После прямого столкновения (сразу – гл.32) начинается взаимопроникновение противоположного друг в друга. Природа в Гумберте начинает проявляться все ярче – иногда даже перекрывая всю его культуру: “Сирота, - думал он о Лолите, - одинокое брошенное на произвол судьбы дитя, с которым крепко сложенный, дурно пахнущий мужчина энергично совершил половой акт три раза за одно это утро …”, - Гумберт-эстет говорит, что поступил “глупо и подло”, но в то же время природа “клокотала” в нем, и “к терзаниям совести [культуры] примешивалась мучительная мысль, что ее скверное настроение, пожалуй, помешает ему [Гумберту] вновь овладеть ею”, - первая победа над традициями. Первое же “окультуривание” Лолиты было весьма временным, и, в общем, поверхностным – ее “скверное настроение” прошло уже к середине ночи, и она с Гумбертом “тихонько помирилась”. Т.е. первое столкновение закончилось обращением Гумберта- Гумберта к природе в лице Лолиты.
Но Гумберт все еще – олицетворение культуры, а Лолита – природы: Гумберт мыслит, Лолита впитывает мир, не анализируя. Гумберт романтичен в силу традиций, Лолита отрицает романтику в пользу естественности (“местные развлечения: Верховая Езда. На главной улице можно часто видеть верховых, возвращающихся с романтической прогулки при лунном свете”, - “и будящих тебя в три часа утра”, - глумливо замечала неромантическая Лолита”).
Между тем Гумберт, в отличие от Лолиты, пытается искать себе оправдание, оправдывается в каждой реплике будто перед Лолитой, а на самом деле перед собой: “Растлением занимался Чарли Хольмс, я же занимаюсь растением… среди сицилийцев половые сношения между отцом и дочерью принимаются как нечто естественное, и на девочку, участвующую в этих сношениях, не глядит с порицанием общественный строй, к которому она принадлежит”. Оправдываясь перед культурой, традициями, сложившимися в обществе и довольно сильными в его сознании (ведь мы помним, Гумберт – носитель культуры), Гумберт оправдывается и перед общественными законами, которые, возможно, с позиции эстетизма и не идеальны, таким образом отходя от идей, заложенных в нем (Гумберт – эстет по определению), от своего естества – культуры, традиций, эстетизма. Можно говорить о том, что Лолита сломала Гумберта, обратила его к себе; природа снова победила культуру.
Что характерно, тема “природа – культура” параллельно развивается и в описаниях ландшафтов, придорожных пейзажей: “Там и сям, в просторе равнин, исполинские деревья подступали к нам, чтобы сбиться в подобострастные купы при шоссе и снабдить отрывками гуманитарной тени пикниковые стволы, которые стояли на бурой почве, испещренной солнечными бликами, сплющенными картонными чашками, древесными крылатками и выброшенными палочками от мороженого… я [Гумберт] терялся в поэтическом сне, созерцая добросовестную красочность бензиновых приспособлений, выделявшуюся на чудной зелени дубов, или какой-нибудь дальний холм, который выкарабкивался, покрытый рубцами, но все еще неприрученный, из дебрей агрикультуры, старавшихся им завладеть”(1 гл., II часть). Из этого отрывка (подобного многим другим) ясно видна указанная выше параллель и очертания ответа на вопрос о созвучии природы и культуры: в дебрях агрикультуры (земледелие – т. е. разумная деятельность человека), даже не смотря на их густоту, холм (“природа” в данном отрывке) остается все же неприрученным, непобежденным. Естественное, вечное, побеждает искусственное, наносное, разум побежден инстинктом. Но так ли это будет с героями?
По мере взаимопроникновения двух противоположных начал в Гумберте все ярче проявляется природное, тем не менее, не заглушая его культурную основу: Лолиточка для него уже одновременно и желанная любовница, и “едва опушившаяся девочка”. Почему же сама Ло не становится носителем культуры в той же мере и с той же скоростью, как Гумберт – природы? Здесь все просто: первичной сущностью людей является природное, инстинктивное, культура – вторичный, приобретенный слой. В частностях – культура как приобретенные знания и навыки занимает в современном мире положение равное, а то и главенствующее по отношению к природе. Именно поэтому я утверждаю, что естество Гумберта в описываемый период– культура, несмотря на то, что архаическим началом людей является природное. Но при этом Гумберт-Гумберт все-таки существо биологическое, поэтому, вбирая в себя природное начало Лолиты, он как бы возвращается к своему историческому началу. А Лолита является первоначально воплощением природы и, попытайся она так же легко принять на себя культурное, т. е. наносное, приобретенное, как Гумберт – природное, историческое – ей пришлось бы отказаться от себя полностью, т. к. культура была бы для нее абсолютно новым содержанием, а оснований для отказа от себя у Ло пока нет. (Вернусь к “Королю…”: Марта быстро возвращается к своей природе – потребовалась фактически только одна встреча с Францем, но для обращения к противоположному – культуре, ей требуется немного больше времени, чем Францу – для поворота к природе. Немного – потому что у нее есть основания для отказа от себя – желание удержать сильного молодого самца (определение Франца с позиции инстинктов).
