Смекни!
smekni.com

Эпоха царствования Александра II и появление "новых людей", описанных в романе Чернышевского

ЭПОХА ЦАРСТВОВАНИЯ АЛЕКСАНДРА II И ПОЯВЛЕНИЕ “НОВЫХ ЛЮДЕЙ”, ОПИСАННЫХ В РОМАНЕ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО

В конце царствования Николая I страна буквально задыхалась в тисках полицейского режима: во всех российских университетах были закрыты кафедры философии, и даже попытки перевода на живой русский язык книг Священного писания воспринимались как дерзкий вызов устоям общества. Протоиерей Г. П. Павский, преподававший в Петербургской духовной академии, был осужден церковным судом за то, что перевел на русский язык несколько книг Библии и использовал эти переводы на занятиях со студента­ми. В этой удушливой атмосфере окончательно сложились основ­ные направления русской общественной мысли и получил послед­нюю закалку политический и идейный радикализм, который со всей решительностью заявил о себе при Александре П.

Вопросом, неизменно волновавшим просвещенное русское обще­ство, было отношение к религии. В 40-е годы в русскую гуманисти­ческую мысль, которая шла по пути секуляризации, то есть обособ­ления от религии и Церкви, входит идея социализма. Именно эта идея впоследствии выступила в качестве заменителя религиозного мировоззрения. Когда в русской жизни произошел сдвиг в сторону демократизации (освобождение крестьян в 1861 году), различные течения секуляризма становятся более смелыми и активными. Од­нако, даже принимая формы богоборчества, эти движения связаны с напряженными духовными исканиями, с потребностью удовлетво­рить религиозные запросы масс — без христианства, или, по край­ней мере, без Церкви. В 1848 году 20-летний Чернышевский запи­сывает в своем дневнике: “Что, если мы должны ждать новой рели­гии? <...> очень жаль мне было бы расстаться с Иисусом Христом, который так благ, так мил своей личностью, любящей человечест­во”. Но уже несколько лет спустя на страницах своего романа он предается возвышенным грезам о грядущем Царстве Добра и Спра­ведливости, где нет никакой религии, кроме религиозно окрашен­ной любви к человеку...

Идеи Фурье, Сен-Симона и прочих французских социалистов-утопистов пользовались в то время огромной популярностью. (Ими был увлечен и Чернышевский, описавший в романе “Что делать?” жизнь коммуны, созданной Верой Павловной под влиянием “фа­ланг” и “фаланстер” Фурье.) Однако кроме кружка “петрашевцев”, мирно изучавших произведения Фурье (в этот кружок входил До­стоевский), уже формировались и другие, более радикально настро­енные группы молодежи из разночинцев. После неудачной войны 1854—1855 годов, всколыхнувшей все русское общество, эта моло­дежь заявила о себе в полный голос и заговорила языком, которого до сих пор не слышали в России. Яркий образец этого языка мы видим в творчестве Чернышевского, типичного представителя ново­го поколения борцов за свободу и искателей всеобщего счастья.

Он был их идейным вождем, и его мировоззрение, словно зерка­ло, отражает черты “новых людей”, образы которых он обрисовал в своем романе, их “учебнике жизни”. Для нового поколения харак­терно, что оно стоит в резкой оппозиции к предыдущему. Оно упре­кает своих предшественников в “романтизме”, смеется над культом искусства и любовью к отвлеченному мышлению. Новое поколение защищает “реализм”, ищет опоры в точном здании, что порождает чуть ли не религиозное поклонение “точным” наукам, особенно ес­тествознанию. К искусству разночинцы предъявляют совсем иные требования: оно должно указывать пути жизни и воспитывать об­щество в духе новых, “прогрессивных” идей. Верховным принци­пом морали становится у них вера в личность и ее творческие силы, защита “естественных” движений души и наивная вера в теорию “разумного эгоизма”, которой уделено столько серьезных рассужде­ний в романе “Что делать?”.

Трагический путь Чернышевского показывает основное проти­воречие, раскалывавшее сознание “новых людей”: они были мечта­телями и идеалистами, но хотели верить лишь в “пользу”; они вдохновлялись верой в Идеал, а при этом готовы были свести к элементарной физиологии все человеческие чувства. Им не хватало культуры мышления, но они презирали его, считая мысль, не связанную с практической пользой, бесполезной. Они отрицали вся кую религиозную веру, а сами свято верили в свои утопические мечты и, подобно Чернышевскому, приносили себя в жертву буду­щему, отрицая само понятие жертвы... В стихотворении, посвящен ном Чернышевскому, Некрасов написал:

Его послал Бог гнева и печали
Рабам земли напомнить о Христе.