Затем Ипполит Матвеевич подружился с лихачом,
раскрыл ему всю душу и сбивво рассказал про бриль-
янты.
-- Веселый барин! -- воскликнул извозчик. Ипполит Матвеевич действительно развеселился. Как видно, его веселье носило несколько предосудительный характер, потому что часам к одиннадцати утра он проснулся в отделении милиции. Из двухсот рублей, которыми он так позорно начал ночь наслаждений и утех, при нем оставалось только двенадцать.
Ему казалось, что он умирает. Болел позвоночник, ныла печень, а на голову, он чувствовал, ему надели свинцовый котелок. Но ужаснее всего было то, что он решительно не помнил, где и как он мог истратить такие большие деньги. По дороге домой пришлось зайти к оптику и вставить в оправу пенсне новые стекла. Остап долго, с удивлением, рассматривал измочаленную фигуру Ипполита Матвеевича, но ничего не сказал. Он был холоден и готов к борьбе. ГЛАВА XXI. ЭКЗЕКУЦИЯ
Аукционный торг открывался в пять часов. Доступ граждан для обозрения вещей начинался с четырех. Друзья явились в три и целый час рассматривали машиностроительную выставку, помещавшуюся тут же рядом.
-- Похоже на то,-сказал Остап,-что уже завтра мы сможем, при наличии доброй волн, купить этот паровозик. Жалко, что цена не проставлена. Приятно все-таки иметь собственный паровоз.
Ипполит Матвеевич маялся. Только стулья могли его утешить.
От них он отошел лишь в ту минуту, когда на кафедру взобрался аукционист в клетчатых брюках "столетье" и бороде, ниспадавшей на толстовку русского коверкота.
Концессионеры заняли места в четвертом ряду справа. Ипполит Матвеевич начал сильно волноваться. Ему казалось, что стулья будут продаваться сейчас же. Но они стояли сорок третьим номером, и в продажу поступала сначала обычная аукционная гиль и дичь: разрозненные гербовые сервизы, соусник, серебряный подстаканник, пейзаж художника Петунина, бисерный ридикюль, совершенно новая горелка от примуса, бюстик Наполеона, полотняные бюстгальтеры, гобелен "Охотник, стреляющий диких уток" и прочая галиматья.
Приходилось терпеть и ждать. Ждать было очень трудно: все стулья налицо; цель была близка, ее можно было достать рукой.
"А большой бы здесь начался переполох,-- подумал Остап, оглядывая аукционную публику,-если бы они узнали, какой огурчик будет сегодня продаваться под видом этих стульев".
-- Фигура, изображающая правосудие!-провозгласил аукционист.-- Бронзовая. В полном порядке. Пять рублей. Кто больше? Шесть с полтиной, справа, в конце -- семь. Восемь рублей в первом ряду, прямо, Второй раз, восемь рублей, прямо. Третий раз, в первом ряду, прямо.
К гражданину из первого ряда сейчас же понеслась девица с квитанцией для получения денег.
Стучал молоточек аукциониста. Продавались пепельницы из дворца, стекло баккара, пудреница фарфоровая.
Время тянулось мучительно.
-- Бронзовый бюстик Александра Третьего. Может служить пресс-папье. Больше, кажется, ни на что не годен, Идет с предложенной цены бюстик Александра Третьего. В публике засмеялись.
-- Купите, предводитель,-съязвил Остап,-вы, кажется, любите.
Ипполит Матвеевич не отводил глаз от стульев и молчал.
-- Нет желающих? Снимается с торга бронзовый бюстик Александра Третьего. Фигура, изображающая правосудие. Кажется, парная к только что купленной. Василий, покажите публике "Правосудие". Пять рублей. Кто больше?
В первом ряду прямо послышалось сопенье. Как видно, гражданину хотелось иметь "Правосудие" в полном составе.
-- Пять рублей-бронзовое "Правосудие"!
-- Шесть! -- четко сказал гражданин.
-- Шесть рублей прямо. Семь. Девять рублей, в конце справа.
-- Девять с полтиной,-- тихо сказал любитель "Правосудия", поднимая руку.
-- С полтиной, прямо. Второй раз, с полтиной, прямо. Третий раз, с полтиной,
Молоточек опустился. На гражданина из первого ряда налетела барышня.
Он уплатил и поплелся в другую комнату получать свою бронзу.
-- Десять стульев из дворца! -- сказал вдруг аукционист.
-- Почему из дворца? -- тихо ахнул Ипполит Матвеевич. Остап рассердился:
-- Да идите вы к черту! Слушайте и не рыпайтесь!
-- Десять стульев из дворца. Ореховые. Эпохи Александра Второго. В полном порядке. Работы мебельной мастерской Гамбса. Василий, подайте один стул под рефлектор.
Василий так грубо потащил стул, что Ипполит Матвеевич привскочил.
-- Да сядьте вы, идиот проклятый, навязался на мою голову!-зашипел Остап.-- Сядьте, я вам говорю!
У Ипполита Матвеевича заходила нижняя челюсть. Остап сделал стойку. Глаза его посветлели.
-- Десять стульев ореховых. Восемьдесят рублей. Зал оживился. Продавалась вещь, нужная в хозяйстве. Одна за другой выскакивали руки. Остап был спокоен.
-- Чего же вы не торгуетесь?-- набросился на него Воробьянинов.
-- Пошел вон,-- ответил Остап, стиснув зубы.
-- Сто двадцать рублей, позади. Сто тридцать пять, там же. Сто сорок.
Остап спокойно повернулся спиной к кафедре и с усмешкой стал рассматривать своих конкурентов.
