Оригинальность, или, лучше сказать, исключительность, единственность идеи Раскольникова лучше всех уловил недалекий, но неиспорченный, естественный Разумихин.
«– Ну, брат, если действительно это серьезно, то… Ты, конечно, прав, говоря, что это не ново и похоже на все, что мы тысячу раз читали и слышали; но что действительно оригинально во всем этом, – и действительно принадлежит одному тебе, к моему ужасу,– это то, что все-таки кровь по-совести разрешаешь, и, извини меня, с таким фанатизмом даже… В этом, стало быть, и главная мысль твоей статьи заключается. Ведь это разрешение крови по совести, это… это, по-моему, страшнее, чем бы официальное разрешение кровь проливать, законное…»
«Люди так глупы» – так рассуждал герой Достоевского. Раскольников постоянно огорчается и возмущается глупостью большинства, не понимающего своего положения, не ищущего путей к избавлению от своих тягот, «подло» притерпевшегося к существующему несправедливому порядку.
Психоидеологической подпочвой мыслей Раскольникова является ожидание «конца века», крутых перемен или же разрушительных катастроф. Мир, как он сложился, болен и гнил, он достоин гибели и обречен на гибель. Конец близок, при дверях, но все ли готовы к концу?
В воспаленном мозгу Раскольникова бродят аналогии и с французской революцией, и с пришествием Христа, и мысли об имеющих вот-вот разразиться уличных боях. И на каторге, после того как идея Раскольникова уже потерпела крушение, ему все грезится тревога, набат, резня, всеобщая гибель.
Настроением кануна каких-то необыкновенных перемен, прихода решительной минуты, жадным ожиданием немедленной справедливости охвачена Соня, которая вызывает у Раскольникова предположение об ожидании ею чуда. «Разве так можно сидеть над погибелью, – задается он вопросом, – прямо над смрадной ямой, в которую уже ее втягивает, и махать руками и уши затыкать, когда ей говорят об опасности? Что она, уж не чуда ли ждет? И наверно так».
Читая Раскольникову о воскрешении Лазаря, Соня с особым волнением, раздельно и сильно, «как бы с болью переведя дух», выделяет обетование: «Так, господи! Я верую, что ты Христос, сын божий, грядущий в мир». Она даже остановилась и быстро подняла на Раскольникова глаза, когда произнесла это обещание о приходе Мессии в мир.
Разочарованный Раскольников абсолютизировал свой – ограниченный и субъективный – исторический опыт. Размышления подсказывали ему, что массы бессильны и что рассчитывать в схватках за судьбы человечества на природу человека не приходится. Люди – пигмеи, люди – низки, гадки, но и нельзя перестать болеть их болями, мучиться их страданиями, нельзя допустить, чтобы такие, как Катерина Ивановна, как Соня, как Дуня, оставались несчастными, чтобы дети пошли крестным путем своих отцов и дедов. Муки людей вопиют, они стонут, плачут и зовут. Раскольников не хочет этих бесконечных жертв, он не может уже больше смотреть на всех этих бесчисленных раздавленных в вечной войне за существование: «…Сонечка, Сонечка Мармеладова, вечная Сонечка, пока мир стоит! Жертву-то, жертву-то… вы измерили ли вполне? Так ли? Под силу ли? В пользу ли? Разумно ли?»
Нет справедливости на земле, нет бога на небе. Но есть страстное негодование на жестокое общество, на несовершенство, зло и глупость человеческой природы, есть страстная жажда справедливости. И вот он, Раскольников, во имя спасения ближних и дальних, во имя будущего человечества, во имя воскрешения уже смердящего Лазаря готов взять на себя всю власть и ответственность.
В этом насильственном наделении счастьем множеств свобода деланья счастья остается только у тебя – у твоей исполинской личности, все остальные – облагодетельствованные рабы. В этой концепции заключено зерно Великого Инквизитора, а в Раскольникове проступают черты Великого Инквизитора.
Великий Инквизитор понимает и по-своему даже любит Христа, он только считает, что цели Христовы могут быть осуществлены антихристовыми средствами. Он не с Христом, а с Антихристом. И Соня говорит Раскольникову: «От бога вы отошли, и вас бог поразил, дьяволу предал!...»
В Раскольникове заключено зерно и человекобога и Великого Инквизитора, но в своем романе, в «Преступлении и наказании», он видит свою роль прежде всего в том, чтобы стать синтезом Наполеона и Мессии.
КРУШЕНИЕ ИДЕИ РАСКОЛЬНИКОВА
Три момента важны в теории Раскольникова: альтруистический – помощь униженным людям и месть за них, эгоистический – когда «все позволено» и решил испытать себя, и, наконец, самоказнь –- когда оказалось, что «не выдержал».
Идею Раскольникова образует слияние обеих антитез в единое целое, в новый, качественно своеобразный синтез. Наполеон, в сердце которого проникало сострадание, переставал быть Наполеоном, терял уверенность в себе, в своей идее. Мессия, прибегнувший к наполеоновским средствам, перестал быть Мессией. Это реальное и взрывчатое противоречие и придало роману Достоевского грандиозное значение. Оно не давало Раскольникову возможности устоять на уровне его идеи.
Опасности поджидали его со всех сторон, и прежде всего внутри него самого, в его сознании, в его совести. Совершенное им преступление неумолимо влекло за собой крушение его идеи, его замысла.
Раскольникову кажется, что другие не могут его понять из-за эстетической брезгливости. На самом деле он сам ощущает брезгливость. Рефлектирующее сознание, постоянно взвешивающее вопрос о соответствии средств и цели, является почвой, на которой развилось у Раскольникова чувство страха. Молодой человек страшился, что проба его ни к чему не приведет. Если он попадется в самом начале пути – погибнет и он, и выношенная им идея. Особенно ясно обнаруживается природа страха главного героя в чувстве, которое он испытывает перед смиренной и любящей его Соней. Соня в иные минуты ему страшнее, чем Порфирий Петрович со всеми его ловушками. Если права окажется Соня, тогда терпят окончательное крушение все его замыслы: «Да и страшна была ему Соня. Соня представляла собой неумолимый приговор, решение без перемены. Тут – или ее дорога, или его».
Наказание Раскольникова не имеет ничего общего с государтвенно-криминалистическими теориями, даже в самой тонкой их форме. Преступная воля Родиона сама требует наказания за содеянное преступление, а наказание рассматривается в качестве осуществления собственного права преступника, как разумно-нравственного существа.
Раскольников не может перед самим собой защитить свою правоту – и не может поэтому развернуть после убийства цепь последующих действий. Идея потерпела крушение не только по внутренней логике своей, но также потому, что она была отвергнута угнетенным и гибнущим народом, во имя которого она и была в таких страдальческих усилиях надумана и вынесена. Родион был отвергнут народом как убийца не по стечению обстоятельств, а как носитель и осуществитель принципиально неприемлемой идеи.
Крушение героя Достоевского свидетельствует о развитии личности, оно содержит в себе уроки из пережитого. Неустанные художнические искания Достоевского доказывали, что цинизм и безнадежность неоправданны, что зло подточено, что выход есть, нужно во что бы то ни стало его найти, и тогда взойдет утренняя заря человечества.
РАСКОЛЬНИКОВ И СОНЯ
Направление исканий Раскольникова, сосредоточение его внимания на тех или иных философемах, его собственное идеетворчество было связано с его характером, его душевным строем. В число трудноуловимых и полностью никогда не установимых условий, почему то или иное лицо загорается приверженностью к этой, а не другой идее, входит и то, что называется натурой.