И когда везирь вернулся от дамасского наместника (а тот разрешил ему взять своего обидчика и выехать с ним), он вошел в палатку и потребовал повара, - и того привели, скрученного чалмой. И Бедр-ад-дин Хасан посмотрел на своего дядю и горько заплакал и сказал: "О господин мой, в чем мой грех перед вами?" - "Это ты сварил гранатные зернышки?" - спросил его везирь. "Да, - отвечал Бедр-ад-дин, - а вы нашли в них что-то, за что следует снять голову?" - "Это наилучшее и наименьшее возмездие тебе!" - воскликнул везирь. И Бедрад-дин сказал: "О господин мой, не сообщишь ли ты мне, в чем мой грех?" - "Да, сию минуту", - отвечал везирь, и потом он крикнул слугу и сказал: "Приведите верблюдов". И они взяли Бедр-ад-дина Хасана и положили в сундук, и заперли его, и поехали, и ехали, не переставая, до ночи. А потом они сделали привал, кое-чего поели и вынули Бедр-ад-дина и покормили его и положили обратно в сундук, - и так это продолжалось, пока они не достигли Камры [53].
И тогда Бедр-ад-дина Хасана вынули из сундука, и везирь спросил его: "Это ты варил гранатные зернышки?" - "Да, о господин мой", - отвечал Бедр-ад-дин; и везирь сказал: "Закуйте его!" И его заковали и снова положили в сундук и поехали, и когда прибыли в Каир, остановились в ар-Рейдании [54]. И везирь велел вынуть Бедр-ад-дина Хасана из сундука и приказал позвать плотника и сказал ему: "Сделай для него деревянную куклу". - "А что ты будешь с ней делать?" - спросил Бедр ад-дин-Хасан. "Я повешу тебя на кукле и прибью тебя к ней гвоздями и повезу тебя по всему городу", - отвечал везирь. И Бедрад-дин воскликнул: "За что ты со мной это сделаешь?" - "За то, что ты скверно сварил гранатные зернышки, - сказал везирь. - Как мог ты их так сварить, что в них недоставало перцу?" - "И за то, что в них не хватало перцу, ты со мной все это делаешь! - воскликнул Бедрад-дин. - Недостаточно тебе было меня заточить! И кормили-то вы меня раз в день!" - "Не хватало перцу, и нет для тебя наказания, кроме смерти!" - сказал везирь. И Бедр-ад-дин изумился и опечалился о самом себе.
"О чем ты думаешь?" - спросил его везирь. "О бестолковых умах, подобных твоему, - отвечал Бедр-аддин. - Будь у тебя разум, ты бы не сделал со мною этих дел". - "Нам надо тебя помучить, чтобы ты больше не делал подобного этому", - сказал везирь, а Бедр-ад-дин Хасан возразил: "Поистине, ничтожнейшее из того, что ты со мной сделал, достаточно меня измучило!" Но везирь воскликнул: "Тебя непременно надо повесить!" А в это время плотник готовил куклу, а Бедр-ад-дин смотрел. И так продолжалось, пока не подошла ночь, и когда дядя Бедр-ад-дина взял его и бросил в сундук и сказал: "Это будет завтра!"
И он подождал, пока не убедился, что Бедр-ад-дин заснул, и, сев на коня, взял сундук, поставил его перед собою и въехал в город, и ехал, пока не прибыл к своему дому, и тогда он сказал своей дочери, Ситт-аль-Хусн: "Слава Аллаху, который соединил тебя с сыном твоего дяди! Поднимайся, убери комнату так, как она была убрана в вечер смотрин".
И она встала и зажгла свечи, а везирь вынул исчерченную бумажку, на которой он нарисовал расположение комнаты, и они поставили все на место, так что видевший не усомнился бы, что это та же самая ночь смотрин.
И после этого везирь приказал положить тюрбан Бедрад-дина Хасана на то же место, куда он положил его своей рукой, а также его шальвары и кошель, который был под тюфяком, а затем он велел своей дочери раздеться, так же как в ночь смотрин, и сказал: "Когда войдет сын твоего дяди, скажи ему: "Ты заставил меня ждать, уйдя в покой уединения!" И пусть он с тобой переночует до утра, а тогда мы ему покажем записанные числа".
Потом везирь вынул Бедр-ад-дина из сундука, раньше сняв с его ног оковы и освободив его от того, что на нем было, так что он остался в тонкой ночной рубашке, без шальвар (а он спал, ничего не зная).
И по предопределенному велению Бедр-ад-дин перевернулся и проснулся и увидел себя в освещенном проходе и сказал себе: "Это испуганные грезы!"
И он встал и прошел немного до второй двери и посмотрел, - и вдруг, оказывается, он в той комнате, где перед ним открывали невесту, и видит балдахин, и скамеечку, и свой тюрбан, и вещи.
И, увидя это, Бедр-ад-дин оторопел и стал переступать с ноги на ногу и воскликнул: "Сплю я или бодрствую?"
И он принялся тереть себе лоб и с изумлением говорил: "Клянусь Аллахом, это помещение невесты, где ее открывали для меня! Где же я? Я ведь был в сундуке!"
И пока он говорил сам с собою, Ситт-аль-Хусн вдруг подняла край полога и сказала: "О господин мой, не войдешь ли ты? Ты задержался в покое уединения". И когда
Бедр-ад-дин услышал ее слова и увидел ее, он рассмеялся и сказал: "Поистине, это спутанные грезы!"
Потом он вошел и стал вздыхать, размышляя о том, что случилось, и не зная, что думать, и все происшедшее стало ему неясно, когда он увидел свой тюрбан и шальвары и кошель, в котором была тысяча динаров.
