Альбом «Escalator» был выпущен записывающей компанией Stable. Это был прикол. Компанией владели два индийца, которые понятия не имели, как руководить рекорд-лейблом. Не знаю, как мы вообще связались с ними. Это был один из проектов Сэма - он был знаком с продюсером и всё такое. Escalator прошел абсолютно незамеченным. Stable был самым независимым лейблом из всех независимых. В конечном счете до нас дошло, что группу ждет забвение, и мы просто бросили это дело. Забавно, что я столкнулся с Сэмом Гопалом в 1991, перед самым моим отъездом в Америку. Это было очень странно, потому что я не видел его десять лет, и вдруг он просто идёт по улице мимо моего дома. Мы немного поболтали, и он сказал мне, что собирает группу: «Знаешь, та идея очень классная. До сих пор!»
После Sam Gopal я не играл на гитаре около года, а только и делал, что наркоманил, бродяжничал и питался подножным кормом. Легко жить такой жизнью, когда ты молод, а мне было двадцать три. Именно тогда я научился ненавидеть героин. Конечно, эта дрянь всегда была вокруг, но не в таком количестве - это превратилось в реальную проблему примерно к семидесятому году. У меня был один знакомый, Престон Дэйв (Preston Dave) - он даже не был героинщиком. Иногда он кололся, но очень редко. И наша компания тусовалась в баре Wimpy, первой, можно сказать, попытке англичан организовать что-то подобное забегаловкам Burger King. Это заведение находилось на Эрлс Корт Роуд и было открыто всю ночь. Престона терзала ломка, и он ушел на площадь Пикадилли (Piccadilly) – там можно было купить героин. Вернувшись оттуда, он прошел в туалет. Он выполз через несколько минут. Лицо у него почернело, а язык вывалился изо рта. Кто-то подсунул ему крысиный яд – взял деньги, улыбнулся и продал смерть. Я подумал, - «Черт подери, если такие типы вертятся вокруг героина, однажды тебе обязательно попадётся то же самое». И я также видел, как люди кололись старыми, тупыми иглами, которые навсегда портили их вены. Вы бы видели этих людей, страдающих закупоркой сосудов со свищами на руках размером с крикетный мяч! И они продали бы свои задницы всего за одну чертову дозу. Я не в силах видеть все это страдание. В этом нет ничего хорошего.
У меня была целая уйма гребаных друзей, которые умирали от героина, но хуже всего было то, что девочка, которую я больше всего любил в своей жизни, тоже умерла от этой дряни. Ее звали Сью, и она была первой девчонкой, с которой я жил. Когда мы познакомились, ей было всего пятнадцать, - пикантное обстоятельство, если бы об этом узнали в полиции, но такова жизнь. Так или иначе, мне в 1967 был всего двадцать один год, и я, конечно, еще не был похотливым, опытным типом. Скорее это была молодая пара, сгорающая от страсти друг к другу! Но вот в чем была проблема - по крайней мере, для всех остальных - она была чернокожей. Мы были отрезаны от всего общества. Все наши друзья (и ее, и мои) отреклись от нас. И то время еще называют эрой мира и любви, знаете! Черную музыку хоть и начали слушать, но на этом - всё. Ха! Вот вам доказательство всего их лицемерия. Никто не мог сказать, что нам теперь делать. Мои друзья кинули меня, потому что я связался с черномазой, и меня это ужасно угнетало, – чертовы засранцы. Ее черные друзья считали меня угнетателем, укравшим молодую черную девочку и превратившим её в свою сексуальную игрушку и все такое. Мудаки! Я втолковывал им, что не тащил её за руку из дома - она сама решала, пойти со мной или остаться. Но нам со Сью было наплевать, правда. Черт подери, если вы теряете таких друзей, то они вам вовсе не друзья. Кроме того, мы были влюблены, так что все остальное было неважно.
Хотя, мы со Сью жили, как кошка с собакой. Она была тройной Близнец, так что было абсолютно непонятно, с какой её сущностью вы в данный момент говорите. Мы постоянно нуждались в деньгах, а потом она начала работать в клубе Speakeasy. Ей все время делали разного рода предложения - она была молода, и только что обнаружила, что красива, так что люди не преминули этим воспользоваться. Пока она работала в Спикизи, мы расстались – в четвертый или в пятый раз за все время наших отношений - а затем ее трахнул Мик Джаггер. Потом я спросил ее: «Ну и как?». На что она ответила, «Ну, он не плох, но не так хорош, как Джаггер, знаешь ли», - вот это ответ, я понимаю! Конечно, она хотела сказать, что Джаггер не соответствовал своей собственной репутации. У него не было никаких шансов, даже если бы он с шестом запрыгнул с улицы в окно прямо на неё - ну, вы понимаете, о чем я.
В итоге Сью получила работу в Ливане, танцовщицей в Бейруте. Это было до того, как город был разрушен, и он еще оставался детской площадкой Западного мира. Она вернулась с неустойчивой героиновой зависимостью, и это была уже не та Сью. Как-то, когда мы в очередной раз помирились, она зашла к своей бабушке. И пока была у нее, упросила одного из своих друзей принести ей героин. Она пошла в ванную и заперла дверь. Приняла это дерьмо, легла в воду, потеряла сознание и утонула в своей собственной ванне. Ей было всего девятнадцать.
