Смекни!
smekni.com

О доблестях, о подвигах, о славе (стр. 4 из 12)

Литература житий святых, или агиография, возникла задолго до появления ее на Руси, куда она пришла вместе с принятием христианства из Византии. О творческом освоении жанрового канона говорят ранние памятники русской агиографии. Тесно связано с конкретной исторической действительностью «Сказание» о первых русских святых Борисе и Глебе, которые предпочли мученическую смерть борьбе против старшего брата Святополка, захватившего власть в Киеве после смерти отца (1015).

Для «Сказания» характерна тенденция к индивидуализации житийного героя. Изображение младшего из князей -мучеников не дублировало житийной характеристики старшего. Глеб менее опытен, чем брат, поэтому ему трудно подавить в себе страх смерти. Он молит наемных убийц о пощаде, глядя на них «кротким взором»,

«заливаясь слезами и ослабев телом», «трепетно вздыхая» «в сердечном сокрушении». Неизвестный агиограф создал богатый тонкими душевными переживаниями портрет юноши, для которого венец мученика тяжел и прежде времен. Психологически достоверно и изображе­ние житийного антигероя. Автор выявляет реальные причины ненависти Святополка к братьям: родовой грех (он сын двух отцов-братьев) превратил его во «второго Каина». Разбитый в «сече злой» Ярославом Мудрым, Святополк бежит с поля боя, но «обуяло его безумие, и так ослабели суставы его, что не мог сидеть на коне, и не­сли его на носилках». Топот конницы Ярослава пресле­дует Святополка и сводит с ума. Из-за страха возмездия он не может подолгу оставаться на одном месте и умира­ет где-то на чужбине, «неизвестно от кого бегая».

Доминирующую в «Сказании» тему смерти подчеркивает обилие плачей и молитв, а также символика воды и корабля, связанная с погребальным обрядом. Для усиления эмоционального воздействия на читателя автор трижды повторяет сцену убийства Бориса: сначала его] пытаются убить в шатре копьями Путыпа, Талец, Елович и Ляшко; затем, когда раненый князь «в оторопе» выбегает, убийцы призывают друг друга «скончать повеленное». И вот тело Бориса, завернутое в шатер, везут на телеге, но Святополку кажется, что брат жив и приподнимает голову; объятый ужасом, он посылает варягов, и те пронзают Бориса мечом в сердце.

Если Борис и Глеб вошли в историю как князья-мученики, то Феодосии Печерский был причислен к лику святых за подвиг трудничества. В «Житии», написанном Нестором в конце XI или начале XII века, мы видим Фе­одосия, который уже в детские годы носит «худые ризы» и работает на полях вместе с крестьянами, вызывая гнев богатых родителей. Став игуменом, Феодосии ведет себя как рачительный хозяин и строитель, сумевший сделать монастырь из пещерного наземным.

Печерский игумен обладал талантом просветителя: воспитывал в монахах любовь к пище духовной, участвовал в изготовлении книг, мастерски владел словом и пе­ром. Когда на киевском престоле обосновался Святослав, прогнавший старшего брата Изяслава, Феодосии: отказался в повседневных молитвах упоминать его имяя как имя великого князя, обратился к Святославу с «гневной епистолой». Это послание до нас не дошло, но о его содержании и стиле мы можем судить по реакций князя: «И кик только прочел князь это послание, то пришел в ярость, и, словно лев, рыкнул на праведного, швырнул письмо на землю. И тогда облетела всех весть, что грозит блаженному заточение». Святослав понимал, что его власть нуждается в освящении церковью, поэтому он не «разметал» монастырь, как грозился, а, смирив гнев, «возлюбил» Феодосия и Киево-Печерскую лавру.

В житиях русских святых основной конфликт опрелелялся не столько борьбой святого с иноверцами, сколько ми. исступлениями против отрицательных явлений монастырского быта, самоуправства и корыстолюбив кня-И1 II Такими конфликтами богат Киево-Печерский патерик, агиографический свод 20—30-х годов XIII века, подводивший итог развития житийной литературы Киевской Руси. Об идейно-художественной значимости памятника можно судить по тому, что в рукописной традиции бытования он имел около 10 редакций и свыше 200 списков. Рассказы патерика отразили не только монастырские «настроения» (жалость инока о растраченном на нужды церкви богатстве, вражду «братьев по духу» и т. п.), но и столкновения печерских монахов с представителями княжеской власти. Чудотворец Прохор, например» противопоставлялся киевскому князю Святополку Изяславичу, который во время соляного голода на Руси решил нажиться на спекуляции солью из монастырский запасов. И лишь чудо — превращение украденной по его приказу соли в золу — заставило князя пережить перерождение грешника в праведника, почитающего монастырь и его святых.

Героическое в жизни печерских монахов начиналось с малого - с ежедневного тяжелого труда на поварне и на мельнице, у монастырских врат и у постели больного. Среди героев Киево-Печерского патерика — монахи-врачи и монахи-художники, «гробокопатели» и «просфорники». В повседневном обязательном труде «авторы патерика видели залог праведной монашеской жизни, условие духовного совершенства героя и его единения с народом.

Первые опыты русской литературы в житийном жан­ре подготовили расцвет агиографии в период зрелого средневековья, сделали жития святых любимым народ­ным чтением и школой нравственности. Не случайно пи­сатели нового времени обращались к литературе житий с целью народознания, в поисках истоков русского наци­онального характера.

Вершинным явлением древнерусской литературы по праву считают «Слово о полку Игореве», создание которо­го большинство исследователей относят к концу XII века. Судьба этого памятника интересна и драматична. Список «Слова» был найден в начале 90-х годов XVIII века из­вестным любителем и собирателем русских древностей А. И. Мусиным-Пушкиным. Текст произведения входил в состав сборника светского содержания, который был при­обретен коллекционером в числе других рукописей у быв­шего архимандрита закрытого к тому времени Спасо-Ярославского монастыря Иоиля Быковского. Со списка «Слова» был снят ряд копий, одна из которых предназна­чалась Екатерине II и дошла до нас вместе с первым изда­нием памятника, осуществленным в 1800 году (большая часть экземпляров этого издания вместе с единственным списком произведения погибла в огне московского пожара 1812 года).

В основе «Слова о полку Игореве» лежат реальные исторические события, отраженные и в русских летопи­сях, — поход новгород-северского князя Игоря на полов­цев в 1185 году. В поход Игорь Святославич выступил «ма­лой силой», используя военную поддержку только бли­жайших родственников: старшего сына Владимира, брата Всеволода, князя курского и трубчевского, племянника Святослава Рыльского. Игорь не поставил в известность о своих действиях «старшего» в роде Ольговичей и «вели­кого» среди русских князей Святослава Киевского, тем самым нарушив закон феодальной иерархии. Храбрость воина, по словам автора «Слова», победила в нем трезвый политический расчет: кочевой Степи нельзя было противостоять в одиночку. Неразумные действия Игоря погуби­ли войско, заставили князя изведать позор плена, «отвори­ли ворота» половцам для набегов на Русскую землю.

«Слово о полку Игореве», как и большая часть па­мятников литературы Древней Руси, анонимно. До сего дня не прекращаются попытки установить личность со­здателя памятника. Одни исследователи ищут его среди участников похода князя Игоря, другие — среди знаме­нитых писателей той эпохи. Самые фундаментальные исследования в этой области принадлежат историку Б. А. Рыбакову, который в книге «Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве» (1972) высказал предпо­ложение, что произведение могло быть написано киев­ским боярином, летописцем Петром Бориславичем. На сегодняшнем этапе изучения памятника образ автора можно реконструировать только исходя из текста самого «Слова». Безусловно, это человек широко образованный, хорошо знакомый с книжной культурой и устным народ­ным творчеством своей эпохи. Автор «Слова» был свет­ским человеком, далеким от официальной церкви: толь­ко мирянин мог позволить себе такое обилие языческих элементов в произведении. Общепризнанным является и положение о принадлежности автора «Слова» к высше­му классу феодального общества, так как он проявляет большую осведомленность в межкняжеских отношениях и военном деле, имеет собственное мнение, поднимаясь до критики необдуманных действий князя Игоря. Одна­ко и Игорь, и его брат Всеволод пользуются у автора ува­жением за их воинскую доблесть, поэтому, скорее все­го, писатель выражал интересы Ольговичей, старший из которых — черниговский князь Святослав в 1181 году окончательно утвердился на киевском столе. Для автора «Слова о полку Игореве» он был образцом политической мудрости, идеальным правителем. Понятно, почему ис­следователи склоняются к мысли о черниговском или киевском происхождении создателя «Слова», при этом отмечая, что на события современности тот смотрел с об­щерусских позиций.

Вопрос о времени создания «Слова» также остается дискуссионным. Большинство исследователей считают, что произведение писалось по «горячим следам» событий, вскоре после похода князя Игоря на половцев и его возвра­щения из плена, то есть во второй половине 80-х — 90-х го­дов XII века. Оригинальна позиция Л. Н. Гумилева, кото­рый видел в «Слове» «иносказание», отклик на события, связанные с монголо-татарским нашествием, поэтому да­тировал памятник XIII в. Существует и крайняя точка зре­ния, согласно которой «Слово о полку Игореве» — блестя­щая подделка, выполненная в конце XVIII века. Однако по мере расширения наших знаний о произведении и его эпо­хе отряд «скептиков» редеет.

«Слово о полку Игореве» не только предмет научных споров и разысканий, это прежде всего — шедевр древ­нерусской поэзии, поражающий смелостью и глубиной своего замысла, неповторимым изяществом художест­венной формы. Автор «Слова» — поэт, мысль которого свободно перемещается в пространстве и во времени, поднимаясь над историческим фактом. В произведении нет дат, последовательного и подробного рассказа о похо­де Игоря; о многих событиях автор лишь напоминает чи­тателю, как о хорошо известных его современникам, что лишний раз свидетельствует о подлинности памятника.