Был разгар аукциона. Свободных мест уже не было. Как раз позади Остапа дама, переговорив с мужем, польстилась на стулья ("Чудесные полукресла! Дивная работа! Саня! Из дворца же!") и подняла руку.
-- Сто сорок пять, в пятом ряду справа. Раз. Зал потух. Слишком дорого.
-- Сто сорок пять. Два.
Остап равнодушно рассматривал лепной карниз. Ипполит Матвеевич сидел, опустив голову, и вздрагивал.
-- Сто сорок пять. Три.
Но прежде чем черный лакированный молоточек ударился о фанерную кафедру, Остап повернулся, выбросил вверх руку и негромко сказал:
-- Двести.
Все головы повернулись в сторону концессионеров. Фуражки, кепки, картузы и шляпы пришли в движение. Аукционист поднял скучающее лицо и посмотрел на Остапа.
-- Двести, раз,-сказал он,-двести, в четвертом ряду справа, два. Нет больше желающих торговаться? Двести рублей, гарнитур ореховый дворцовый из десяти предметов. Двести рублей-три, в четвертом ряду справа.
Рука с молоточком повисла над кафедрой.
-- Мама!-сказал Ипполит Матвеевич громко. Остап, розовый и спокойный, улыбался. Молоточек упал, издавая небесный звук.
-- Продано,-- сказал аукционист.-- Барышня! В четвертом ряду справа.
-- Ну, председатель, эффектно?-спросил Остап.Что бы, интересно знать, вы делали без технического руководителя?
Ипполит Матвеевич счастливо ухнул. К ним рысью приближалась барышня.
-- Вы купили стулья?
-- Мы! -- воскликнул долго сдерживавшийся Ипполит Матвеевич.-Мы, мы. Когда их можно будет взять?
-- А когда хотите. Хоть сейчас!
Мотив "Ходите, вы всюду бродите" бешено запрыгал в голове Ипполита Матвеевича. "Наши стулья, наши, наши, наши!" Об этом кричал весь его организм. "Наши!"-кричала печень. "Наши!"-подтверждала слепая кишка.
Он так обрадовался, что у него в самых неожиданных местах объявились пульсы. Все это вибрировало, раскачивалось и трещало под напором неслыханного счастья. Стал виден поезд, приближающийся к СенГотарду. На открытой площадке последнего вагона стоял Ипполит Матвеевич Воробьянинов в белых брюках и курил сигару. Эдельвейсы тихо падали на его голову, снова украшенную блестящей алюминиевой сединой. Он катил в Эдем.
-- А почему же двести тридцать, а не двести? -- услышал Ипполит Матвеевич. Это говорил Остап, вертя в руках квитанцию.
-- Включается пятнадцать процентов комиссионного сбора,-- ответила барышня.
-- Ну, что же делать! Берите!
Остап вытащил бумажник, отсчитал двести рублей и повернулся к главному директору предприятия:
-- Гоните тридцать рублей, дражайший, да поживее: не видите -- дамочка ждет. Ну?
Ипполит Матвеевич не сделал ни малейшей попытки достать деньги.
-- Ну? Что же вы на меня смотрите, как солдат на вошь? Обалдели от счастья?
-- У меня нет денег,-- пробормотал, наконец, Ипполит Матвеевич.
-- У кого нет? -- спросил Остап очень тихо.
-- У меня.
-- А двести рублей?!
-- Я...м-м-м...п-потерял.
Остап посмотрел на Воробьянинова, быстро оценил помятость его лица, зелень щек и раздувшиеся мешки под глазами.
-- Дайте деньги! -- прошептал он с ненавистью.Старая сволочь!
-- Так вы будете платить?-спросила барышня.
-- Одну минуточку!-сказал Остап, чарующе улыбаясь,-- маленькая заминка.
Была еще маленькая надежда. Можно было уговорить подождать с деньгами.
Тут очнувшийся Ипполит Матвеевич, разбрызгивая слюну, ворвался в разговор.
-- Позвольте! -- завопил он.-- Почему комиссионный сбор? Мы ничего не знаем о таком сборе! Надо предупреждать. Я отказываюсь платить эти тридцать рублей.
-- Хорошо,-- сказала барышня кротко,-- я сейчас все устрою.
Взяв квитанцию, она унеслась к аукционисту и сказала ему несколько слов. Аукционист сейчас же поднялся. Борода его сверкала под светом сильных электрических ламп.
-- По правилам аукционного торга,-звонко заявил он,-- лицо, отказывающееся уплатить полную сумму за купленный им предмет, должно покинуть зал. Торг на стулья отменяется. Изумленные друзья сидели недвижимо.
-- Папрашу вас! -- сказал аукционист. Эффект был велик. В публике злобно смеялись. Остап все-таки не вставал. Таких ударов он не испытывал давно.
-- Па-апра-ашу вас!
Аукционист пел голосом, не допускающим возражений. Смех в зале усилился.
И они ушли. Мало кто уходил из аукционного зала с таким горьким чувством. Первым шел Воробьянинов. Согнув прямые костистые плечи, в укоротившемся пиджачке и глупых баронских сапогах, он шел, как журавль, чувствуя за собой теплый, дружественный взгляд великого комбинатора.
Концессионеры остановились в комнате, соседней с аукционным залом. Теперь они могли смотреть на торжище только через стеклянную дверь. Путь туда был уже прегражден. Остап дружественно молчал.
-- Возмутительные порядки,-трусливо забормотал Ипполит Матвеевич,-- форменное безобразие! В милицию на них нужно жаловаться. Остап молчал.
-- Нет, действительно это ч-черт знает что такое! - продолжал горячиться Воробьянинов.-- Дерут с трудящихся втридорога. Ей-богу!.. За какие-то подержанные десять стульев двести тридцать рублей. С ума сойти...