Смекни!
smekni.com

Толстой Собрание сочинений том 19 избранные письма 1882-1899 (стр. 36 из 98)

Л. Толстой.

1891

162. H. H. Страхову

1891 г. Января 7. Ясная Поляна.

Кажется, я виноват перед вами, дорогой Николай Николаевич, за ваше хорошее последнее письмо*, что не отвечал. Очень занят. Все силы, какие есть, кладу в работу*, которой занят и которая подвигается понемногу – вступила в тот фазис, при котором регулярно каждый день берешься за прежнее, проглядываешь, поправляешь последнее и двигаешь хоть немного вперед, а то зады исправляешь в 10 и 20‑й раз, но уже видишь, что основа заложена и останется. Это делаешь утром, потом отдыхаешь, гуляешь, потом семейные, посетители, потом чтение.

A propos de* чтение, я читаю книгу, при которой беспрестанно вас поминаю и все хочется с вами поделаться впечатлением; это книга Ренана «L’avenir de la science»*. Я не жалею, что выписал ее. Я прочел треть, и, по‑моему, никогда Ренан не писал ничего умнее: вся блестит умом и тонкими, верными, глубокими замечаниями о самых важных предметах, о науке, философии, филологии, как он ее понимает, о религии. В предисловии он сам себя третирует свысока, а в книге 48 года (я думаю, что он много подправил ее в 90‑м году) он иронически и презрительно и замечательно умно отзывается о людях, судящих о предметах так, как он судит в предисловии; так что понимайте, как хотите, но знайте, что ума в нас бездна, что одно и требуется доказать. В общем и ложная постановка вопроса того, что есть наука, и отсутствие серьезности сердечной, то есть что ему всё все равно; такой же он легченый, с вырезанными нравственными яйцами, как и все ученые нашего времени, но зато светлая голова и замечательно умен. Например, разве не прелестно рассуждение о том, что для людей древних чудеса не были сверхъестественными, а естественными явлениями: все для них совершалось чудесами, как и для народа теперь. Но каково же положение головы человека с научным воззрением на мир, который хочет втиснуть в эти воззрения чудеса древнего мира?

Письмо ваше не под рукой у меня, и потому, может быть, на что‑либо не отвечаю; если так, то простите. Целую вас.

Лев Толстой.

163. Г. С. Рубану‑Щуровскому

1891 г. Января 13. Ясная Поляна.

Очень рад был получить письмо от вас, дорогой Григорий Семенович, рад просто общению с вами и рад был тому вопросу, который вы мне делаете. Как раз в это самое время Чертков прислал мне мои же, когда‑то написанные мысли об искусстве, прося привести их в окончательный вид. Я не кончил и не издал их тогда именно потому, что хорошенько не разрешил того вопроса, который вы мне задаете*. Чем отличается искусство, – та особенная деятельность людская, которая называется этим именем, – от всякой другой деятельности, я знаю, но чем отличаются произведения искусства, нужные и важные для людей, от ненужных и неважных, где эта черта, отделяющая одно от другого? – я еще не сумел ясно выразить, хотя знаю, что она есть и что есть такое нужное и важное искусство*. Само Евангелие есть произведение такого искусства.

Есть самое важное – жизнь, как вы справедливо говорите, но жизнь наша связана с жизнью других людей и в настоящем, и в прошедшем, и в будущем. Жизнь – тем более жизнь, чем теснее ее связь с жизнью других, с общей жизнью. Вот эта‑то связь и устанавливается искусством в самом широком его смысле. Если бы никто не употребил словесного искусства для выражения жизни и учения Христа, я бы не знал его.

И потому я думаю, что искусство важное дело, и его не надо смешивать с жизнью. Жизнь сама по себе, а искусство само по себе.

Передайте мой привет вашей жене.

Л. Толстой.

164. П. В. Засодимскому

1891 г. Января 13. Ясная Поляна.

Павел Владимирович! Я получил ваш рассказ* и тот‑час же прочел про себя и другой раз своим домашним, так он мне понравился. Это то самое искусство, которое имеет право на существование. Рассказ прекрасный, и значение его не только ясно, но хватает за сердце. Вы спрашиваете о слабых сторонах. Слабого нет, все сильно, а недостатки есть: недостаток один тот, что во многих местах слишком подчеркнута дрянность рассказчика, например, где он говорит про свою храбрость – товарищ, дворник, дуэль – это надо выкинуть; другое, это его рассуждения и чувство под взглядом ребенка – это неверно в противуположную сторону (притом у новорожденных не бывает голубых глаз). Третье – не нравятся мне в конце его мечты о том, что могло бы быть, о елке*. Рассказ очень, очень хороший и по форме и по содержанию, и очень благодарен вам за присылку его.

