Бакланова опять рассердило это равнодушие.
"У этой женщины решительно кровь по три раза в сутки обращается... Кругом ее кипят и просыпаются все народные силы, а она - точно не видит и не чувствует этого!.."
Впрочем, он ничего ей не сказал, а ушел к себе в кабинет и, улегшись там на диван, стал вычислять в уме, сколько он будет получать процентов.
- Ваш герой как ребенок поступает! - заметят мне, может быть, некоторые.
А сами вы лучше, благоразумнее, накупили акций, признайтесь-ка?
8.. Общество Софи.
Среда наступила наконец. У Софи уже был кой-кт: благообразный старик-музыкант, обещавший у нее играть на вечере; французская актриса m-me Круаль, очень милая и изящная женщина; русская дама в черном платье и четках, ехавшая в Иерусалим на богомолье и отрекомендованная Софи Евсевием Осиповичем Ливановым, который в последнее время с нашей юной героиней почему-то вступил в переписку; двое-трое молодых людей из обожателей Софи, и наконец молодая девица: какая-то m-lle Похорская, или Покровская, метавшая составить себе такую же карьеру, как и Ленева.
Виктор Басардин, в статском платье, с бородой, довольно красивый собою, но с изборожденным от несовсем, должно-быть, скромной жизни лицом, тоже был у сестры и, ходя по ее роскошному будуару, о чем-то серьезно с ней разговаривал, или, лучше сказать, просил ее.
- Ты ему скажи, что же это такое! Нынче не прежнее время... Он там, чорт знает, в палатах каких возится, а мне дров не на что купить.
- Возьми у меня денег, если нуждаешься, - говорила Софи.
- Да что мне твои деньги? Пусть он устроит меня посолиднее.. Впрочем, дай, если у тебя есть лишние! - прибавил он.
Софи подала все, сколько было у нее в кошельке.
- Ты ему скажи: он у меня теперь в руках; я все напишу.
- Мне и говорить с ним не хочется, - возразила Софи.
- Да это не для себя, а для меня сделай. Будет уж, пограбили; пускай и поделятся.
Софи было очень скучно слушать ворчанье брата.
- Пожалуйста, - повторил он, надевая перчатки и беря шляпу.
- Куда же ты уходишь! У меня музыка сегодня будет! - сказала она.
- О, чорт! терпеть не могу этого. Мне бы денег надо, вот что! - говорил он и пошел через заднее крыльцо.
Его провожать пошла Иродиада, все время подслушивавшая разговор его с сестрой.
- Барыня-то не знает, какие штуки он и против их-то делает, - говорила она, подавая Виктору пальто.
- Да, - подтверждал тот.
- Этта мясника к ним послали разделать, так ругал-ругал госпожу-то при простом мужике.
- Скотина этакая! - сказал Виктор, завязывая кашне.
- А ведь и про них тоже знаем мы немало... - продолжала Иродиада: - говорить-то только не хочется...
- Ты приди как-нибудь на квартиру ко мне, - говорил Виктор, сходя с лестницы.
- Слушаю-с, - отвечала Иродиада.
- Какая хорошенькая она!.. О, так бы взял и поцеловал, - говорил Виктор и в самом деле, взяв ее за подбородок, поцеловал.
Иродиада на этот раз нисколько ему в том не воспрепятствовала.
Последнее время она очень похудела, и лицо ее сделалось совсем сердитое: коварный обожатель ее, Мозер, оставил ее и, как мы видели, женился на другой. Иродида не любила его; но, по самолюбивому характеру, ей было досадно: наболевшее сердце ее совсем окаменело, и она поклялась ко всему их, по ее понятию, поганому роду ненавистью.
Софи, когда брат ушел, вышла в гостиную. Там все соблюдали величайшую тишину. Старик-музыкант играл на фортепиано пьесу собственного сочинения.
Приехал Бакланов.
Софи подала ему руку и тихим наклонением головы указала ему на место подле себя.
Бакланов сел.
То, что он встретил тут, его сильно поразило: самая последняя мода, самая изящная роскошь глядели на него отовсюду.
Дама, путешествующая по святым местам, должно быть, была очень веселого и живого характера. Она совершенно бесцеремонно стояла около старика-музыканта и с большим чувством глядела ему в затылок и чем-то тут любовалась: волосами ли его вьющимися, или довольно еще мускулистою шеей, - решить невозможно, равно как и того, чем ее религиозное сердце в настоящую минуту было преисполнено.
Прелестная m-me Круаль, как истая француженка, любившая показать свои ножки, так свободно расположила свой кринолин, что Бакланов, сидевший несколько нагнув голову, видел почти весь чулок ее.
M-lle Прохорская сидела, явно прислоняясь к своему кавалеру, молодому человеку, который, тоже явно держа руку за спинкой стула, обнимал ее.
Бакланову, привыкшему, в продолжении пяти лет, к своему благочестивому семейству и выезжавшему только в дома солидные, все это было очень приятно и чрезвычайно раздражало его. Он с каким-то упоением смотрел на складки платья Софи, на ее немного выставившуюся ботинку.
- Что, ваша жена здорова? - почти разбудила его Софи своим вопросом.
- Здорова, - отвечал Бакланов, подняв голову. - Почему вы меня прежде всего об этом спросили? - прибавил он.
- Да потому что... - отвечала Софи и далее не находилась, как объяснить. - Она, говорят, такая добрая; просто, говорят, ангел по характеру, - прибавила она наконец.