"Аллах лучше знает! Это спутанные грезы!" - воскликнул он. И тогда Ситт-аль-Хусн сказала ему: "Что это, ты, я вижу, смущен и удивлен? Не таким ты был в начале ночи!" И Бедр-ад-дин засмеялся и спросил: "Сколько времени меня с тобою не было?" И она воскликнула:
"Спаси тебя Аллах! Имя Аллаха вокруг тебя! Ты только вышел за нуждою и возвращаешься. Ты потерял ум!"
И Бедр-ад-дин, услышав это, засмеялся и сказал: "Ты права! Но когда я вышел от тебя, я забылся в домике с водой и видел во сне, что я сделался поваром в Дамаске и прожил там десять лет, и будто ко мне пришел кто-то из детей вельможи и с ним был евнух..."
И тут Бедр-ад-дин Хасан пощупал рукой лоб и, найдя на нем след удара, воскликнул: "Клянусь Аллахом, о госпожа моя, это как будто правда, так как он ударил меня по лбу и ранил меня. Похоже, что это наяву было!"
Потом он сказал: "Когда мы обнялись и заснули, мне приснилось, будто я отправился в Дамаск без тюрбана и без шальвар и сделался поваром..." И он простоял некоторое время растерянный и сказал: "Я как будто видел, что я сварил гранатных зернышек, в которых было мало перцу... Клянусь Аллахом, я, наверно, заснул в комнате с водой и видел все это во сне!.." - "Заклинаю тебя Аллахом, что ты еще видел во сне, кроме этого?" - спросила Ситт-аль-Хусн; и Бедр-ад-дин Хасан рассказал ей и добавил: "Клянусь Аллахом, если бы я не проснулся, они бы, наверное, распяли меня на деревянной кукле!" - "За что же?" - спросила Ситт-аль-Хусн. "За недостаток перца в гранатных зернышках, - ответил Бедр-ад-дин. - Они как будто разрушили мою лавку, разбили всю мою посуду и положили меня в сундук, а потом привели плотника, чтобы сделать для меня виселицу, так как они хотели меня повесить. Слава же Аллаху за то, что все это случилось со мною во сне, а не произошло наяву!"
И Ситт-аль-Хусн засмеялась и прижала его к своей груди, и он тоже прижал ее к груди, а после, подумав, сказал: "Клянусь Аллахом, похоже на то, что это было несомненно наяву! Не знаю, в чем тут дело!"
И он заснул, недоумевая о своем деле, и то говорил: "Я грезил", то говорил: "Я бодрствовал", - и так продолжалось до утра, когда к нему вошел его дядя, Шамс-аддин, везирь, и поздоровался с ним.
И Бедр-ад-дин Хасан посмотрел на него и воскликнул: "Клянусь Аллахом, не ты ли это велел меня скрутить и прибить меня гвоздями и разрушить мою лавку из-за того, что в гранатных зернышках недоставало перцу?" И тогда везирь сказал ему: "Знай, о дитя мое, что истина выяснилась, и стало явно то, что было скрыто. Ты - сын моего брата, и я сделал это, чтобы убедиться, что ты тот, кто вошел к моей дочери той ночью. А убедился я в этом только потому, что ты узнал комнату и узнал твою чалму и шальвары, и твое золото и бумажку, что написана твоим почерком, ту, которую написал твой родитель, мой брат. Я не видел тебя прежде этого и не знал тебя, а твою мать я привез с собою из Басры".
И после этого он бросился к Бедр-ад-дину и заплакал, и Бедр-ад-дин Хасан, услышав от своего дяди такие слова, до крайности удивился и обнял своего дядю, плача от радости. А потом везирь сказал ему: "О дитя мое, всему этому причиной то, что произошло между мной и твоим отцом", - и он рассказал ему, что случилось у него с бра том и почему тот уехал в Басру.
Затем везирь послал за Аджибом; и, увидев его, его отец воскликнул: "Вот тот, кто ударил меня камнем!" А везирь сказал: "Это твой сын". И тогда Бедр-ад-дин кинулся к нему и произнес:
"Я немало плакал, когда случилось расстаться нам,
И пролили веки потоки слез в печали.
И поклялся я, что когда бы время свело нас вновь,
О разлуке я поминать не стал бы устами.
Налетела радость, но бурно так, что казалось мне,
Что от силы счастья повергнут я в слезы".
И когда он кончил свои стихи, вдруг подошла его мать и кинулась к нему и сказала:
"Мы сетовали при встрече на силу того, что скажем;
Не выразить ведь печали устами гонца вовеки".
А затем его мать рассказала ему, что случилось после его исчезновения, и Хасан рассказал ей, что он перенес, - и они возблагодарили Аллаха великого за то, что встретились друг с другом.
Потом везирь Шамс-ад-дин отправился к султану, через два дня после того, как он прибыл, и, войдя к нему, поцеловал перед ним землю и приветствовал его, как приветствуют царей; и султан обрадовался и улыбнулся ему в лицо и велел ему приблизиться, а потом расспросил его о том, что он видел в путешествии и что с ним произошло во время поездки.
И Шамс-ад-дин рассказал ему всю историю от начала до конца; и султан сказал: "Слава Аллаху, что ты получил желаемое и возвратился невредимый к семье и детям! Я непременно должен увидеть твоего племянника Хасана басрийского, приведи его завтра в диван". - "Твой раб явится завтра, если захочет Аллах великий", - ответил Шамс-ад-дин, а затем пожелал султану мира и вышел; а вернувшись домой, он рассказал сыну своего брата, что султан пожелал его видеть, и Хасан басрийский сказал: "Раб послушен приказанию владыки!"