Смекни!
smekni.com

Эмоция как ведущая составляющая творчества Пушкина (стр. 8 из 16)

Обычными явлениями были насилия, совершаемые помещиками над крепостными девушками и женщинами. Этим, в частности, славился знакомый родителей Пушки­на Д. Н. Философов, владелец богатого села Богдановского, который содержал у себя в имении гарем из крепо­стных девушек. Известен случай, когда сын Псковского губернского предводителя дворянства А. И. Львова, вла­дельца села Алтун, в 15 верстах от Михайловского, отдал крепостную девушку, отказавшуюся стать его наложни­цей, на растерзание псам. Практиковались продажа крестьян без земли, целыми деревнями и поодиночке, разлучение семей. Давний знакомец Н. О. и С. Л. Пуш­киных, помещик села Ругодево Новоржевского уезда Н. С. Креницын, продал в Петербург на завод 89 человек своих крепостных. Не приходится уже говорить о массо­вых случаях сдачи молодых крестьян в рекруты.

Бедственное положение и полное бесправие вызывали протесты, стихийные волнения крестьян. В 1819 году, например в Опочецком уездном суде находилось в произ­водстве дело о покушении крестьянина Дорофен Матве­ева с товарищами на жизнь помещика Родзевич. Кре­стьяне обвиняли Родзевича в истязаниях, разорении по­борами, произвольном содержании в тюрьме, убийстве одного из крепостных. Они кричали, чтобы он убиралсявон, и выстрелом из ружья разбили окно. Крестьянские возмущения, кровавые бунты вспыхивали постоянно то в одном, то в другом уезде. Иногда они были столь мно­голюдны, что на подавление их вызывали воинские ко­манды.

Такое положение дел в губернии вынудило Прибалтий­ского и Псковского генерал-губернатора Ф.О. Паулуччи обратиться в правительство со специальной запиской, в ко­торой он писал: «В Псковской губернии помещичьи крестьяне, по совершенно беззащитному положению свое­му, внушают искреннее участие (27,89). Жестокое обращение, и почти мучения, которые помещики заставляют претерпе­вать своих крестьян, хотя уже слишком известны, но при всем том еще должны показаться невероятными» Пау­луччи считал необходимым принятие со стороны прави­тельства специальных мер. Но записка его осталась «без последствий».

Пушкину, несомненно, было известно многое из того, что происходило в ближних и дальних имениях псковских помещиков. Быть может, он имел в виду кого-то из своих соседей по Михайловскому, когда позднее, в статье «Пу­тешествие из Москвы в Петербург» рассказывал о поме­щике, которого знал в молодости («лет 15 тому назад», т. с. как раз в 1819 году - статья относится к 1834 го­ду): «...он нашел своих крестьян, как говорится, избало­ванными слабым и беспечным своим предшественником. Первым старанием его было общее и совершенное разо­рение. Он немедленно приступил к совершению своего предположения и в три года привел крестьян в жестокое положение. Крестьянин не имел никакой собственности, он пахал барскою сохою, запряженной барскою клячею, скот его был весь продан, он садился за спартанскую трапезу на барском дворе; дома не имел он ни штей, ни хлеба. Одежда, обувь выдавалась ему от господина...» Помещик этот «был убит своими крестьянами во время пожара».

Крепостнический быт в его типичном проявлении Пушкин мог видеть своими глазами, при посещении ближайших соседей, да и в самом Михайловском, повсе­дневно. Вспомним, что при дурном настроении владельца Петровского его дворовых «выносили на простынях». В Тригорском, порядки были не столь жестокие, как при хозяйничанье Александра Максимовича Вындомского, когда дело доходило до «возмущений», которые усми­ряли войска, но крепостных держали в строгости: и Прасковья Александровна могла отправить провинившегося дворового на конюшню для «поучения» или сдать в сол­даты молодого кучера только за то, что тот без ее раз­решения отвез на ярмарку в Святые Горы девушек из ближней деревни. В Михайловском, по свидетельству со­временника, «девичья ... постоянно была набита дворовы­ми и крестьянскими малолетками, которые ... исполняли разнообразные уроки». Так было заведено Марией Алек­сеевной, которая требовательно следила за работой каж­дого. «Отсюда восходила она очень просто до управления взрослыми людьми и до хозяйственных распоряжений по имению, наблюдая точно так же, чтобы ни одна сила не пропадала даром». Вряд ли после смерти Марии Алек­сеевны, когда бразды правления перешли в чужие руки, что-либо в судьбе Михайловской дворни и крестьян изме­нилось к лучшему. Не единичными были случаи продажи крепостных, сдачи в рекруты.

