( с помощью наследства ) или выгодно женившись. Рисуя контрастную смену возрастных норм поведения, Пушкин писал:
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,… .
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
А в тридцать выгодно женат;
Кто в пятьдесят освободился
От частных и других долгов.
Что касается образования дворян, то в записке « О народном воспитании», составленной в 1826 году, Пушкин писал: « В России домашнее воспитание есть самое недостаточное, самое безнравственное; ребенок окружен одними холопями, видит одни гнусные примеры, своевольничает или рабствует, не получает ни каких понятий о справедливости, о взаимных отношениях людей, об истинной честности. Воспитание его ограничивается изучением двух или трех иностранных языков и начальным основанием всех наук, преподаваемых каким-нибудь нанятым учителем».
Данная характеристика образования довольно полно раскрыта в «Евгении Онегине».
Характерной фигурой домашнего воспитания был француз-гувернер, которого впоследствии сменял учитель. Француз-гувернер француз-учитель редко серьезно относились к своим педагогическим обязанностям:
Судьба Евгения хранила:
Сперва Madame за ним ходила,
Потом Monsieur ее сменил.
Ребенок был резов, но мил.
Monsieurl`Abbe, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил
И в Летний сад гулять водил.
Оказывается, для того, чтобы завоевать положение в обществе, необязательно было много знать:
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал и кланялся непринужденно;
Чего ж вам боле? Свет решил,
Что он умен и очень мил.
Военное поприще представлялось настолько естественным для дворянина, что отсутствие этой черты в биографии должно было иметь какое-либо специальное объяснение : болезнь или физический недостаток, скупость родителей, не дававшую определить сына в гвардию (в соединении с фамильным чванством, отвергавшим слишком «низкую» карьеру офицера). Герой пушкинского романа получил только домашнее образование, чем выделялся из числа сверстников, встретивших 1812 год в возрасте 16-17 лет.
Не менее бессистемный характер носило образование молодой дворянки. Схема домашнего воспитания была та же, что и при начальном обучении мальчика-дворянина: из рук крепостной нянюшки, девочка поступала под надзор гувернантки – чаще всего француженки, иногда англичанки. В семьях, где нанять хорошую гувернантку не было средств, а дать девушке образование все же считали необходимым, прибегали к помощи пансионов.
Как отмечает Ю.М.Лотман, Пушкин колебался в том, какой тип воспитания дать дочерям Прасковьи Лариной. Глубокая разница в отношении автора к героиням исключала возможность одинакового воспитания. Показав, что Татьяна в совершенстве знала французский язык, и, следовательно, заставив нас думать о наличии в ее жизни гувернантки-француженки, автор не говорит об этом прямо. Подчеркивая в поведении Татьяны естественность, простоту, Пушкин не мог включить в воспитание героини упоминание о пансионе. Поколение Татьяны можно представить «…барышней уездной,
С печальной думою в очах,
С французской книжкою в руках».
Значительную часть умственного кругозора дворянской девушки XIX века определяли книги. Сердечная жизнь, время первых увлечений молодой читательницы романов, начинались значительно раньше. Выйдя замуж, юная мечтательница часто превращалась в домовитую помещицу-крепостницу, как Прасковья Ларина, в столичную светскую даму или провинциальную сплетницу. Автор подчеркивает даже умственную отсталость провинциальных дам, даже по сравнению с не высокими критериями образования и глубокомыслия провинциальных помещиков: «…разговор их милых жен
Гораздо меньше был умен».
Опираясь на слова Ю.М.Лотмана, мы знаем, что единственной выгодной отличительной чертой духовного облика женщины было то. что дворянская женщина начала XIX века значительно меньше была втянута в систему служебно-государственной иерархии, и это давало ей большую свободу мнений и большую личную независимость.
Место действия играет в романе специфическую роль. События все время развиваются в конкретном пространстве: в Петербурге, в Москве, в деревне, на почтовом трактире, но автор не дает детального описания места действия. интерьера домов. Твердо зная, что читатель знаком и с внешним, и с внутренним убранством обыкновенного помещичьего дома в деревне, и с интерьером петербургского аристократического особняка на набережной Невы, он делает лишь незначительные указания:
1). «…легче тени
Татьяна прыг в другие сени…»
2). «В передней толкотня, тревога;
В гостиной встреча новых лиц…»
3).«…для гостей
Ночлег отводят от сеней
До самой девичьи…»
4). « Нет ни одной души в прихожей.
Он в залу; дальше; никого».
По этим указаниям читатель пушкинской эпохи легко представлял картину. Весь пространственный мир романа делится на 3 сферы: Петербург, Москва, деревня. Реально в произведении представлен лишь Петербург – аристократический и щегольской. Это Невский проспект, набережная Невы, Миллионная (ныне улица Халтурина), возможно, набережная Фонтанки (вряд ли гувернер водил Евгения в Летний сад издалека), Летний сад, Малая Морская (ныне улица Гоголя) – «Лондонская гостиница», Театральная площадь.