Л. Толстой.

165. Н. С. Лескову

1891 г. Января 20–21. Ясная Поляна.

Ваша защита – прелесть*, помогай вам бог так учить людей. Какая ясность, простота, сила и мягкость. Спасибо тем, кто вызвал эту статью. Пожалуйста, пришлите мне сколько можно этих номеров.

Благодарный вам и любящий

Л. Т.

166. В. А. Гольцеву

1891 г. Января 20–21? Ясная Поляна.

Очень вам благодарен, дорогой Виктор Александрович, за ваше извещение и хлопоты о книге Алексеева*. Нашли ли вы статью для дополнения, а то я поищу в английских журналах*.

Книжечку вашу я прочел. Задача слишком трудная, даже невозможная изложить в таком объеме такие важные и поучительные события. А, разумеется, знать их хорошо, полезно, и хороший грамотей кое‑что узнает.

Об искусстве все хочется кончить, да все не успеваю*.

Как жаль, что вы раздумали побывать у нас. Может быть, выберете времечко, очень будем рады. Дружески жму вашу руку

Л. Толстой.

Письмо в Полн. собр. соч. Л. Н. Толстого (т. 65, с. 215) неверно датировано 7 января. По своему содержанию оно является ответом на письмо Гольцева от 17 января (ГМТ ) и, следовательно, написано не ранее 20–21 января.

167. Л. Л. Толстому

1891 г. Февраля 1–6. Ясная Поляна.

Мама приехала очень довольная тобой, что всегда очень радостно, и рассказывала про твой детский рассказ*. Мне нравится и сюжет, и небоязнь перед избитостью его. Ничто не ново и всё ново. Интересно будет прочесть. Прочел я указанные рассказы Сливицкого. Я еще прежде читал Савву Грудцына*. Мне не понравилось: ничего живого своего, всё… описания по описаниям, а не по своим исследованиям, например то, что медведь идет на человека, поднимаясь на задние лапы и т. п., и это нехорошо*. Да, очень мил рассказ «Урок смирения» – трогательно. Это лучше всего.

У нас живется хорошо – очень согласно. И это радостно. Я все работаю свою работу с большим напряжением… не прочь также украсть; потом встретил Игната, который и не знал, что его Серега в Москве, и жаловался на то, что взял деньги у Антошки и не спросясь уехал в Москву; потом встретил ребят, идущих из школы с «Часословами», потом наш учитель в школе, который ставит на колени, бьет и учит молитвам, и так ясно сделалось бедственное положение народа, от которого старательно скрывается…*

168. Я. П. Полонскому

1891 г. Февраля 26. Ясная Поляна.

Благодарю вас за книгу и за дружеское письмо*, дорогой Яков Петрович. Я прочел книгу, и больше всего – очень мне понравилось – первое стихотворение «Детство».

Правда, что я иначе смотрю на стихи, чем как я смотрел прежде и как смотрят вообще; но я умею смотреть и по‑прежнему. Мне давно уже хочется высказать пояснее и покороче, почему я смотрю иначе на искусство вообще, чем большинство, и почему не могу смотреть иначе; и теперь даже занят отчасти этим предметом*.

Я слышал про вас от Страхова и рад был узнать, что живы и здоровы. Желаю вам всего лучшего. Передайте, пожалуйста, мой привет вашей жене и бывшему мальчику, которому Тургенев милый рассказывал сказки про незнайку*.

Л. Толстой.

169. Л. П. Никифорову

1891 г. Марта 31. Ясная Поляна.

Очень, очень был рад получить ваше доброе письмо*, дорогой Лев Павлович. Я последнее время не избалован выражениями ласки и любви и потому особенно ценю их, тем более от людей, которыми дорожишь.

О Бутсе и Армии спасенья* не хочется говорить; придется осуждать, а это всегда тяжело, а особенно теперь, в том радостном настроении работы, в котором я нахожусь. Скажу, как Гамалиил: «Если от бога это дело, то как бы не быть врагом дела божья, а если не от бога, то оно само погибнет»*.