Смекни!
smekni.com

Становление языка и мифологии коммунистической диктатуры (стр. 6 из 6)

Хорошо тому живется, Кто записан в бедноту,Хлеб на печку подается, Как голодному коту.

Когда Ленин умирал, Сталину наказывал: Меньше хлеба ими давай, Мяса не показывай! Едет Сталин на телеге, А телега на боку.

Ты куда, товарищ Сталин? За налогом к мужику.

Едет Сталин на корове, У коровы один рог.

Ты куда, товарищ Сталин? Раскулачивать народ.

Советская власть, Чем ты недовольна? По амбарам, сундукам Ходишь самовольно.

Раскулачивают дролю Но какой же он кулак?! Они живут-перебиваются Со хлеба на табак.

Если б не было зимы, Не было бы холода, Если б не было колхозов, Не было бы голода.

Невозможно не почувствовать в этих строках крестьянина, крестьянскую психологию и трагедию русского крестьянина.

Следы взрослой политики обнаруживаются даже в детском фольклоре.

Все советские школьники повторяли переиначенные пушкинские строки: "У Лукоморья дуб срубили..." Восходят они к вполне взрослому и весьма острому тексту: У Лукоморья дуб срубили, Златую цепь в Торгсин снесли, Кота в котлеты изрубили, Русалку паспорта лишили, А лешего сослали в Соловки.

И вот теперь то место пусто, Звезда там красная горит, И про вторую пятилетку Сам Сталин сказки говорит.

Это 1932 год... Я проследил историю стишка за 60 лет. Удалось собрать более 50 его вариантов. Каждая эпоха добавляла свои краски и детали. Запись 1990 года: ...Там сень и дом видений полны, Там на заре воняют волны.

Там тридцать витязей прекрасных В помойке ищут два рубля, А черный дядька, черный вор У них уже пятерку спер.

Там царь Кощей над златом (или: над водкой) чахнет, Не подходи гранатой трахнет.

И там я был, и ел, и пил, У моря видел дуб весь черный, Под ним сидел, и кот ученый Свои мне сказки говорил. (23).

Наконец существует лагерное творчество, стихи и песни репрессированных. Это целый пласт культуры советской эпохи. Недавно в Петербурге прошла международная конференция на тему "Фольклор ГУЛАГа". Надеюсь, скоро выйдет сборник материалов этой конференции. Приведу из него лишь один текст, записанный мною в 1956 году, хотя содержание его относится к военному времени: На берегах Воркуты Столбы уходят в туман Там живут зека, Желтые, как банан.

Угль воркутинских шахт Ярким огнем горит.

И каждый грамм угля Кровью зека обмыт.

Сталин издал закон, Жестокий он, как дракон.

Тысячи душ поголощает он, И ненасытен он.

Пишет сыночку мать: "Сыночек любимый мой, Знай, что Россия вся Это концлагерь большой.

На фронте погиб отец, Больная лижит сестра.

Скоро умру и я, Не повидав тебя".

Итак, мы видим, что все основные слои русского народа в свободной, неподцензурной устной литературе, если не выступали против советского коммунистического режима прямо, то уж во всяком случае осуждали его, видели его недостатки, жестокость, глупости. Это cобственное искусство народа, его собственные оценки, высказанные без всяких посредников. Политический фольклор имел необыкновенно широкое распространение. Его знали и повторяли все. Даже Горбачев сказал в одной из телепередач: анекдоты всегда нас спасали.

Тексты в защиту советского строя или поддерживающие культ вождей буквально единичны. Возникли они, в основном, в годы Отчественной войны, когда все было забыто во имя борьбы с врагом. При этом и власти шли навстречу ожиданиям: Сталин делал жесты примирения с церковью, стал признавать русские традиции, полководцев, ввел погоны, дореволюционные приветствия ("Здравия желаю!")... Распространялись глухие слухи о том, что после войны распустят колхозы...

Один из самых популярных доперестроечных анекдотов шесть парадоксов социализма: 18 Все хотят работать никто не работает.

Никто не работает план выполняется.

План выполняется ничего в магазинах нет.

Ничего в магазинах нет все все достают.

Все все достают все всем недовольны.

Все всем недовольны все голосуют "За!" Итак, был ли оболванен народ? (О политических борцах здесь речь не идет, но основная масса интеллигенции в городах, городках и селах, переживющая равные со всеми невзгоды и гораздо бо'льшую духовную несвободу тоже народ).

Сломлены или только запуганы были те миллионы, которые создавали произведения, исполненные глубины, мудрости, юмора и в высшей степени, говоря советским языком, самокритичные? Каждый ли человек состоял из двух трудно разделимых личностей из совка и из нормального человека? Или на территории советской страны жили как бы два народа, существовали, развивались, влияли друг на друга, пользуясь ленинским выражением, две культуры? ("Теперь арестанты вернутся, и две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили",писала Ахматова в дневнике 1956 года). (24).

Моя память начинается с конца двадцатых годов. И с того же времени я знаю выражение "порядочный человек", бытовавшее преимущественно в среде интеллигенции. В него вкладывался определенный политический и нравственный смысл: порядочный человек понимает смысл происходящего и не одобряет его, при нем можно говорить все, что думаешь: он не донесет. Вместе с тем, порядочный человек принципиально далек от политики, от партии, хотя попадались среди этой категории людей и коммунисты по рабочей необходимости.

