Дотошные учёные уже много лет ведут споры об авторстве "Слова". Одни ищут его среди современников похода Игоря (конец XII века), другие предполагают позднюю стилизацию. Не хочу вникать в их прозаические дискуссии!
От умерших людей остаются портреты и фотографии, могилки и надгробия, милые безделушки и фамильные драгоценности. От безымянного автора "Слова" нам осталась россыпь блистательных и пламенных слов. Попробуем вглядеться в них, может быть так, как при рождественском гадании, мы сможем лучше увидеть его.
"Не пристало ли нам, братья,
начать старыми словами
печальные повести о походе Игоревом"
Так начинается "Слово". Печально и медленно, словно старческая речь. Но не будем спешить! С каждой строкой разгорается жар повествования. Мы словно слышим, как всё громче звучит сочный голос, мы словно видим воодушевлённые глаза.
"... скрепил ум силою своею
и поострил сердце своё мужеством"
Да, так может сказать не каждый. Мы чувствуем умелого воина, привыкшего владеть своим телом, как оружием, для которого меч -- продолжение руки, чьи глаза выискивают цель.
Для него битва, война -- не простое столкновение сил и воль. Нет, это и таинственный обряд и мы шепчем зачарованно:
"Хочу <...> копьё преломить
на границе поля Половецкого;
с вами, русичи, хочу либо голову свою сложить,
либо шлемом испить из Дону."
А в конце поэмы мы видим страшную свадьбу, где невестой -- смерть:
"тут кровавого вина недостало;
тут пир закончили храбрые русичи:
сватов напоили, а сами полегли"
Но не только смелый и сильный воин виден за страницами "Слова". Здесь строки дышат космическими видениями и чарами. Один испанский философ сказал: "у меня болит Испания". Это может показаться красивой фразой, но вслушаемся в "Слово" и мы услышим человека, который чувствует русскую землю, как свою грудь. Он смотрит направо и видит Дунай, налево -- Дон. Его герои, как мифические титаны, перешагивают степи и реки, седлают коней в других городах, пересвистываются через земли и страны.
"Дети бесовы кликом поля перегородили,
а храбрые русичи перегородили червлёными щитами."
Автор и тонкий поэт, перебирающий слова, как драгоценные бусы, украшающий строки перстнями сравнений:
"растекался мыслию по древу";
"просыпав русского золота" (это о князе, погубившем воинов)
"На Немиге снопы стелют головами,
молотят цепами булатными,
на току жизнь кладут,
веют душу от тела."
От космических видений Автор легко переходит к земной политике. Как русские города и реки, так же легко перечисляет он русских князей и просит, увещевает, взывает к ним:
"Загородите полю ворота
своими острыми стрелами
за землю Русскую,
за раны Игоревы"
А от рассчётливых князей Автор уходит к безутешной Ярославне, умоляющей Ветер, Воду и Солнце. И шепчет за неё волшебные слова:
О ветер, ветрило!
...
О Днепр Словутич!
...
Светлое и трижды светлое солнце!
Таким я и вижу его. Сильным воином, мудрым чародеем, тонким поэтом.
Он стоит в глубине веков, между Доном и Дунаем, и благоСЛОВЛЯЕТ нас.