Дальнейшее развитие действия – Бердслей. Гимназия, где учится Лолита, ставит пьесу со знакомым, запомнившимся и Гумберту, и Лолите названием: “Зачарованные охотники” – любимое Набоковым звено между прошлым и будущим, тайный и фатальный смысл которого становится ясен только тогда, когда оно само присоединяется к минувшему. Пьеса, автор которой еще неизвестен Гумберту, но уже полностью одобрен Лолитой – Клэр Куильти. Природная сущность нимфетки раскрывается максимально ярко – на какие только ухищрения она не идет, чтобы скрыть от “папаши Гумберта” свои намерения, подчиненные инстинктам – бросить его ради драматурга. Даже, пожалуй, не “драматурга” – это понятие подразумевает под собой культурное начало, - а ради более сильного самца (помните, Клэр Куильти – груб, до отвратительного естественен – “косматая грудь”, “черные волоски на руках” – в нем мало “достижений человечества”, скорее он – самец, сильный своей внешней “природностью”, которая и привлекает Ло). Гумберт, благодаря усилившимся инстинктам, чувствует, что отъезд из Бердслея – еще один из “острых пунктов, за которые его судьба имела склонность зацепляться”; но те же инстинкты заглушают в нем разум, который сумел бы помочь расположить эти пункты в логической цепи и проанализировать их с точки зрения событий – Гумберт все больше обращается к природному началу, а ему не свойствен разумный анализ (“мою бдительность усыпило странное поведение Лолиты” и “я неверно истолковал указания рока” 18гл. II ч.). И – новый этап действия: Эльфинстон, больница. Нимфетка исчезла. И сейчас, в том, как он ищет “беглянку”, мы видим уже определенно: Гумберт максимально отошел от своего естества – культуры. Его нимфетка для него – весь мир. “Вообрази, читатель, меня, - говорит он, - такого застенчивого, так не любящего обращать на себя внимание, наделенного таким врожденным чувством благопристойности… придумывающего предлог, чтобы с притворной небрежностью перелистать гостиничную книгу, в которой записаны фамилии, адреса и автомобильные номера проезжих”, - разве не напоминает Гумберт в этой ситуации Лолиту, хитрящую и изворачивающуюся во имя Инстинкта? Гумберт стал таким же воплощением природного, как и Лолита. И в его памяти она уже не тоненькая нимфетка, ребенок с налетом женственности. Его воспоминания делятся на эпохи: когда она была ребенком, и “он писал для нее чепушиные стишки”, а после этого “когда” в его снах она – то Валерия, то Шарлотта [женщины, на которых Гумберт был женат], приглашающая разделить с ней “твердый диванчик, или просто узкую доску, или нечто вроде гинекологического ложа, на котором она раскидывалась, приотворив плоть как клапан резиновой камеры футбольного мяча”, - т. е. вполне созревшая самка. Гумберта-эстета, любящего “хрупкость голых рук и ног … все четыре эти прозрачных, прелестных конечности”, “свечение невинности” на лице угловатой нимфетки, - этого Гумберта больше нет, он смещен Гумбертом-самцом, затоптавшим свое естественное культурное начало во имя ее природного (так Марта обратилась культуре как к естеству Франца), и уже сам себя он называет “патетическим олицетворением природы” (гл. 26 II ч.), а его новая любовница вдвое старше Лолиты и “славная, наивная, нежная, совершенно безмозглая”, - такая, какая требуется мужчине-самцу. Но Рита – всего лишь любовница, а женщиной Гумберта, идеальной самкой для него была Лолита – и он тотчас же, как только он получает надежду на ее возвращение (ее письмо “дорогому Папе”), бросает “славную Риточку”. Он, “видите ли, любит Лолиту”, и ему уже неважно, что она “неимоверно брюхата”, что в ней нет уже ничего от прелестной нимфетки – ведь он давно любит ее с “извечного взгляда” – взгляда природы. И тут, казалось бы, бросить ей мужа с “угрями на потном носу” и “громадным волосатым кадыком” и уйти с несомненно более выгодным самцом, как она сделала однажды, но – с Лолитой тоже произошли метаморфозы: с Диком Скиллером у нее “полное супружеское счастье”, Гумберт был, “в общем, хорошим отцом”, и она старается быть идеальной женой – говорит “мы” и живет планами мужа; Лолита хочет быть “нормальной” с точки зрения общества, традиций, даже в ущерб себе – она отказалась от инстинктивного восприятия мира, сломав в себе естественное, природное начало и став частью культуры . Итак, приняв на себя чуждое ей начало, Долорес Скиллер изменяет своему естеству, и Набоков удаляет ее из повествования подобно Марте.
Гумберт также отказался от себя, отвернувшись от культурного начала. И в его образе мы видим развязку, логическое завершение, разрешение дилеммы, которая для Франца в “Короле, даме, валете” осталась неразрешенной: если Франц не был удален автором из романа, получив только его [автора] презрение, то Гумберт-Гумберт умирает по всем законам набоковской вселенной: герой должен жить в соответствии со своим естественным началом, данным ему автором, а отказавшись от него, герой существовать не сможет, т. к. любой взамен естественному выбранный мир окажется несовместим с ним самим, что неизбежно повлечет за собой смерть.
Как вывод предлагаю представить, что мир, в котором живем мы, существует по законам прозы Набокова, рассмотренным и, хотелось бы думать, обоснованным мною в моей работе. Такими ли тогда нужными и оправданными окажутся многие идеи века, как: эмансипация всех женщин, демократизация всех обществ, равенство всех людей планеты? Возможно, простой выход – предоставление человеку права самому найти свое естественное “я” и жить в соответствии с самим собой – приблизит мир к гармонии быстрее, чем все внешние давления, заставляющие личность изменять себе. Не стоит забывать, что в мире Набокова такая измена “смерти подобна”.
Список литературы:
1. Король, дама, валет./ В. Набоков. Роман с кокаином./ М. Агеев. “Карелия”, Петрозаводск, 1992
2. В. Набоков. Лолита. Издательско-полиграфическая фирма “АНС-принт” Ассоциации “Новый стиль”, М., 1991
3. В. Набоков. Избранное. – М.: Издательство АСТ; Олимп, 1996
4. А. Битов. “Ясность бессмертия – 2”. “Звезда” № 11, 1996