в лесу вовремя своих долгих прогулок, когда он устает от людей и уходит общаться с при- родой.
В прошлом году у него вдруг появился пунктик: происхождение азбуки. И он отправился в Египет, конечно, без гроша в кармане, чтобы докопаться до истоков алфавита на самой егродине и таким образом найти формулу, объясняющую космос. Добрался шком до Денвера, вмешался в уличную де- монстрацию ИРМ [5], требоваую свободы слова или чего-то в этом роде, и попал в тюрьму. Дику пришсь нанимать адвоката, платить всякие штрафы - словом, приложить оченьного усилий, чтобы вызволить его и вернуть до- мой.
А бородатый - это Аарон Хэнкок. Как и Терренс, он ни за что не станет работать. Он южанин и говорит, что у них в роду никто не работал, а на свете всегда найтся достаточно крестьян и дураков, которых от работы не оторвешь. Поэтому он и бороду носит. Бриться, по его мнению, совер- шенно лишнее занятие, а значит - и безнравственное. Помню, как он сва- лился на нас с Дим в Мельбурне... какой-то неистовый бронзовый человек прямо из австралийских зарослей. Он будто бы производил там какие-то са- мостоятельные исследования не то по антропологии, не то по фольклору. Дик знавал Ааро в Париже и заверил его, что, если он вернется в Амери- ку, пища и кров будут ему обеспечены. И вот он здесь.
- А поэт? - спросил Грэхем, радуясь возможности продолжить с ней раз- говор и следить за играющей на елице улыбкой.
- А-а... Тео, или Теодор Мэлкен, хотя мы все зовем его Лео. Он тоже отрицает труд. Он из старинной калифорнийской семьи, его родные страшно богаты; но они отреклись от него, а он от них, когда ембыло лет пят- надцать. Они считают его сумасшедшим, он же уверяет, о они могут свес- ти с ума кого угодно. Он и в самом деле пишет замечательные стихи - ког- да пишет; но он предпочитает мечтать и жить в лесу с Терренсом и Ааро- ном. Он давал уроки приезжим евреям в СанФранциско, откуда Терренс и Аа- рон и вызволили его, или забрали в плен, - уж не знаю, что вернее. Он у нас два года и, как ни странно, очень поправился за это время. Дик щедр до нелепости и посылает им много припасов; однако они предпочитают раз- говаривать, читать или грезить, чем стряпать. Они только и обедают по-настоящему, когда сваливаются на нас, как сегодня.
- А тот индус кто?
- ЭтДар-Хиал, их гость. Они пригласили его, так же как вначале Аа- рон пригласил Терренса, а потом оба пригласили Лео. Дик рассчитывает на то, что со временем должны появиться еще трое, и тогда у него будут свои "семь мудрецов" из "Мадроньевой рощи". Дело в том, что их лагерь распо- ложен роще земляничных деревьев. Это очень красивое место - каньон, где множество родников... Да, я ведь вам начала рассказывать про индуса. Он своего рода революциер. Учился и в наших университетах, и в Швейца- рии, Италии, Франции; был в Индии политическим деятелем и бежал оттуда, а теперь у него два пунктика: первый - новая синтетическая философия, второй - освобождение Индии от тирании англичан. Он проповедует индиви- дуальный террор и восание масс. Вот почему здесь, в Калифорнии, запре- тили его газету "Кадар", или "Бадар", не знаю, и чуть не выслали его из штата; и вот почему он сейчас посвятил себя целиком философии и ищет формулировок д своей системы.