Смекни!
smekni.com

Сон как художественный прием в Слове о полку Игореве (стр. 4 из 6)

Д.С. Лихачев в работах над гениальным произведением делает ставку на схожесть двух снов в двух древнерусских произведениях: сон Святослава в «Слове о полку Игореве» и сон Мала в тексте «Летописца Переяславля Суздальского»[28].

Но, по его мнению, это связано с тем, что литература древней Руси дорожила повторяющимся, легко узнаваемым, общим, а так же Д.С. Лихачев считает, что сходство снов – есть не копирование, а единство религии, одинаковость, общность верований и представграмоты и так далее.

Особого внимания заслуживают границы сна: непонятно где начинается и кончается эпизод нашего изучения.

Одним из самых важных моментов во сне Святослава является то, как исследователи трактуют некоторые детали. В одних случаях Святослав, находясь в Киеве, то есть на горах, снится сон, в других случаях Святославу снится, что он находится в Киеве. Следовательно, во втором случае тревога Святослава будет намного сильнее обусловлена, так как опасность угрожает его дому, а в первом случае события сна отнесены в неизвестное пространство.

Еще один момент, Д.С. Лихачев считает, сон Игорева войска как бы совпадает со сном Святослава. Поэтому Святославу и снится поражение. Для русской земли, как мы уже говорили, поражение Игоря Святославича – это катастрофа. Оно так и подается – как нечто невероятное, возможное лишь во сне. Сон Святослава воспринимается как продолжение этой зловещей ночи, которой сопровождается битва. А переход к ясному, оптимистичному концу совершается через плач Ярославны, ведь Ярославна плачет утром.

Образы последней строфы сна Святослава отличаются от других тем, что они – и зрительные, и слуховые: полет серых ворон сопровождается их карканьем. Все это дано на реалистическом фоне околокиевских, видимо, хорошо знакомых Святославу просторов: Плеснеск – возможно, город в Киевской земле, «болоние» – очищенное, хорошо просматриваемое пространство перед его стенами, а «дьбрь Кыяню» – лес в овраге под Киевом. Иносказательный смысл сконцентрирован в словосочетании «босуви врани», которое может быть расшифровано как «половецкие воины» по аналогии со стихом: «…врани граяхуть, трупиа себе деляче» – из вставной элегии о Гориславиче. Глагол «взграяху» передает радостный шум, крики удовлетворения половцев богатой добычей. После набега половцы умчались, захватив полон в свои края, которые символически названы здесь Синим Морем. Все другие названия (Плеснеск, Кыянь, болоние), будучи вписанными в символический контекст, также получают иносказательное осмысление: они, думается, означают, что половцы Кончака пробились к окрестностям Киева, что они угрожали самому Киевскому князю. «Серые вороны» в сновидении летают и каркают вблизи Киева, у Плеснеска и под Кыянью, – а в реальной действительности «половецкие воины» грабят и разоряют русские города и селища, которые носят другие названия, но которые (и в этом суть) относятся к околокиевским владениям князя Святослава.

Третье видение сна дает возможность уточнить начало и конец параллельного ему действительного исторического времени. Сновидение Святослава продолжалось часть вечера и всю ночь, а события, символически изображенные в нем, – с момента половецкого нашествия Кончака и Гзака на Киевскую Русь и до их возвращения в свою землю. Столь же длительно или несколько меньше продолжались и действия таинственных субъектов над Святославом. Отсюда следует, что их можно отождествить с половецким нашествием, то есть можно образно сказать, что половецкие ханы Кончак, Гзак и другие были теми невидимками, которые одевали Киевского князя Черным Покрывалом, черпали для него Синее Вино, Смешанное с Пеплом, сыпали ему на Грудь Крупный Жемчуг и при этом успокаивали его. Теперь можно уточнить и календарное время, соответствующее времени сна: нашествие Кончака и Гзака началось сразу после разгрома войск Игоря, то есть с 20-х чисел мая и продолжалось до 20-х чисел июня 1185 года. Это и есть время, которое поэт описал ранее в строфе: «И застонал, братья, Киев от скорби, а Чернигов – от набегов».

Параллель между временем сна и действительным историческим временем этим не исчерпывается. Конец ночи совпадает с концом сна и с окончанием половецкого нашествия. Утром или днем, следующим за ночью, когда Святослав видел «темный сон», он рассказывает его боярам. Но это утро или день вовсе не означают наступления исторического Утра или исторического Дня Руси, то есть времени, когда не будет половецких нашествий, не будет кровопролития, разорения городов и сел и других бед. Закончилось только данное половецкое нашествие, и только применительно к нему употреблены глаголы «беша» и «несошася» в прошедшем завершенном времени (аорист). Все глаголы, связанные с определением времени сна, даны в имперфекте, что означает незавершенность времени как в сновидении, так и в действительности. Другими словами, и после окончания похода Кончака и Гзака Левобережная Русь живет во времени, смысл которого можно символически охарактеризовать как «Вечер, Переходящий в Ночь». Причина половецких нашествий не устранена – Крыша Златоверхого Терема продолжает оставаться без Князька, т.е. русские князья продолжают действовать обособленно, не связанные воедино центральной властью.