- Все это прекрасно-с! - подхватил Бакланов: - но знаете ли что: такой милой и прелестной женщине, как вы...
Софи смотрела на него.
- Молодого человека, каков я все еще пока и который был в вас влюблен...
Софи не спускал с него глаз.
- И который наконец, вы очень хорошо знаете, и теперь от вас без памяти.
- Нет, я этого не знаю, - возразила Софи спокойно.
- Нет, вы это знаете! - подтвердил Бакланов: - говорить ему и спрашивать его о жене - значит обидеть его и, наверное уж, огорчить.
- Зафантазировались, мой милый кузен, зафантазировались! - сказала Софи, вставая и отходя от него.
В это время приехало еще новое лицо, граф З***, женатый человек, с которым Бакланов встречался иногда в обществе, но теперь он явился со своею содержанкою Марией-Терезой-Каролиной Лопандулло. Девушка эта начала свою карьеру тем, что играла по трактирам на арфе, а теперь ездила в карете и ходила постоянно в шелковых платьях, у которых только лиф на груди, по ее собственному вкусу, был очень уж низко вырезан.
- Ручку вашу! - сказал бесцеремонно граф, обращаясь к Софи.
Она хлопнула свою ручку в его огромную ладонь.
Граф поцеловал ее несколько раз.
- А я приревную! - сказала девица Мария-Каролина-Терезия ломаным русским языком.
- Можете! - отвечала Софи кокетливо.
Бакланов, чтобы не представить из себя глупо-влюбленного, подошел к madame Круальи стал с ней любезничать. Дело шло о большом кольце на руке ее: Бакланов просил открыть это кольцо, а француженка говорила, что нельзя.
- Ваше кольцо, значит, никогда еще не открывалось? - спрашивал Бакланов.
- Нет, раз было открыто.
- Только всего раз? - спросил Бакланов печальным голосом.
- Раз всего! - отвечала ему француженка тоже печально.
К ним подошла Софи.
- Этот господин страстно влюблен в жену свою и запирается еще в том! - сказала она, показывая француженке на Бакланова.
- О, так вы вот какой! Так подите же прочь от меня! - весело подхватила она.
- Послушайте, Софья Петровна, - воскликнул Бакланов: - вы мало что женой преграждаете мне совершенно к себе дорогу, но вредите мне этим и у других дам!
- Зачем женились! - сказала Софи, пожимая плечами.
- Я женатых терпеть не могу, фи! - подтвердила француженка.
- Это ужасно! - говорил Бакланов.
По наружности он шутил только; но в душе ему, в самом деле, было досадно.
- Monsieur Готфрид! Сыграйте нам что-нибудь веселенькое! - сказала Софи, прохаживаясь небрежною походкой по зале.
- Fort bien, madame! - сказал немец и сел.
Дама, путешествующая на восток, опять поместилась около него.
"Ну, старику от этой госпожи не спастись!" - подумал Бакланов.
Готфрид начал воодушевленнейший вальс.
Софи сама подала руку графу и пошла с ним вальсировать.
Молодой человек взял m-lle Прохорскую, или Покровскую.
Бакланов заметил, что кавалеры очень бесцеремонно повертывали дам и нарочно, кажется, старались, чтобы платья у них выше поднимались. Дамы тоже как-то очень близко держались к кавалерам, кроме, впрочем, Софи, которая своим приличным и несколько даже аристократическим тоном отличалась от всех.
Бакланов пригласил ее на вальс.
Он чувствовал, что Софи невольно и вряд ли сама догадываясь пожимала ему руку.
- Могу ли я к вам приезжать? - спросил он ее пламенным голосом.
Софи, вертясь с ним в вальсе, молча смотрела на него своими прекрасными глазами.
- Могу ли? - повторил Бакланов, когда они кончили тур.
- Пожалуйста! - отвечала Софи и голос ее опять ничего не выражал.
Часов в двенадцать Бакланов, видя, что другие молодые люди прощаются и уезжают, тоже взял шляпу и подошел к Софи. Она в это время о чем-то дружески шепталась с девицей Марией-Терезией-Каролиной.
- Adieu! - проговорила она, довольно небрежно подавая ему руку.
Бакланов вышел.
Он был очень взволнован.
9.. Он пошутил!
Мужчина с табаком и вином делется похож на чорта! - говорит немецкая поговорка.
Бакланов, возвратясь домой, спросил себе бутылку вина, закурил сигару, человека отпустил спать, а сам начал пить и курить.
Более ясно проходившие в голове мысли были следующие:
"Славная вещь - эти немножко шаловливые женщины".
Сильная затяжка сигарой и рюмка портвейну.
"Как бы отлично теперь, вместо того, чтобы ехать домой, заехать к какой-нибудь госпоже и учинить с нею оргию".
Еще рюмка и затяжка сигарой.
"Что я Казимиру пропускаю... Она, должно быть, страстная женщина!"
Новая рюмка и новая затяжка.
"Сходить разве к ней?"
У Бакланова при этом в голове даже помутилось.
"Чорт, пожалуй, рассердится!" - продолжал он. Однако встал. Шаги его уже были неровны.
"Скажу, что заболел, люди все спят, и пришел к ней".
И, недолго думая, он запахнул халат, прошел на цыпочках залу, коридор и отворил дверь в комнату, где спала Казимира. Та сейчас же услыхала.
- Кто это? - спросила она немножко испуганным голосом.
- Это я, Казимира, не тревожьтесь! - говорил Бакланов, подходя к ней и дотрагиваясь до нее рукою.