Смекни!
smekni.com

Петербург (стр. 44 из 102)

-- "Верно с бала?"

-- "Да, с бала..."

Николай Аполлонович был застигнут врасплох; да и что ж тут такого: быть на балу еще не есть преступление.

-- "Я уж знаю..."

-- "Вот как? Почему же вы знаете?"

-- "Да у вас под шинелью виднеется, как бы это сказать: ну -- кусок домино".

-- "Ну да, домино..."

-- "И вчера он виднелся..."

-- "То есть, как вчера?"

-- "У Зимней Канавки..."

-- "Милостивый государь, вы забываетесь..."

-- "Ну, полноте: вы и есть домино".

-- "То есть, какое такое?"

-- "Да -- то самое".

-- "Не понимаю вас: и во всяком случае странно подходить к неизвестному вам человеку..."

-- "И вовсе не к неизвестному: вы Николай Аполлонович Аблеухов: и еще вы -- Красное Домино, о котором пишут в газетах..."

Николай Аполлонович был бледней полотна:

-- "Послушайте", -- протянул он руку к сладкому господинчику, -- "послушайте..."

Но господинчик не унимался:

-- "Я и батюшку вашего знаю, Аполлона Аполлоновича: только что имел честь с ним беседовать".

-- "О, поверьте мне", -- заволновался Николай Аполлонович, -- "это все какие-то поганые слухи..."

Но окончив естественную нужду, господинчик медленно отошел от забора, застегнул пальтецо, фамильярно засунул в карман свою руку и значительно подмигнул:

-- "Вам куда?"

-- "На Васильевский Остров", -- брякнул Николай Аполлонович.

-- "И мне на Васильевский: вот -- попутчики".

-- "То есть мне -- на набережную..."

-- "Видно вы сами не знаете, куда следует вам", -- усмехнулся паршивенький господинчик, -- "и по этому случаю -- забежим в ресторанчик".

Закоулок бежал в закоулок: закоулки вывели к улице. По улице пробегали обыденные обыватели в виде черненьких, беспокойных теней.

ПОПУТЧИК

Аполлон Аполлонович Аблеухов, в сером пальто и в высоком черном цилиндре, с лицом, напоминающим серую, чуть подернутую зеленью замшу, как-то испуганно выскочил в открытую подъездную дверь, дробным шагом сбежал с подъездных ступенек, оказавшись вдруг на промокшем и скользком крыльце, затуманенном сыростью.

Кто-то выкрикнул его имя и на этот почтительный выкрик черное очертанье кареты из рыжеющей мглы вдвинулось в круг фонаря, подставляя свой герб: единорога, прободающего рыцаря; только что Аполлон Аполлонович Аблеухов, согнувши углом свою ногу, чтобы ею опереться о подножку кареты, изобразил в сыроватом тумане египетский силуэт, только что собрался он прыгнуть в карету и улететь вместе с ней в сыроватый туман тот, как подъездная дверь за ним распахнулась; паршивенький господинчик, только что перед тем открывший Аполлону Аполлоновичу правдивую, но прискорбную истину, показался на улице; он, на нос надвинувши котелок, затрусил прочь налево.

Аполлон Аполлонович опустил тогда свою углом поднятую ногу, прикоснулся краем перчатки к борту цилиндра и дал сухой приказ оторопевшему кучеру: возвращаться домой без него. После Аполлон Аполлонович совершил невероятный поступок; такого поступка история его жизни не знала лет уж пятнадцать: сам Аполлон Аполлонович, недоуменно моргая и прижав руку к сердцу, дабы умерить одышку, побежал вдогонку за ускользавшей в тумане спиной господинчика; примите же во внимание один существенный факт: нижние оконечности именитого мужа были миниатюрны до крайности; если вы примете во внимание этот существенный факт, вы поймете, конечно, что Аполлон Аполлонович, помогая себе, стал в беге размахивать ручкою.

Сообщаю эту драгоценную черточку в поведении недавно почившей особы первого класса единственно во внимание к многочисленным собирателям материалов его будущей биографии, о которой, кажется, так недавно писали в газетах.

Ну, так вот.

Аполлон Аполлонович Аблеухов совершил два невероятнейших отступления от кодекса своей размеренной жизни; во-первых: не воспользовался услугой кареты (принимая во внимание его пространственную болезнь, это можно назвать действительным подвигом); во-вторых: в буквальнейшем, а не переносном смысле понесся он темною ночью по безлюднейшей улице. А когда с него ветер сбил высокий цилиндр, когда Аполлон Аполлонович Аблеухов сел на карачки над лужею для извлечения цилиндра, то вдогонку убегающей куда-то спине он надтреснутым голосом закричал:

-- "Мм... Послушайте!.."

Но спина не внимала (собственно, не спина -- над спиной бегущие уши).