Три образа сна можно представить как три символических живописных изображения на одном полотне, в центре которого – Крыша Златоверхого Терема без Князька, а справа и слева – Угощение Святослава Синим Вином и Разбой Серых Ворон под Киевом. Над всем изображением простерлось Черное Покрывало, которое можно показать и как тень от Солнца в период его затмения.

Все увиденное во сне происходило вечером и ночью. Вечер и Ночь в символическом и мифологическом планах противостоят Утру и Дню и являются, собственно, отдельными ликами Тьмы. Поэтому образы сна относятся со всем разнообразием сравнений и символов, охватываемых оппозицией Свет – Тьма. «Вечер, Переходящий в Ночь» – это и есть главное, что прозрел Святослав во сне, глубинная суть текущего времени. Это означает: над всем и над всеми, кто втянут в сновидение, висит и густеет Тень Ночи, т.е. смерти, несчастья. Тьма Свет прикрывает – таков самый общий смысл сна Святослава.

Логика символа «Сон Святослава», думается, состоит в следующем. Если в трудное для Руси время (Вечер, Переходящий в Ночь) в государстве будет разлад и оно окажется без единой высшей власти (Крыша Терема без Князька), то страну ожидают многочисленные беды. На Руси, подобно воронам, будут безнаказанно хозяйничать ее враги, заполняя просторы радостным граем стервятников-грабителей. Эта логика порождается нарушением порядка, существующего в природе и в истории. Неподчинение воле единого повелителя (на Небе) или отрицание ее необходимости для Русского государства привело к поражению сепаратного похода. Половцы ринулись на Русь, подвергли страшному разорению несколько княжеств и почти без потерь вернулись в кочевья.

Сон Святослава – обобщение причин и последствий Игорева поражения и предсказание подобной трагедии для всего Русского государства, если, разумеется, не удастся преодолеть междоусобицы и сохранить единое управление его внешней политикой.

Особое место в изучении сна Святослава занимает тема переплетения вымысла и реальности.

Основная особенность литературы — в создании образных обобщений, в выявлении типичного. Но средства художественного обобщения в древней русской литературе были еще очень ограниченными. Древнерусские литературные произведения (летопи­си, исторические повести, жития и др.) были в основном посвящены историческим единичным со­бытиям. Действие древнерусских литературных про­изведений всегда происходило в точно определен­ной исторической обстановке, или, еще чаще, про­изведения древнерусской литературы рассказывали непосредственно о самих исторических событиях, только что случившихся или давних. Главные ге­рои древней русской литературы (в пределах до се­редины XVII века) — это деятели русской истории (князья Владимир Святославич, Владимир Моно­мах, Александр Невский, Борис и Глеб, Феодосии и Антоний Печерские и т. д.). Даже «жития рус­ских снятых» но преимуществу историчны. Фанта­стика, чудеса вводятся а древнерусские произведе­ния только под знаком чего-то исторически верного, реально случившегося. Писатель и читатель были по большей части уверены в том, что все, о чем пи­шется в житии или в летописи, действительно про­изошло. Интерес древнерусского читателя был при­кован к истории. Древнерусский читатель не инте­ресовался бы произведением, если бы знал, что сюжет его вымышлен, а герои его никогда не су­ществовали.

Этот своеобразный, средневековый историзм древнерусской литературы был соединен в ней с глубоким патриотизмом. Древнерусская литература в лучших своих произведениях стремилась к разре­шению важных, насущных задач народной жизни и государственного строительства. Вместе с тем этот средневековый историзм ограничивал художе­ственное обобщение древнерусского автора. Типизи­рованных, обобщенно-вымышленных героев с вы­мышленными именами древнерусская литература не знает. Художественное обобщение в ней всегда опиралось на конкретные исторические имена, пода­валось описание реально произошедших событий.

Свои художественные обобщения древнерусские ав­торы строили главным образом на основе конкрет­ных исторических фактов. Расширение средств ху­дожественного обобщения происходило постепен-но— в течение нескольких веков. Литература, по словам Чернышевского, далеко не сразу научилась рассказывать о том, «как всегда или обыкновенно бывает на свете», и создавать свои примеры «вооб­ражением самого писателя».

«Слово о полку Игореве» не выходит за пределы художественных возможностей своего времени, но эти возможности оно использует в полной мере, до предела. Оно создаст обобщения, образы па основе разнообразного исторического материала и в огра­ниченной мере, но все же пользуется вымыслом.