Планировка петербургского дома в начале XIX века, как правило, предполагала вестибюль, куда выходили двери из швейцарской и других служебных помещений. Отсюда лестница вела в бельэтаж, где располагались основные комнаты: передняя, зала, гостиная, из которой, как правило, шли двери в спальню и кабинет. Онегин во время последнего свидания с Татьяной также проходит всю анфиладу помещений вплоть до интимных внутренних покоев (прихожую, залу, гостиную):
Нет ни одной души в прихожей.
Он в залу; дальше (т.е. в гостиную): никого.
Дверь отворил он.
Московский пейзаж строится в романе иначе, чем петербургский: он рассыпается на картины, здания, предметы. Улицы распадаются на независимые друг от друга дома, будки, колокольни:
Но вот уж близко. Перед ними
Уж белокаменной Москвы,
Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг.
Длительное и детальное путешествие Лариных через Москву составляет одно из самых пространных описаний в «Евгении Онегине» (ему посвящены 4 строфы ; Пушкин, прибавив «пустой номер» 39-ой строфы, увеличил впечатление скучной, долгой прогулки):
«В сей утомительной прогулке
Проходит час-другой,…».
Характерная черта московского пейзажа – деление города на отдельны , замкнутые мирки : части города, церковные приходы, городские усадьбы с домами-особняками, замки:
«Вот окружен своей дубравой,
Петровский замок».
Административная стройность, тяготение к архитектурным ансамблям Петербурга и уютная пестрота, расчлененность, патриархальная замкнутость московского мира нашли разительное воплощение и в системе адресов. Петербург был городом чисел и координат, Москва – городом собственных имен. Адрес в Петербурге, как правило начинался указанием на улицу или полицейскую часть, к которой относится дом. В московских адресах после указания района следовал, как правило, церковный приход. Пушкин точно следовал этому: В обоих случаях, когда в романе фигурирует московский адрес, как отправная точка указана церковь, к приходу которой он относится: «У Харитонья в переулке»; «Живет у Симеона».
Набор: зала, гостиная, спальня, кабинет – был устойчивым и выдерживался и в деревенском помещичьем доме. Часть действия романа ( 2-7 главы ) сосредоточена в деревенском помещичьем доме. В строфе 17 главе 7-ой мы видим Татьяну сначала в зале онегинского дома, где ей бросаются в глаза «кий на бильярде» и манежный хлыстик на канапе. «Таня дале» – это указание на то, что героиня перешла в гостиную, где продолжаются объяснения Анисьи:
…А вот камин;
Здесь барин сиживал один…
Здесь с ним обедывал зимою
Покойный Ленский, наш сосед.
Жилые помещения, расположенные по одну сторону коридора и на втором этаже, имели низкие потолки и обставлялись просто. Так Онегин поселился не в «высоких покоях», а там, где его дядя «лет сорок с ключницей бранился», где «все было просто» – в задних жилых покоях. На втором этаже часто располагались детские. Там и жили сестры Ларины. В комнате Татьяны был балкон:
Она любила на балконе
Предупреждать зари восход…
По словам Ю.М.Лотмана, балкон был для Пушкина характерной чертой помещичьего дома. Дом ставился обычно на склоне, так, что с одной стороны он казался стоящим на ровном месте, а с другой – открывался вид на скат холма, на спуск к реке или к озеру, на далекие просторы. Не случайно Татьяна, приехавшая в Москву, была поражена отсутствием просторного вида из окна:
Садится Таня у окна.
Редеет сумрак; но она
Своих полей не различает:
Пред нею незнакомый двор,
Конюшня, кухня и забор.
День столичного дворянина имел некоторые типовые черты. Онегин ведет жизнь человека, свободного от служебных обязательств. Право вставать как можно позже являлось своего рода признаком аристократизма, отделявшим не служащего дворянина не только от простонародья или собратьев, тянущих фрунтовую лямку, но и от деревенского помещика-хозяина. День таких людей начинался с вечера и кончался в утренних сумерках:
Что ж мой Онегин? Полусонный
В постелю с бала едет он:
А Петербург неугомонный
Уж барабаном пробужден.
Встает купец, идет разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтенка спешит…
…Но, шумом бала утомленный
И утро в полночь обратя,…
…Проснется за полдень, и снова
До утра жизнь его готова,…
Утренний туалет и чашка чаю или кофе сменялись к двум-трем часам дня прогулкой. Прогулка пешком, верхом, или в коляске занимала час-два. Излюбленное место гуляний петербургских франтов – Невский проспект и Английская набережная Невы. Так и Онегин в эти часы гуляет по «бульвару». Около четырех часов по пополудни наступало время обеда. Молодой человек, ведущий холостой образ жизни, редко содержал повара-крепостного или наемного иностранца: