Подробно рассказывая о начале своей литературной деятельности в письме председателю Литературного фонда Е. П. Ковалевскому в 1867 г., Лесков пишет: «Существую я исключительно одними трудами литературными... Год целый работал в газете «Русская речь» Евгении Тур; писал в «Современной летописи» Каткова; потом два года кряду... писал передовые статьи в «Северной пчеле» у г. Усова. Год провел в Париже корреспондентом этой газеты» (Лесков Н. С. Соч., т. 10, с. 261.).
О своей неустроенности в газетной жизни и о затягивающем влиянии газетной работы пишет он в письме И. Аксакову в 1881 г.: «За мною действительно немножко ухаживают, но не то мне нужно и дорого. Имя мое шляется везде как гулевая девка, и я ее не могу унять. Я ничего не пишу в «Новостях» и не знаю Гриппенберга, но когда мне негде было печатать,- я там кое-что напечатал, и с тех пор меня числят по их департаменту. Не отказать же Татьяне Петровне Пассек.., не откажешь своим киевлянам, трудно отказать и Лейкину... Суворин действительно запасся от меня маленьким пустяком, ...Гатцуку я написал давно обещанный рассказец рядового святочного содержания...» (Лесков Н. С. Соч., т. 11, с. 255 - 256.).
В 1884 г. в письме П. К. Щебальскому мы читаем: «Лучшие годы жизни и сил я слонялся по маленьким газеткам, да по духовным журнальчикам, где мне платили по 30 р. за лист, а без того я умер бы с голоду со всем семейством» (Лесков Н. С. Соч., т. 11, с. 295.).
Письмо Суворину от 24 января 1887 г. Снова жалоба: «Я уже привык слоняться, где бы только просунуть то, что считаю честным и полезным» (Там же, с. 327.). Ему же через год: «Одно забываете, что лучшие годы мне негде было заработать хлеба... В самую силу сил моих я «завивал в; парикмахерской у монаха» статейки для «Православного обозрения».., изнывая в нуждательстве и безработице,, когда силы рвались наружу... Не укоряйте меня в том, что я работал. Это страшная драма! Я работал что брали, а не что я хотел работать. От этого воспоминания кровь кипит в жилах. Героем быть трудно, когда голод и холод терзает...» (Там же, с. 384 - 385.) .
Один из лучших своих рассказов «Чертогон», опубликованный первоначально под заглавием «Рождественский вечер у ипохондрика», писался по-газетному второпях, по просьбе Суворина для рождественского номера. «Делано лежа и наскоро, - пишет Лесков Суворину.- Я только не хотел Вам отказывать и делал, как мог. Теперь и переделал, как хочется Вам» (Недатированное письмо за декабрь 1879 г. Цит. по кн.: Лесков Н. С. Избранные сочинения. М., 1946, с. 455.). Это поистине была драма!
Лесков лучше других чувствовал и понимал, что журнал, газета уже в 70-е годы подчиняли себе писателя, делали его сторонником своего направления. Писатель не мог оставаться вне этого направления. Отстаивание своего я, своего лица было весьма непросто. Об этом он пишет в ряде писем И. С. Аксакову в 1874 г. Причем он чувствовал, что его подчиняли себе и «Русский вестник», и «Русский мир» и другие органы, например, газета «Новости». «Мне надо выбиться из-под давления журнализма,., стать вне зависимости от всеподаввляющего журнализма» (Лесков Н. С. Соч., т. 10, с. 362, 364.),- считал он. Так оно и было в массе случаев: газета подчиняла себе литератора.
Ведь не случайно Михайловский удивлялся «неиспорченности» Чехова, тому, что Чехов сумел избежать и лейковщины и нововременства. Это было необычно. Нормой было другое - подчинение писателя газете, журналу, их направлению и ориентации.
И здесь, заметим, говорить о всеядности, безразличии Лескова к изданию, где он печатал статьи и рассказы, надо очень осторожно и тем более не спешить с осуждением писателя. Лесков не одобрял идейной неразборчивости, пестроты буржуазного типа издания, «аферистичности» его, издателя Трубникова называл «плутом», а о его газете «Биржевые ведомости» говорил как о «трубниковском «биржевом сквере» (Лесков Н. С. Соч., т. 10, с. 326.). Но где-то надо было печататься. Субъективно Лесков понимал и хотел сохранить независимость («в деятельности писателя особенно важно сохранить независимость»), но объективно ему это не всегда удавалось, ибо политическая невоспитанность мешала этому многие годы.
Но мы не можем смешивать и не смешиваем Лескова с изданиями, где он подчас работал. Не смешивало его и цензурное ведомство, накладывая кары на многие его произведения, публиковавшиеся в заведомо консервативных, благонамеренных изданиях, особенно в газетах (Так было со статьей «Об уборе духовенства», опубликованной в газете «Новости» в 1878 г. Характерна мотивация цензора: «Статья... обращает на себя внимание изобилием пренебрежительных неприличных отзывов о всем костюме духовенства... Подобные площадные, ругательные выражения... не должны быть терпимы в газете, имеющей в среде своих читателей по преимуществу простой народ, способный соблазниться печатным словом и потерять уважение к духовному сану» (ЦГИА. Дело по изданию газеты «Новости», 1871. ф. 777, оп. 2, ед. хр. № 35, л. 290).).
Поэтому и Чехов очень осторожно относился к оценке многих работников периодической прессы. Он не мог отозваться плохо, скажем, о Гиляровском, хотя тот сотрудничал в ряде газет сомнительной репутации («Московский листок», «Современные известия», «Русская газета»).
Интересный факт биографии Чехова, иллюстрирующий его отношение к деятельности газетного корреспондента сохранил цензурный архив «Петербургской газеты». Зимой 1891 г. Чехов посетил Петербург. 22 января в качестве сотрудника газеты «Новое время» писатель участвовал в осмотре новых городских скотобоен. После осмотра Городской думой был дан для присутствующих завтрак. Когда были провозглашены дежурные тосты в честь городских властей, выступил представитель журнала «Коннозаводство» и Общества покровителей животных гвардии поручик В. Линдер с резкой критикой статьи «От великого до смешного» в № 21 «Петербургской газеты», в которой высмеивались заседания Общества покровителей животных. На основании того, что «читатели «Петербургской газеты» в подавляющем процентном отношении состоят из посетителей трактиров разряда ниже среднего, из содержателей и служащих мясных и иных лавок, дворников и всех прочих», Линдер потребовал не только осуждения, но и «преследования» газеты, а также журналиста, написавшего указанную заметку (ЦГИА, ф. 776, оп. 3, ед. хр. № 452, л. 226 - 228. Оригинал текста опровержения Линдера для «Петербургской газеты». В газетном тексте опровержения Линдера вместо слов «непременно окрашенные возможно более ярким глумлением» читаем: «отчеты определенного направления» («Петербургская газета», 1891, № 44, 14 февраля), а сама газета слова Чехова изложила следующим образом: «Господа, зачем же обвинять корреспондента. От него требуют, чтобы он писал веселым тоном. Читатели газеты любят этот тон...» (Там же, № 21, 22 января).).
«Присутствовавшие все согласились», - отмечает Линдер.- Один лишь сотрудник «Нового времени», А. П. Чехов, заметил, «что не следует обвинять репортера, так как он обязан, по долгу службы, представлять в редакцию отчеты, непременно окрашенные возможно более ярким глумлением. Можно не одобрять направления газеты, в котором сотрудник часто невиновен, но его самого винить и преследовать не следует» (Там же, с. 228, 228 об. Сам факт присутствия Чехова при осмотре петербургских скотобоен и выступление на завтраке против Линдера не был отмечен в «Летописи жизни и творчества А. П. Чехова».).
Приведенные слова Чехова не вызывают сомнения в их близости к сказанному на завтраке, поскольку в письмах Чехова мы находим не раз созвучные высказывания. Так, в письме М. В. Киселевой от 14 января 1887 г. Чехов горячо защищает рядовых сотрудников газетной печати, их право писать об отрицательных явлениях жизни. «Снисходительно-презрительный тон по отношению к маленьким людям за то только, что они маленькие, не делает чести человеческому сердцу. В литературе маленькие чины так же необходимы, как и в армии - так говорит голова, а сердце должно говорить еще больше...» (XI, 114).
«Что бы вы сказали, если бы корреспондент из чувства брезгливости или из желания доставить удовольствие читателям описывал бы одних только честных городских голов, возвышенных барынь и добродетельных железнодорожников?» (XI, 113).
А именно этого и требовал Линдер от печати. Чехов в полемике с ним показал ясное понимание положения писателя, репортера, который мог быть и неплохим человеком, но целиком подчиненным программе, направлению газеты, наконец, редактору издания, в котором сотрудничал.
Чехов воздерживался от резких публичных оценок отдельных журналистов и по политическим мотивам, ибо очень часто такие порицания в условиях царизма, «в азиатской стране, где нет свободы печати и свободы совести, где правительство и 9/10 общества смотрят на журналиста, как на врага,... такие забавы, как обливание помоями друг друга... ставят пишущих в смешное и жалкое положение зверьков, которые, попав в клетку, откусывают друг другу хвосты» (XII, 321).
«При современном зависимом положении печати всякое слово против журнала или писателя является не только безжалостным и нетактичным, но и прямо-таки преступным» (XI, 430), - писал он.
Так было и в случае с Линдером, который фактически воспользовался завтраком в думе, чтобы донести на «Петербургскую газету», ее репортера. И не случайно газета откликнулась на речь Линдера заметкой под названием «Тризна о прессе».
Итак, мы видели, каково было положение крупных, талантливых, признанных писателей и каково было положение менее известных и авторитетных литераторов. Не одна писательская судьба была загублена в газете дореволюционной России!
Но идейная устойчивость Чехова, Короленко и позднее целой плеяды талантливых газетных беллетристов вплоть до Горького и Серафимовича была несомненна. Газетам, где они печатались (как правило, либерально-буржуазным по своему направлению), не удалось повлиять на их мировоззрение и художественные принципы. Скорее они влияли на газету, особенно в том смысле, что воспитывали определенную традицию.