Когда она умерла, я был в Лондоне – к этому времени я уже играл в Hawkwind - но не пошел на похороны. Я имею в виду, кому приятно смотреть на них, мертвых? Я любил их живыми. У неё была сестра, Кей. Такая же симпатичная, как Сью. Я ничего не знаю о ее судьбе, но если ты, Кей, читаешь эти строки, свяжись со мной - мы вспомним Сью. Хорошо?
Вот так на личном опыте я узнал, что героин самый страшный наркотик на свете, но это еще не означает, что у меня самого не было проблем в поисках своей собственной отравы. Однажды, в 69-м или 70-м, я чуть было не склеил ласты. Как-то мы сидели всей компанией и ждали, когда посыльный принесет нам «спид». Этот парень появился с медсестрой. Видать, она работала в амбулатории, и он заплатил ей, чтобы получить сульфат амфетамина. Она пришла с банкой, на которой вроде бы было написано «амфетамина сульфат». И мы, жадные ублюдки, тут же набросились на него. Но это был не амфетамин, это был сульфат атропина - белладонна. Яд. Мы все приняли по чайной ложке этого зелья, порцию, в двести раз превышающую допустимую дозу, и буквально сошли с ума, все разом.
Я бродил с телевизором под мышкой и разговаривал с ним. А кто-то кормил деревья из окна. В общем, какое-то время было интересно, правда. Потом мы все отрубились, и кто-то позвонил в службу спасения наркоманов, у которой был фургон скорой помощи с бесплатными наркотиками, и они погрузили нас, как дрова, и отвезли в больницу. Я очухался на больничной койке и мог видеть свою руку насквозь. Я видел складки больничной простыни под своей рукой. А потом увидел больничные стены. «Ё-моё!» - подумал я. Я был уверен, что приземлился в психушке. Потом до меня дошло, что это обычная больница, потому что рукава на моей пижаме были обычной длины. А на соседней койке я увидел своего друга Джефа, который только начал приходить в себя.
- Тс-с-с! Джеф!
- Что?
- Мы в больнице.
- Вау!
- Надо сваливать отсюда. Ты в порядке?
- Да.
- Давай, по-тихому!
Но едва мы встали с кроватей, как раздался вопль:
- А-А-А-А-А! ОНИ ВЕЗДЕ!
Он прыгал и орал с выпученными глазами:
- Черви, личинки, муравьи - А-А-А-А-А!
Я вернулся в кровать.
Наконец пришел доктор. – «Если бы мы опоздали хоть на час, вы были бы уже мертвы».
Я подумал: «Могу поспорить, ты жалеешь, что не опоздал, педераст несчастный».
Он сказал, что нам дали противоядие, и что нужно подождать, чтобы действие наркотика прошло. На это ушло целых две недели, и это было очень странное время. Я хочу сказать, что я мог сидеть, читать книгу, и вот я дочитываю до страницы 42 – и понимаю, что никакой книги и в помине нет. Или я мог идти по улице, и думать, что несу чемодан и вдруг – оп! оказывается, в руках - ничего. Странно... но интересно. Впрочем, не так уж и интересно, чтобы повторить это!
Наконец, после нескольких месяцев бродяжничанья, я оказался в очередной группе, Opal Butterfly. Я встретил их барабанщика, Саймона Кинга (Simon King) в Челси, в месте, прозванном нами «Аптекой». Эта самая Аптека была большим ярким мюзик-холлом, в три этажа. На третьем этаже был ресторан, на втором пивная, и магазин грампластинок на первом. Там же находилось множество бутиков и других магазинов. Это было одним из первых торговых центров. Довольно дорогое, но отличное местечко. Парни из Opal Butterfly обычно приходили туда выпить, и я скорешился с Саймоном и стал своим в группе. Понятия не имею, почему я стал тусоваться с ним - с Саймоном было сложно ужиться. Но рассказ о нём еще впереди.
Во всяком случае, Opal Butterfly были хорошей группой, но они так никуда и не пробились. На момент моего прихода в группу они уже несколько лет работали на сцене, а через несколько месяцев распались. Один из парней, Рей Мейджор (Ray Major), еще играл в Mott Hoople. Они распались как раз вовремя, потому что буквально через пару месяцев я уже играл в Hawkwind.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Наркоман (Speedfreek)
Мой союз с Hawkwind начался с Дикмика (Dikmik). «Инструмент», на котором он играл в группе, представлял из себя маленькую коробку с двумя регуляторами на лицевой панели. Это называлось кольцевым модулятором, но фактически это был звуковой генератор с диапазоном, превышающим возможности человеческого уха. Если частоту сигнала до предела повысить, это вызовет потерю равновесия и рвоту; если понизить – можно наложить в штаны. Этим хитрым изобретением можно было довести людей до эпилепсии. Находясь на сцене, Дикмик мог выбрать какого-нибудь впечатлительного зрителя. Когда мы играли с ним в Hawkwind, я подходил к нему и спрашивал: «Ну что, нашёл кандидата?». Он говорил: «Да, вон тот парень. Видишь?». Он крутил регулятор - вззз-зззз - и парень начинал спотыкаться. Звук может творить чудеса. Хотя, конечно, мы никогда не были уверены, творит все эти чудеса звуковой генератор или это происходит, потому что перед концертом мы нашпиговали нашу еду кислотой. Но, как обычно, я опережаю события.