-- "Остановитесь же... Павел Павлович!"

Там мелькающая спина остановилась, повернула там голову и, узнавши сенатора, побежала навстречу (не спина побежала навстречу, а ее обладатель -- господин с бородавкою). Господин с бородавкою, увидев сенатора на карачках пред лужею, изумился до крайности и принялся вылавливать из лужи плывущий цилиндр.

-- "Ваше высокопревосходительство!.. Аполлон Аполлонович! Какими судьбами?.. Вот-с, извольте получить" (с этими словами паршивенький господинчик подал именитому мужу высочайший цилиндр, предварительно вытертый рукавом пальто господинчика).

-- "Ваше высокопревосходительство, а ваша карета?.."

Но Аполлон Аполлонович, надевая цилиндр, прервал излияния.

-- "Ночной воздух полезен мне..."

Оба они направились в одну сторону: на ходу господинчик старался совпасть в шаге с сенатором, что было воистину невозможно (шажки Аполлон Аполлоновича можно б было рассматривать под стеклом микроскопа).

Аполлон Аполлонович поднял глаза на попутчика: проморгал и сказал -- сказал с видимым замешательством.

-- "Я... знаешь-тили" (Аполлон Аполлонович и на этот раз ошибся в окончании слова)...

-- "Да-с?" -- насторожился тут господинчик.

-- "Я знаете ли... хотел бы иметь точнейший ваш адрес, Павел Павлович..."

-- "Павел Яковлевич!.." -- робко поправил попутчик.

-- "Виноват, Павел Яковлевич: у меня, знаете ли, плохая память на имена..."

-- "Ничего-с, помилуйте: ничего-с".

Паршивенький господинчик подумал лукаво: это

он все о сыне... Тоже хочется знать... а спросить-то и стыдно...

-- "Ну, вот-с, Павел Яковлевич: так давайте мне адрес".

Аполлон Аполлонович Аблеухов, расстегнувши пальто, достал свою записную книжечку, переплетенную в кожу павшего носорога; оба стали под фонарем.

-- "Адрес мой", -- завертелся вдруг господинчик, -- "переменчивый адрес: чаще всего я бываю на Васильевском Острове. Ну, да вот: восемнадцатая линия, дом 17. У сапожного мастера, Бессмертного. У него я снимаю две комнаты. Участковому писарю

Воронкову".

-- "Так-с, так-с, так-с, я у вас буду на днях..."

Вдруг Аполлон Аполлонович приподнял надбровные дуги: изумление изобразили его черты:

-- "Но почему", -- начал он, -- "почему..."

-- "Моя фамилия Воронков, тогда как я на самом деле Морковин?"

-- "Вот именно..."

-- "Так, ведь, это, Аполлон Аполлонович, потому, что там я живу по фальшивому паспорту".

На лице Аполлона Аполлоновича изобразилась брезгливость (ведь и он в принципе отрицал существование подобных фигур).

-- "А моя настоящая квартира на Невском..." Аполлон Аполлонович подумал: "Что поделаешь: существование подобных фигур в переходное время и в пределах строгой законности -- необходимость печальная; и все же -- необходимость".

-- "Я, ваше высокопревосходительство, в настоящее время, как видите, занимаюсь все розыском: теперь -- чрезвычайно важные времена".

-- "Да, вы правы", -- согласился и Аполлон Аполлонович.

-- "Подготовляется одно преступление государственной важности... Осторожней: здесь -- лужица... Преступление это..."

-- "Так-с..."

-- "Нам удастся в скором времени обнаружить... Вот сухое место-с: позвольте мне руку".

Аполлон Аполлонович переходил огромную площадь: в нем проснулась боязнь таких широких пространств; и невольно он жался теперь к господинчику.

-- "Так-с, так-с: очень хорошо-с..."

Аполлон Аполлонович старался бодриться в сем громадном пространстве, и все же терялся; к нему прикоснулась вдруг ледяная рука господина Морковина, взяла за руку, повела мимо луж: и он шел, шел и шел за ледяною рукою; и пространства летели ему навстречу. Аполлон Аполлонович все же понурился: мысль о судьбе, грозившей России, пересилила на мгновение все его личные страхи: страх за сына и страх перейти столь огромную площадь; с уважением Аполлон Алоллонович бросил взгляд на самоотверженного охранителя существующего поряд-ка: господин Морковин все-таки привел его к тротуару.

-- "Подготовляется террористический акт?"

-- "Он самый-с..."

-- "И жертвой его?.."

-- "Должен пасть один высокий сановник..." По спинному хребту Аполлона Аполлоновича побежали мурашки: Аполлон Аполлонович на днях получил угрожающее письмо; в письме извещался он, что в случае принятия им ответственного поста в него бросят бомбу; Аполлон Аполлонович презирал все подметные письма; и письмо разорвал он; пост же принял.