Смекни!
smekni.com

Я к микрофону встал, как к образам О жизни и творчестве В.С.Высоцкого (стр. 3 из 7)

В июле 1974 года Театр на Таганке выехал на гастроли в Набережные Челны, на КАМАЗ. За 14 дней гастролей было дано 20 спектаклей и 10 концертов.

(Юрий Любимов, главный режиссер театра на Таганке):

«Мы приехали на КАМАЗ всем театром. Вышли и пошли по улице в дом, где нам надо было жить. Все строители города открыли окна, выставили свои магнитофоны, и звучали всю дорогу его песни, на полную мощь…»

3 июля 1974 года - премьера пьесы Чехова «Вишневый сад». Высоцкий сыграл роль Лопахина. В этом же году вышли два фильма с участием Высоцкого – «Бегство мистера Мак-Кинли» и «Единственная». В оба фильма Высоцким были написаны песни.

1975 год - премьера спектакля «Пристегните ремни».

Море - еще одна любовь Владимира Высоцкого, любовь давняя и большая. Все близко ему - и романтика дальних плаваний в незнаемые края, рабочие будни на корабле… И когда в 1975 году понадобились песни к фильму «Контрабанда» и «Ветер Надежды», автором пригласили Высоцкого.

Не правда ли, морской хмельной невиданный простор

Сродни горам в безумстве, буйстве, кротости?

Седые гривы волн чисты, как снег на склонах гор,

А впадины меж ними, словно пропасти…

В морских и горных песнях Высоцкого, как и во многих других его песнях, главная суть даже и не в соленом ветре и брызгах, не в эффекте присутствия, а в том, что море и горы - это великие учителя, которые помогают человеку стать человеком, несмотря на любые испытания. Нет безнадежных ситуаций, из любого положения есть выход, достойный человека.

Легенда о благородном разбойнике Робин Гуде, вожаке вольных стрелков, защитнике бедняков и обиженных, живет меж людей уже более 800 лет. Цикл из 5 баллад к фильму «Стрелы Робин Гуда» стал одной из лучших песенных работ его в кино.

Звонко лопалась сталь под напором меча,

Тетива от натуги дымилась,

Смерть на копьях сидела, утробно урча,

В грязь валились враги, о пощаде крича,

Победившим сдаваясь на милость.

Но не все оставаясь живыми, в доброте сохраняли сердца,

Защитив свое доброе имя от заведомой лжи подлеца…

Эти баллады о добре и зле, о чести и справедливости, о любви. О том, что настоящее и будущее неразрывно, тысячью нитей связано с прошлым и друг с другом.

В фильме Александра Митты «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», Высоцкий сыграл главную роль - Ибрагима Ганнибала. В этой роли он прикоснулся к дорогим истокам - к родословной Пушкина. Страстный, деликатный, честный человек, но при этом он смел, тверд и решителен - таков Ибрагим Ганнибал Владимира Высоцкого.

В феврале 1979 года театр на Таганке показал очередную премьеру – «Преступление и наказание». Свидригайлов в исполнении Высоцкого стал одним из основных действующих лиц Любимовского спектакля. Высоцкий играл Свидригайлова таким, каким его написал Достоевский, что после многолетней традиции изображать Свидригайлова чудовищем, российским дьяволом во плоти, было не так - то просто.

Это последняя театральная роль Высоцкого. Она стала большой его сценической удачей…

Летом того же, 1979 года на телеэкраны страны вышел 5-ти- серийный фильм «Место встречи изменить нельзя». В главной роли капитана Жеглова - Владимир Высоцкий. Это была его самая известная и самая любимая роль. Роль капитана Жеглова естественно закрывает блатную тему в творчестве Высоцкого. Былые герои были окончательно развенчаны, им объявлена беспощадная война…

Чуть помедленнее, кони! Чуть помедленнее!..

Но кони несли, как несли его кони!..

На телевидении заканчиваются съемки «Маленьких трагедий» Пушкина. В роли Дон Жуана - Владимир Высоцкий…

В Варшаве проходит международный фестиваль «Театральные встречи». Высоцкий прилетает из Парижа в предынфарктном состоянии, чтобы сыграть роль Гамлета. И получает диплом фестиваля…

На экраны страны выходит фильм «Точка отсчета» - в фильме звучат три песни Высоцкого…

Когда я отпою и отыграю,

Чем кончу я - не угадать,

Но лишь одно наверняка я знаю -

Мне будет не хотеться умирать.

Я от суда скрываться не намерен,

Коль призовут- отвечу на вопрос,

Я до секунды жизнь свою измерил,

И худо-бедно, но тащил свой воз…

13 июля 1980 года. 217-ый раз идет «Гамлет». Очень душно… Высоцкий плохо себя чувствует… За кулисами дежурит врач «Скорой помощи».

18 июля - опять «Гамлет»… Опять душно.

Закричал дрессировщик, и звери

Клали лапы на носилки,

Но прост приговор и суров:

Был растерян он или уверен,

Но в опилки, но в опилки

Он пролил досаду и кровь…

Москва… Июль… Духота и жара…

25-го, в 4 утра

умер Владимир,

Покинул мир…

Он сердцем пел,

И сердце разорвалось!

Смерть - как точка, дальше - тишина.

Но Высоцкий продолжает петь…

…Я, конечно, вернусь,

Весь в друзьях и в делах,

Я, конечно, спою - не пройдет и полгода!

Что такое книга?

Энциклопедический словарь отвечает на этот вопрос так: «КНИГА, не периодичное издание в виде сброшюрованных ли­стов печатного материала...»

А Борис Пастернак дал другое определение: «Книга есть кубический кусок горячей, дымящейся совести — и больше ничего».

Владимиру Высоцкому не довелось узреть свои произведения в виде сброшюрованных листов печатного материала. Не выпустил он при жизни ни одной книги, да и вообще на книжных страницах ему удалось опубликовать лишь стихотворение «Из дорожного дневника» (альманах-«День поэзии», 1975), к тому же в усечённом варианте. Зато его творчество на протяжении почти двух десятилетий было и сегодня остается куском дымящейся совести, его и на­шей. И в таком вот смысле вся литературная работа Вы­соцкого с первых шагов развивалась и строилась как единая и цельная книга. Ведь, если говорить по большому сче­ту, главная задача писателя — создать книгу о времени и о себе, публикация же — дело второе.

После смерти Высоцкого появилось уже несколько книжных изданий его стихотворений и песен. Реакция на них парадоксальна: с одной стороны, никакие тиражи пока не могут удовлетворять жадного читательского спроса, с другой стороны, приходится слышать, что, дескать, произведе­ния Высоцкого предназначены для слушания, что вне автор­ского голоса и исполнения они «не читаются».

Но вопрос о «читаемости» не случаен и затрагивает сра­зу несколько вопросов более важных и крупных. Хочется разобраться в особенностях его творчества и в особен­ностях нашего восприятия.

Песни Высоцкого вошли в жизнь без спроса, без утверждения в инстанциях и разрешения «сверху». И расположились они не только на миллионах магнитофонных лент, но и в самом надежном хранилище — в людской памяти. Слушая Высоцкого, споря о нем, по-разному его оценивая, некоторые люди очень многое запомнили наизусть. Эти люди годами не открывают тома стихов лишь потому, что полностью помнят их наизусть (или очень близко к тексту) и имеют возможность «перечитывать» поэзию, листая страницы собственной памяти. Так что «читаемость» и «нечитаемость» - ощущения сугубо психологические и весьма субъективные.

Впрочем, иллюзия основательного знакомства с произведениями Высоцкого довольно скоро развеивается при обращении к потоку книжных и журнальных публикаций его текстов. К нам пришла его резкая и беспощадная политическая критика:

И нас хотя расстрелы не косили,

Но жили мы, поднять не смея глаз,-

Мы тоже дети страшных лет России,

Безвременье вливало водку в нас.

Знаменательно, что Высоцкий цитирует здесь Блока. Такой духовный максимализм, такая суровая самокритика от имени целого поколения — традиционны для русской поэзии. В этих жестких, отнюдь не ласкающих слух и тревожно бередящих душу строках можно услышать и отголосок лермонтовской «Думы»: «Перед опасностью позорно малодушны, / И перед властию презренные рабы». Прибегая к столь ответственным параллелям, не умолчим о том, что разработка классического мотива ведется у Высоцкого в стиле совсем не классическом: чего стоит, к примеру, упо­минание о водке в одном контексте со словами «Россия», «безвременье». Какое-то необычное, нестандартное сочета­ние высокого и низкого, поэзии и прозы…

Вот, может быть, и ключ ко всему Высоцкому. Не потому ли строки его произведений бывают непривычны для читательского глаза, что доля прозы в его стихах превысила обычную норму? Но ведь эстетические нормы подвижны, изменчивы, они обновляются вместе с жизнью. Оглядываясь на поэзию семидесятых годов, в которую так трудно было Высоцкому вписаться, видим, что ей очень недоставало прозы. То есть неприкрашенной повседневности, житейских подробностей и событий, какой-то повествовательной развернутости. Обратите внимание: жанр поэмы совсем задох­нулся в семидесятые годы и до сих пор очнуться не может. Потому что для поэмы мало одного только самовыражения — нужны конфликты, характеры, нужно знать, чем живут другие люди, уметь их выслушать, понять, перевоплотиться в них. В общем, недо­статочное содержание прозы в поэзии оборачивалось дефицитом правды. Вот почему приход в нашу поэзию Высоцкого с его грубоватой, но отважно-откровенной интонацией, с шумной и бесцеремонной компанией его неизящных, но весьма правдивых персонажей, с его смехом и с его болью - был исторически закономерен.