Таким образом, очевидно, на оба отнюдь не филологических вопроса следует ответить положительно. Можно еще и сослаться на Николая Бердяева, торый говорил о противоречивости и антиномичности России, о творчестве русского духа, двоящемся, как и русское бытие. Но дело все-таки не столько в особенностях России и русского духа, сколько в специфике репрессивной системы.

Ни разу не упоминалось здесь имя Оруэлла, хотя почти все факты, штрихи, детали коммунистического бытия и идеологии, запечатленные в публицистических и литературных текстах первых двух послеоктябрьских десятилетий, совпадают с теми, которые можно найти в романе об английсом социализме (ангсоце).

Оруэлл ничего не придумал, в его распоряжении был тот же самый исторический материал. Русский новояз, например, описан А.М.Селищевым еще в 1927 году. Не удивлюсь, если Оруэлл в чиле множества других русских источников использовал и работу Селищева.

Немало внимания уделяется в книге Оруэлла и двоемыслию. Он так определяет это состояние: "Зная, не знать; верить в свою правдивость, излагая обдуманную ложь; придерживаться одновременно двух противоположных мнений, понимая,что одно исключает другое, и быть убежденным в обоих; логикой убивать логику; отвергать мораль, провозглашая ее; полагать, что демократия невозможна и что партия блюститель демократии; забыть то, что требуется забыть, и снова вызвать в памяти, когда это понадобится, и снова немедленно забыть <...>".

Оруэлл всюду и во всем прав. Только одного он не оценил в должной мере здравого смысла народа, пролов, по его терминологии. Да, почти каждый из них примитивен, малограмотен, но все вместе они являют новое качество духовной жизни и миропонимания. Глубокие мысли, озарения и обобщения Оруэлла, как мы могли видеть, гораздо раньше, в 20-30-е годы, были найдены и сформулированы в русском народном творчестве.

Ты в бога веришь? На службе нет, а дома да.

19 Разве это не одна из форм оруэлловского двоемыслия? Сколько страниц и раздумий уделил Оруэлл искажению прошлого, стиранию исторической памяти, сознательной фальсификации фактов, неизбежных при тоталитарном режиме. Это явление запечатлено и припечатано всего одной чьей-то удачной фразой, всего тремя словами, немедленно прошедшими по всей огромной стране: Наше прошлое непредсказуемо.

Список литературы

1. Ленин В.И. Полное Собрание Сочинений. Издание 5-е. Т. 34.М., 1969. С.245.

2. То же. Том 36. С. 269.

3. Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона: Речевой и графический портрет советской тюрьмы. / Авторы-составители Д.С.Бaлдаев, В.К.Белко, И.М.Исупов.М.: Края Москвы, 1992. С.454.

4. Тынянов Ю. Проблема стихотворного языка. Статьи.М.: Сов.писатель, 1965, С.210-212, 246. Общий вывод статьи: "Речь Ленина-полемиста, упрощенная, сниженная, вносящая в традицию ораторской речи и политической литературы быт и потому необычно динамичная, влияющая, есть новый этап в революции этих речевых конструкций".

5. Пантелеев Л. Собрание Сочинений в четырех томах. Т.4.Л.: Дет. литература, 1985. С.265. (В дальнейшем: Л.Пантелеев).

6. Чуковский Корней. Дневник. 1901-1929.М., 1991. С. 111-112.

7. Фирсов Б.М. От веры в миражи к осознанию повседневности. Звезда, 1993, N 2. С. 151.

8. Правда, 1919, 15 января.

9. Чуковский. Ук. соч. С. 158.

10. Письмо Бориса Лавренева. Подготовка текста и комментарий В.Бахтина.Искусство Ленинграда, 1989, N6. С.64.

11. Платонов Андрей. Государственный житель: Проза. Ранние сочинения.

Письма. М.: Сов. писатель, 1988. С.530-531.

12. Правда, 1919, 1 апреля.

13. Правда, 1919, 5 мая.

14. Чуковский. Ук. соч. С. 274.

15. Подобные объявления мне не раз встречались в газетах того времени.

Однако, не имея их под рукой, цит. по кн.: Анненков Юрий. Дневник моих встреч: Цикл трагедий. Т.1. Л.: Искусство, 1991. С. 186-187.

16. Правда, 1919, 25 апреля.

17. Правда, 1919, 18 февраля.

18. Короленко в годы революции и гражданской войны. 1917-1921. Сост.

П.Н.Негpетов. Benson, 1985.

19. Михеев В. "Совок" в переводе на английский.Известия, 1993, 18 февраля.

20. Granin D. Sowo'ks fehlende Scham.Suddeutsche Zeitung, 1993, 22/23 Mai.

21. Мазилкина И.Е. Смерть языка (Наблюдения, основанные на документальных источниках 1918 года).В кн.: Русская поэзия: Год 1918. Даугавпилс, 1992. С. 95-106.

22. Анненков. Ук. соч. Т. 2. С.176.

23. Более подробно о политическом фольклоре см. наши публикации: Нарордное мнение: Вольные частушки.Нева, 1989, N 6. С. 193-196; Политические анекдоты из собрания Владимира Бахтина. Вып.1-6. Л.,1990; У Лукоморья дуб срубили: Маленькая школьная Пушкиниана.Нева,1993, N 1. С.275-277.

24. Чуковская Лидия. Записки об Анне Ахматовой. Том 2. 1952-1962.Нева, 1993, N 4. С.80.