Сохранился знаменательный документ, датированный 1809 годом: «Купчая на проданную девку статскою совет­ницею Надеждою Пушкиною из дворни титулярной со­ветнице Варваре Яковлевне Лачиповой, писанную по седьмой ревизии Псковской губернии Опочецкого уезда села Мнхайловска, деревни Лежнева». Продать «девку» считалось в порядке вещей. Такова была психология да­же просвещенного дворянина. Так же как и сдать в рек­руты парня, получив за это соответствующую сумму. Муж Ольги Сергеевны Н. И. Павлищев уже много позже писал Пушкину из Михайловского, что «не худо б за­брить лоб кому-нибудь из наследников Михаилы» и реко­мендовал «отдать в солдаты» дворового Петрушку.

Все реальности крепостнического быта, рассказы о которых слышал Пушкин в этот свой приезд в Михайловское, которые видел своими глазами, служили яркой иллюстрацией к тому, о чем говорил он с Николаем Тур­геневым и его друзьями, что глубоко волновало и требо­вало своего поэтического выражения.

Непосредственное соприкосновение с действительно­стью, запас реальных жизненных наблюдений необходи­мы были Пушкину, чтобы зревшие в нем мысли и чувства обрели соответствующую художественную форму. Так было у него всегда.

По точному определению Н П. Огарева, «Деревня» «выстрадана из действительной жизни до художествен­ной формы», т. е. стала художественным обобщением тех жизненных явлений, которые, будучи хорошо знакомы поэту, не могли оставить его равнодушным. Зна­комство с этими жизненными явлениями пришло к Пушкину в псковской деревне. Если бы поэт не ездил в Михайлавское, он и тогда, несомненно, выразил бы в стихах свое возмущение рабским положением наро­да, зверским угнетением, которому подвергался он со стороны дикарей-помещиков. Но стихи эти были бы другими.

Главное, что здесь, в Михайловском, должно было по­разить воображение юного поэта, вдохновить на создание именно такого стихотворения, как «Деревин», рази­тельный контраст между красотой, щедростью окружающей земли и уродливым, нищенски-рабским существова­нием подавляющей) больщинства живущих на ней лю­дей; между тем, что могло бы бить и что было на самом деле, между возможным и существующим. Этот контраст определяет и идейную и композиционную основу «Де­ревни».

Картины привольной, овеянной какой-то особой теплотой и нежностью русской природы открывались в южных районах, и он с абсолютной точ­ностью воспроизводит их в первой части своего стихотво­рения.

Я твой люблю сей темный сад

С его прохладой и цветами,

Сей луг, уставленный душистыми скирдами,

Где светлые ручьи в кустарниках шумят.

Везде передо мной подвижные картины:

Здесь вижу двух озер лазурные равнины,

Где парус рыбаря белеет иногда.

За ними ряд холмов и нивы полосаты,

Вдали рассыпанные хаты,

На влажных берегах бродящие стада.

Овины дымные и мельницы крылаты;

Везде следы довольства и труда.

То, что эти «подвижные картины» были «списаны с на­туры», в значительной степени определило их реальность, конкретность, отличие от условно-идиллических, сен­тиментальных описании, обычных для поэзии тот вре­мени.

Они согреты искренним чувством любви к родной земле.

Приветствую тебя пустынный уголок,

Приют спокойствия, трудов и вдохновенья.

Где льется дней моих невидимый поток

На лоне счастья и забвенья.

Я твой - я променял порочный двор Царицын,

Роскошные пиры, забавы, заблужденья

На мирный шум дубрав, на тишину полей,

На праздность вольную, подругу размышленья

И чем прекраснее была эта земля, тем очевиднее вопию­щая социальная несправедливость, лишающая тех, кому она должна была принадлежать по праву, самых элемен­тарных условий существования, тем сильнее был вызывае­мый такой несправедливостью гневный протест. И этот протест, как и ужасающее положение закрепощенного на­рода, выражены в стихотворении в реальных, конкретных образах, а не отвлеченно-риторически. Поэт говорит о том, что хорошо знает. За каждым словом — глубо­кое содержание, точное определение действительного явле­ния, той или иной стороны народной жизни.

1.4. Эмоциональное содержание поэзии А.С. Пушкина как авторское восприятие картины мира

В русской мысли и литературе присутствует частью равнодушное отношение к эмоциональному содержанию поэзии и мысли Пушкина. На это указал уже почти 40 лет тому назад Мережковский. Миросозерцание величайшего русского поэта и "умнейшего человека России" (выражение Николая I), каждая строка и каждый день жизни которого исследованы учеными пушкиноведами, остается и до сих пор почти не изученным и мало известным большинству русских людей. Не касаясь здесь этой в высшей степени важной общей темы, мы хотим остановиться на эмоционально-чувственном сознании Пушкина. Из всех вопросов "пушкиноведения" эта тема менее всего изучена; она, можно сказать, почти еще не ставилась (62). Между тем, это есть тема величайшей важности не только для почитателей Пушкина: это есть в известном смысле проблема русского национального самосознания. Ибо гений - и в первую очередь гений поэта - есть всегда самое яркое и показательное выражение народной души в ее субстанциальной первооснове.