Прекрасный край! Передо мной
Монблан белеет вдалеке.
Здесь был бы, право, рай земной,
Будь больше денег в кошельке.
Природа здесь была мрачная, суровая и величественная. Хвойные леса,покрывавшие заоблачные горные вершины, издали казались просто зарослямивереска. Пошел снег, подул резкий, холодный ветер.
- Ух! - вздохнул студент. - Если бы мы уже были по ту сторону Альп!Там теперь наступило лето, и я наконец получил бы по аккредитиву своиденьги. Я так за них боюсь, что все эти альпийские красоты перестали меня пленять. Ах, если б я уже был там!
И он немедленно очутился в самом сердце Италии, где-то на дороге между Флоренцией и Римом. Последние лучи солнца озаряли лежащие между двумятемно-синими холмами Тразименское озеро, превращая его воды в расплавленное золото. Там, где некогда Ганнибал разбил Фламиния, теперь виноградные лозы мирно обвивали друг друга своими зелеными плетями. У дороги,под сенью благоухающих лавров, прелестные полуголые ребятишки пасли стадо черных как смоль свиней. Да, если бы описать эту картину как следует,все бы только и твердили: "Ах, восхитительная Италия!" Но, как ни странно, ни богослов, ни его спутники этого не думали. Тысячи ядовитых мух икомаров тучами носились в воздухе; напрасно путешественники обмахивалисьмиртовыми ветками, насекомые все равно кусали и жалили их. В карете небыло человека, у которого не распухло бы все лицо, искусанное в кровь. Улошадей был еще более несчастный вид: бедных животных сплошь облепилиогромные рои насекомых, так что кучер время от времени слезал с козел иотгонял от лошадей их мучителей, но уже спустя мгновение налетали новыеполчища. Скоро зашло солнце, и путешественников охватил пронизывающийхолод - правда, ненадолго, но все равно это было не слишком приятно. Зато вершины гор и облака окрасились в непередаваемо красивые зеленые тона, отливающие блеском последних солнечных лучей. Эта игра красок неподдается описанию, ее нужно видеть. Зрелище изумительное, все с этимсогласились, но в желудке у каждого было пусто, тело устало, душа жаждала приюта на ночь, а где его найти? Теперь все эти вопросы занимали путешественников гораздо больше, чем красоты природы.
Дорога проходила через оливковую рощу, и казалось, что едешь где-нибудь на родине, между родными узловатыми ивами. Вскоре карета подъехалак одинокой гостинице. У ворот ее сидело множество нищих-калек, и самыйбодрый из них казался "достигшим зрелости старшим сыном голода". Одникалеки ослепли; у других высохли ноги - эти ползали на руках; у третьихна изуродованных руках не было пальцев. Казалось, сама нищета тянулась кпутникам из этой кучи тряпья и лохмотьев. "Eccelenza, miserabili!" <господин, помогите несчастным! (итал.)> - хрипели они, показывая свои уродливые конечности. Путешественников встретила хозяйка гостиницы, босая,нечесанная, в грязной кофте. Двери в комнатах держались на веревках, подпотолком порхали летучие мыши, кирпичный пол был весь в выбоинах, а воньстояла такая, что хоть топор вешай...
- Лучше уж пусть она накроет нам стол в конюшне, - сказал кто-то изпутешественников. - Там по крайней мере знаешь, чем дышишь.
Открыли окно, чтобы впустить свежего воздуха, но тут в комнату протянулись высохшие руки и послышалось извечное вытье: "Eccelenza,miserabili!"
Стены комнаты были сплошь исписаны, и половина надписей ругательскиругала "прекрасную Италию".
Принесли обед: водянистый суп с перцем и прогорклым оливковым маслом,потом приправленный таким же маслом салат и, наконец, несвежие яйца ижареные петушиные гребешки - в качестве украшения пиршества; даже виноказалось не вином, а какой-то микстурой.
На ночь дверь забаррикадировали чемоданами, и одному путешественникупоручили стоять на часах, а остальные уснули. Часовым был студент-богослов. Ну и духота стояла в комнате! Жара нестерпимая, комары, - а тут еще"miserabili", которые стонали во сне, мешая уснуть.
- Да, путешествовать, конечно, было бы не плохо, - вздохнул студент,- не будь у нас тела. Пусть бы оно лежало себе да отдыхало, а дух леталбы где ему угодно. А то, куда бы я ни приехал, всюду тоска гложет мнесердце. Хотелось бы чего-то большего, чем мгновенная радость бытия. Да,да, большего, наивысшего! Но где оно? В чем? Что это такое? Нет, я жезнаю, к чему стремлюсь, чего хочу. Я хочу прийти к конечной и счастливейшей цели земного бытия, самой счастливой из всех!
И только он произнес последние слова, как очутился у себя дома. Наокнах висели длинные белые занавески, посреди комнаты на полу стоял черный гроб, а в нем смертным сном спал богослов. Его желание исполнилось:тело его отдыхало, а душа странствовала. "Никого нельзя назвать счастливым раньше, чем он умрет", - сказал Солон; и теперь его слова сноваподтвердились.
Каждый умерший - это сфинкс, неразрешимая загадка. И этот "сфинкс" вчерном гробу уже не мог ответить нам на тот вопрос, какой он сам себезадавал за два дня до смерти.
О злая смерть! Ты всюду сеешь страх,
Твой след - одни могилы да моленья.
Так что ж, и мысль повергнута во прах?
А я ничтожная добыча тленья?
Что стонов хор для мира суеты!
Ты одиноким весь свой век прожил,
И жребий твой был тяжелей плиты,
Что на твою могилу кто-то положил.
В комнате появились две женщины. Мы их знаем: то была фея Печали ивестница Счастья, и они склонились над умершим.
- Ну, - спросила Печаль, - много счастья принесли человечеству твоикалоши?
- Что ж, тому, кто лежит здесь, они по крайней мере дали вечное блаженство! - ответила фея Счастья.
- О нет, - сказала Печаль. - Он сам ушел из мира раньше своего срока.Он еще не настолько окреп духовно, чтобы овладеть теми сокровищами, которыми должен был овладеть по самому своему предназначению. Ну, я окажуему благодеяние! - И она стащила калоши со студента.
Смертный сон прервался. Мертвец воскрес и встал. Фея Печали исчезла,а с ней и калоши. Должно быть, она решила, что теперь они должны принадлежать ей.